Завязал так завязал

          *     *     *
Завязал так завязал:
дважды в ту же не засунешь...
Был доступен — как вокзал,
стал опасен — как Засулич.

В четырёх сидишь стенах,
подоконник — пик Насырова:
то ль по-прошлому стенать,
то ли музу изнасиловать.

Время выпало как торг:
пока неженку наклонишь —
все ли связи ты расторг,
чтоб зарыться в её кроне?!

Запустивши пятерню,
в губы выдохнешь ей: «Здравствуй!
Столько лет тебя терплю
в твоей верности дурацкой».

Запах вытекшей смолы,
словно лимфа из коленей:
Ну хоть рот тебе заклеивай!

По глаза её прочтёшь,
словно боги здесь взывают:
— миром правит не расчёт —
а инстинкт на выжыванье!

За открытый интервал
между вздохом и зарплатой,
сколько б грудь ни надрывал —
ребра некому залатывать.

Одиночество стоит
как порфира мимо тела,
где не правит даже стыд —
чтоб болел, как ты хотела б.

Вроде те же б  голоса,
тот же самый рок на сцене.
Но плечо — чтоб обласкать —
как отсутствие расцениваешь.

Где же ангел, что стерёг
сердце, спящее валетом?
Ходишь, смотришь — в четырёх —
как душа — амбивалентен.

Небо стратами пошло,
как обложенное днями.
Видно, внял нам «Эшелон» —
технопарком наводняет.

Так, вложившись в падежы,
в стадном шоке от ИГИЛа,
чьей тут крови подлежит —
как на вызов — реагировать?

На попытку взять реванш,
чтоб построить мир по меркам,
за который, что ни дашь, —
революции померкнут!

Мировой идёт раздел
(что мне явно не по нраву).
Пока музу не раздел —
положенье мог выравнивать.

Слишком много дутых войн
развязал орёл с европой.
Может, внутренняя вонь
разложить себя торопит.

Что там «бархатный сезон»
экзотического сброда.
Коль с Аллахом повезёт —
саранчою мир забродит!

Так, с наплывом сарацин,
крестоносцы будут взяты.
Чьи-то земли прирастив,
станут вровень азиатам.

От Одессы по Дамаск,
развернувшись в полумесяц,
станут голос подымать,
пока всех не перебесят.

Много всяких на Москву
наплывает отовсюду.
Но Москва им не Мосул —
враз всех страждущих остудит!

Верно также, что взойдёт
ночь полярная над нами;
где любой собор — как дзот:
он не даст себя динамить.

Старый Рим достался в дар
(как ребёнку пара туфель).
С тем и «звездности» придал,
чтоб скорее они стухли.

Время сердцем выбирать:
на какую участь клонит.
Византийская тетрадь
обрела себя в короне.

На печати громких царств,
на ристалищном порыве.
А коль надо побряцать —
чтоб и в том не стопорилась.

В мутном небе много вьюг.
Но и музы в нём найдутся,
что гнездо себе совьют
и отложат яйца в думцах.