Инквизитор
Раздались гулкие шаги.
Свистели сквозняки меж щелей.
Им, завывая от тоски,
Протяжно вторил эха ветер.
Чадили факелы на стенах,
Вокруг уродливые тени
Плясали в их неверном свете,
Собой рисуя силуэты
Весьма пугающих картин.
Одетый в черную сутану,
Шел инквизитор к обвиняемой –
Жестокой веры паладин.
Он молод был, едва ли тридцать,
Но лик его оттенком был,
Как пожелтевшие страницы,
Которые он так любил
Читать в своей угрюмой келье
При свете свеч или луны
На жесткой узенькой постели.
Его шаги были полны
Решимостью суровой веры.
Вот он пришел. Открылись двери.
В углу каморки перед ним
Предстала женская персона.
Почудилось на миг знакомой…
Весьма хрупка, с лицом худым,
В нелепый балахон одета,
А волосы какого цвета
Не разберешь, комком все сбились,
Когда-то же волной струились
По дивным девичьим плечам.
Священник приступил к речам:
-Покайся, ведьма, ты до срока
Наутро будешь сожжена,
Как мерзкое дитя порока.
Огнем в аду опалена,
Ты за лихие злодеяния
Получишь в мире воздаяние.
Но коль признаешься во всем
И примешь честной покаяние,
То душу, может быть, спасешь.
Фигура вздрогнула в углу:
-Жан? Ты ли это, детства друг?
Не может быть! Я сплю иль брежу!
Прошу, скажи, что не забыл
Меня, дай слабую надежду!
Ты с нами в доме рядом жил.
Прошу, скажи, что помнишь детство
Дочь графа, в замке по соседству.
Ты знаешь, я не виновата!
Спаси! И ради той любви
Что в нас с тобой была когда-то
Мне милосердие яви…
Священник вмиг остолбенел
Он вспомнил все, что так хотел
Забыть за долгие здесь годы.
Как было сердцу горячо
От чувства жизни и свободы,
Оно ведь теплилось еще
В груди его на самом донце.
Те васильковые глаза…
И кудри яркие как солнце…
Скатилась горькая слеза
Предательски с щеки его.
Но как же так? И отчего?
Несбывшееся в жизни чудо.
И здесь в тюрьме? Зачем? Откуда?
Ах, как же было нелегко
Оставить это, позабыть.
Ведь где-то в сердце, глубоко
Он продолжал ее любить
И жаждал встречи. Но не здесь.
Не в этом сумрачном подвале
Хотя другое предпочесть
Им было суждено едва ли.
Она была такой прекрасной…
Но нет! Он все это напрасно
В душе своей разбередил
Но как он мог? Он позабыл
Зачем вообще сюда явился.
Холодный пот по лбу струился,
И было тяжело дышать.
Он молча продолжал стоять.
Она упала на колени
К его ногам. Сомнений тени
Опутывали сетью разум
Но как же он не понял сразу
Все это морок и обман
Она же ведьма и туман
Наслала чарами своими.
Но нет! Ее в бумагах имя…
Действительно пред ним она.
С глаз будто спала пелена.
Она такой казалась чистой,
Но ведь ее судил епископ.
И вынес смертный приговор,
Всех прав лишение, костер.
А вдруг ошибка? Нет нет нет!
Не может быть! Все это бред
Все это бесовские козни,
Но может быть еще не поздно
Перед аббатом повиниться,
Он будет искренне молиться
За отпущение грехов,
Освобождение от оков
Преступной, нечестивой страсти.
Мир рушился вокруг на части.
Язык не слушался его.
Он тихо прошептать лишь смог
В ответ короткое:
-Виновна.
Она отпрянула так, словно
От мощного удара плети.
-Опомнись, Жан! Росли мы вместе,
Меня ты знаешь лучше всех.
Ведь я была твоей невестой,
Молю, во имя сил небесных,
Не принимай на душу грех.
Ты можешь мне хотя бы дать
Кинжал? Хочу я оборвать
Свою судьбу, без мук сожжения.
-Огонь дарует очищение
Твое мне тело не спасти,
Но ты способна обрести
Еще прощение. Покайся.
Пред Ним в грехах своих сознайся,
Тогда Господь тебя простит.
Он милосерден.
–Жан уйди!
Мне это все невыносимо,
Перед лицом своей кончины
Желаю я побыть одна.
Наверно не твоя вина,
Что ты так слеп и предан цели,
Не видишь сути лицемерной.
Молиться буду, чтоб глаза
Твои когда-нибудь открылись.
Как жаль, что не вернуть назад
Те дни, где счастливы мы были.
Прощай.
Она лицом к стене
Застыла в позе напряженной.
Священник вышел потрясенный.
Он выглядел еще бледней
Чем прежде. Несмотря на сырость
Лицо горело как в аду.
Едва-едва в полубреду
Добрался он до кельи стылой.
И на колени опустился.
Всю ночь он истово молился.
Прошли часы. Настало утро
Рассвет забрезжил серой мутью
Монахи собрались во двор
Вокруг столба большой костер
Разложен был. Ввели колдунью.
И руки палачей бездумно
Работу делали. Привычно
Все было, также как обычно.
Жар разгорался, поначалу
Она стоически молчала.
Огонь был в цвет ее кудрей,
Какими их всегда он помнил.
Он становился все сильней,
И вот уже костер огромен.
Она рыдала и молила,
Кричала, проклинала, выла.
Потом затихла. Каждый крик
Священнику вонзался в душу.
Нет, он к смертям уже привык
За годы долгие здесь службы,
Но эта… всех была страшней.
В нем что-то словно оборвалось.
Он чувствовал, как вместе с ней
Душа его в огне металась.
Весь двор пылал в багряном свете,
Тянулся к небу едкий дым,
И затянул унылый ветер
Свой скорбный вой по ним двоим…
Свидетельство о публикации №115030407904