4. Армия

  Осенью 1937 года на призывной комиссии 7/IX я был признан годным и зачислился в войска НКВД. Уволился с работы и до дня отправки в армию был, как говорили,«некрут». Таких нас было в Чирках 19 человек. Признан не годным к службе в армии из нас был один – учитель Василий Прохоров. Так вот, он плакал по этой причине, и пока я прослужил в армии 3 года и 4 месяца и демобилизовался, то к этому времени Василий Прохорович скончался.
  Троих нас из Чирков направили в войска НКВД в одну часть в город Саратов – это кроме меня Яшунин Федор (по-деревенски Купогоров), Королев Иван (по-деревенски Кроткин). 4/X 1937г. всей деревней с гармошкой, с песнями нас троих провожали в армию. Проводили нас до Фроловского оврага, и мы поехали на лошади в Буинск в райвоенкомат, а из Буинска до станции Тюрлема, что в Чувашии. Там распрощались с провожающим нас на лошади братом Федора Яшунина; от станции Тюрлема до Саратова ехали на поезде.
   Приехали в Саратов, нас там, на станции встретили представители части, куда нас направили, и повели в баню. Поснимали с нас гражданскую одежду, связали узлом и надписали, кому этот узел принадлежит и повели на помывку. Помылись мы, и на выходе нас стали одевать в военное обмундирование. Приоделись и строем направились в часть, в 148 отдельный конвойный батальон конвойных войск НКВД. Привели нас в казарму, распределили всех по койкам, разделись и уложили нас спать.
   Вот так стал я красноармейцем. Впервые в жизни я ложился спать в постель, заправленную белыми простынями: одна простынь на матрасе, и одна простынь – одеваться, да еще сверху одеяло. Вот так мы и легли спать, и заснули.
   Раздался громкий голос «Подъем!» Встали с постели ни шатко, ни валко, а около нас военные с двумя угольниками на петлицах, и давай учить нас наматывать на ноги портянки. Сначала они сами наматывали на наши ноги портянки, а потом заставляли это делать нас самих. Одевались мы, а затем учили нас, как заправлять кровать. Закончив эти процедуры, отправились в столовую обедать. Столы рассчитаны на четверых, на столы уже положены тарелки с нарезанными кусками хлеба, не нормы, а бери ешь сколько хочешь. Обед из трех блюд, на третье компот или кисель, да еще чай. Песок выдавали по норме. В выходные дни в обед подавались пирожки. После обеда нас распределили по взводам, и уже командиры взводов и отделений знакомились с нами, проводили беседы, рассказывали нам о распорядке дня: утром зарядка, заправка постелей, умывание и завтрак. Затем занятия, обед в два часа, затем мертвый час, после чего продолжение занятий до ужина, а после ужина личное время. Все время мы находились вместе с командирами своих отделений, командир всегда знал, где и чем занят каждый из нас. Без разрешения командира отделения никто не имел права куда-то отлучиться. Таким образом была исключена возможность, чтобы кто-то мог без ведома командира заставить что-то делать.
    Сначала, до принятия присяги, это два месяца считался карантин. На второй день службы нас собрали на занятия. Занятия проводила женщина, учительница русского языка. Задание было – написать контрольную работу по литературе. В результате моя контрольная работа была признана с оценкой «пять», и меня назначили учителем общеобразовательной дисциплины со всеми вновь прибывшими по русскому языку по определенной программе. Мне было как-то не по себе, когда я появлялся в класс с собравшимися там на занятия, и в это время помкомвзвода подавал команду «Смирно» и докладывал мне о собравшихся на занятие. Я отвечал командой «Вольно» и приступал к занятиям. Все остальное время я занимался со всеми наравне по военной подготовке.
    Уже после первого дня, проведенного в армии повысилась требовательность. Утром по команде «Подъем» уже командиры командуют «Быстро-быстро!», смотрят на часы. Бегом на зарядку, после зарядки заправляли постели также по команде «Быстро-быстро!», «Становись в строй» и проверяли, кто как заправил свои постели, и неаккуратно заправленные командиром расшвыривались, и команда заправить вновь в сжатые сроки. И так каждый день, ужесточая требования.
   Кончился 2-х месячный срок карантина и каждый из нас принял присягу, расписался в этом и после принятия присяги командиры имеют право применять наказания к нарушителям. Началось формирование группы курсантов в школу младших командиров, человек 15. В эту группу зачислили и меня. Командиром нашего 148-го отдельного батальона был очень всеми в батальоне уважаемый капитан Пономарев. Годов, наверное, ему больше 50. В нашей части была и сапожная мастерская, и портняжная, и парикмахерская. Построив какое-то отделение, он осматривал каждого: как подходит шинель по размерам, и тут же давал портным подгонять и по росту, и по прилеганию, и по форме. Он говорил: «Чтобы шел солдат по городу, и об нем говорили: чей это боец? И отвечали: это боец капитана Пономарева». И провожая нас на курсы младших командиров в город Куйбышев, наставлял нас по прибытии в часть в 7-й полк НКВД, при котором были эти курсы для всех частей НКВД Приволжского Военного округа так вот сразу же показать свою строевую выучку, и от этого много зависит авторитет прибывших.
   Прибыли мы в город Куйбышев в январе 1938 года. В 7-й конвойный полк НКВД. Командир полка - майор Седых, тоже почтенного возраста. Начальником курса, или школы младших командиров был майор Цветаев, тоже лет под пятьдесят. Учеба была очень напряженная, особенно физическая подготовка. Работа на турнике, брусьях, прыжки через коня, длительные походы и тому подобное. Майор Цветаев был очень требовательным. Он назначен штабом Приволжского Военного округа. Говорят, он раз попал в очень неприятное положение еще до назначения его начальником курсов. Из округа он прибыл в полк с целью инспекторской проверки. Походив вокруг расположения полка, он заметил, что в одном месте, где раньше были ворота слабо закреплены, и если хорошенько нажать на эти ворота, они упадут. Один из состава караула заметил, как майор Цветаев крутится вокруг и доложил начальнику караула охраны полка о возможных замыслах майора. Начальник караула поставил пост с внутренней стороны забора. И вот когда майор сумел уронить ворота и двинулся вглубь, часовой крикнул: «Ложись!» и выстрелил вверх. Майор лег покорно и начал говорить, что он майор, и разреши встать, часовой крикнул «Молчать!» На выстрел пришли начальник караула и несколько караульных, по телефону вызвали командира полка, начальника военного округа и много других командиров, и только тогда разрешили встать. Надели на него наручники и отправили в округ, наложили там на него взыскание. И все же ему доверили школу младших командиров.
    Зиму мы проводили на 3-ем этаже и занятия проводились в здании полка. Весной нас поместили в лагерь на берегу Волги. Лагерь очень благоустроен, там часто ходили в походы, маршброски километров на 15-20. Так вот, майор Цветаев в этих скоростных маршах шел впереди всей нашей колонны, а из многих курсантов отставали.
    Летом были выборы в Верховный Совет России. Рядом с нашим лагерем были дачные поселки, и вот меня назначили агитатором по выборам. Мужчины уходили на работы, а женщины-дачники собирались на выборные собрания. За мной приезжала машина и привозила к ним. И вот мне было не приятно, что я не научился курить. Сидим, разговариваем – женщины курят большинство из них, а мужчина сижу и хлопаю глазами. Женщины думают, что у солдатика не на что купить папирос и начинают угощать. Ну как отказываться, говорить, что я не курящий, когда они почти все курят? На другой раз я купил себе хороших папирос и тоже решил их поддержать. Ну разве не видно, что я не умею курить, а только подержу во рту дым и выдохну.
    К тому времени почему-то нашего капитана Пономарева заменили другим капитаном, армянином. Услышав об этом, наш командир взвода лейтенант Туманов, который вместе с нами приехал в 7-й полк, он очень расстроился, очень сожалел. Сожалели и мы, капитан Пономарев нам всем очень нравился. Вскоре мы закончили школу и приехали в Саратов в свою часть.
    Встретили нас в родной части хорошо, в клубе устроили торжественный обед – конечно, без водки. Присутствовали на обеде новый командир батальона (точно не запомнил его фамилию), был начальник штаба старший лейтенант Колесников, командир батальона старший политрук Разгонюк. Зачитали нам приказ о присвоении нам званий «отделенный командир», выдали треугольники по 4 штуки, чтобы приколоть к петлицам. Вот мы стали командирами отделений.
    Вскоре в часть прибыли новобранцы и мы, командиры отделений. Так же, как нас когда-то, стали обучать военному делу. Новый контингент также через два месяца закончил двухмесячный карантин, принял присягу и начали вместе с нами караульную службу по охране управления НКВД города Саратова конвоировать в спецвагонах пассажирских – «столыпинских» заключенных из одной тюрьмы в тюрьмы других городов, конвоировать заключенных в областные суды в спецмашинах и нести охрану подсудимых во время судебных процессов и, естественно, слушать выступления в суде прокуроров, адвокатов обвиняемых. У меня остались впечатления, что адвокаты самые умные, грамотные люди. За время службы пришлось побывать во многих городах страны.
    В 1938 году сняли с должности наркома НКВД Ежова и назначили наркомом Л. Берия, и начались массовые пересмотры дел осужденных при Ежове. Очень многих заключенных было освобождено прямо на судебных заседаниях. На одном из судебных заседаний было заслушано дело ранее осужденного. Вновь был вызван в суд следователь Рыков, который до этого вел следствие, вызваны свидетели обвинения. В результате пересмотра дела было установлено, что свидетелями были даны ложные показания в ранее проходившем судебном заседании, а следователь Рыков незаконным образом, с привлечением физических сил, добился признания в совершении преступления от своего подследственного. В результате заседания данного суда было установлено, что ранее осужденный на 10 лет заключения не виновен и освобожден из-под стражи прямо в суде, а свидетели, давшие ложные показания были на этом суде взяты под стражу и на них направлено дело в следствие, а следователю Рыкову был вынесен приговор смертной казни. Так этот следователь, издевавшийся над обвиняемым, при объявлении ему, Рыкову, приговора о смертной казни, упал и потерял сознание.               
  Летом 1939 года я вместе с семью рядовыми старослужащими был направлен в тот же лагерь, где я проходил службу курсантом школы младших командиров в Куйбышевской области (ныне Самарская). Там мы были зачислены и проходили службу в комендантском взводе, охраняли доступы в лагерь, наведение порядка, санитарно.
   Осенью, после закрытия летнего лагеря мы вернулись в свою часть в Саратов. Вскоре сняли с должности наркома обороны маршала Ворошилова, и министром обороны назначен маршал Тимошенко, и в армии начались изменения. Издан приказ о демобилизации из рядов армии призванных в 1937 году, при этом во время демобилизации увольняли в изношенном обмундировании, а так называемую парадную форму оставляли в армии и демобилизовывали в рваной одежде и обуви. Демобилизовали половину людей, и вот еще вышел приказ о продлении срока службы на один год младшим командирам. Правда, установлена оплата сто рублей этому контингенту и предоставление месячного отпуска кроме добавленного к отпуску времени на дорогу домой и возвращении в часть. Так мне был дан отпуск в сорок дней в общем количестве дней.
    Началась война с Финляндией. Из нашего батальона на войну с белофиннами отправились несколько человек хороших лыжников, в том числе и комсостав. В таком положении я стал командиром взвода старослужащих, проводил с ними занятия по всем дисциплинам. В середине февраля мы с командиром отделения Хайрутдиновым отправились в отпуск на 40 суток с учетом времени на дорогу. На поезде доехали до станции Канаш. В Канаше на базаре нашли приехавших на лошадях и на одной подводе поехали в сторону Апастова. Мой товарищ тоже из Апастовского района, его деревня была недалеко от Апастова, немного не доезжая. Ехали, конечно, от ст. Канаш долго, часто приходилось бежать вслед за подводой – так мерзли ноги. Заехали мы к Хайрутдиновым. Встречу нам устроили пышную, очень уважительно мать моего товарища долго растирала мои замерзшие ноги. Ну и усадили нас за стол, хорошо угостили и уложили спать. Наутро, позавтракав, меня проводили в дорогу до Апастова на лошади. Приехав в Апастово, я зашел повидаться на прежнюю мою работу в Райпотребсоюз, в столовую, где меня угостили обедом, и я встретился с чирковским Шуркой Логуновым. Он жил за два дома от нашего дома. Приехали с ним в Чирки, проехали мимо окон нашего дома, остановились. Я вышел из саней, смотрю – из дома бежит ко мне навстречу мама, приплясывая, повторяет: «А ВанЮшка, ВАнюшка» (заглавными выделены гласные, на которые мать делала ударение. – В.А.). Обнялись, поцеловались и пошли в дом. Приехал я неожиданно для нее, радости было и у матери, и у меня беспредельно.
 …………………………………………………………..
В.А.: БУМАГАХ ОТЦА ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ Я НАШЕЛ СЛЕДУЮЩИЙ ОТРЫВОК:
    И вот мы вдвоем с земляком Хайрутдиновым отправились в отпуск домой, хотя шла финская война. Не помню хорошенько, на какой станции, не доезжая до Канаша, мы сошли с поезда и на попутках, подводах направились в сторону Апастова. Зима в ту пору была очень холодная, а ехали мы числа 20 февраля, конечно, в шинелишке, кожаных сапогах. А морозец градусов ближе к 40, так что большую часть дороги бежали за санями.
    Остановились мы у Хайрутдиновых, его дом был почти в полпути от Апастова. Встретили нас его родители очень хорошо. Отогрелись, отпраздновали столь горячую встречу и, переночевав, я направился дальше на попутной подводе. Следующую остановку сделал в Шонгутах, остановился у Королева Михаила Степановича, с которым мы вместе работали в Апастовском сельпо и жили вместе  на квартире, а в это время он перешел на работу в Шонгуты. Хоть он и не любитель выпивать, но со встречей всё же выпили «чекушку»(Чекушка - народное название бутылочки водки в 250 гр.; она же - четвертинка. – В.А.)), а ведь как он говорил, что за всю свою жизнь всего два раза был выпивши. Сходил я в клуб – почти все знакомые. . Проводил девчонку, а на утро проводили меня на полпути до Апастова. И там я, конечно, зашел в сельпо, где работал, в столовую  (она ведь от сельпо), где меня  тоже хорошо встретили. И как раз в столовой встретился с чирковским моим соседом Шуркой Мигуновым (хотя Шурке лет под 40). Он довел меня до дома, и вот выбегает из дома мама, от счастья приплясывает и припевает несколько раз одно и то же: «А ВанЮшка, Ванюшка». Обнялись и пошли в избу. Как она после говорила Пашурке Семен Михайловичевой, что это…
    В.А.Что она говорила Пашурке, мы никогда не узнаем, поскольку рукопись обрывается на полуслове.
…………………………………………………………………………..
    Приехал я домой 23 февраля, в день Советской армии. Вечером пошел в школу, а была школа одновременно и клубом. Там собралось торжественное собрание, посвященное дню Советской армии. Заметили там мое присутствие и пригласили меня в президиум собрания. Ну, конечно, мне пришлось выступить с приветственным словом. После завершения собрания выступил и в художественной самодеятельности. На другой день мы с двоюродным братом Какуниным Николаем поехали на лошади в Юрмали за водкой. В чирковском магазине водки не оказалось, а в Юрмалинском магазине водка была только в чекушках. Поллитровок не было. Купили гору этих чекушек, приехали домой и собрались гости. Отпраздновали встречу. Конечно, жаль, что на этой встрече не было моего брата Феди. В связи с войной с белофиннами он до моего приезда был мобилизован в армию, но на фронт он не попал и письма домой он писал из Закавказья, из города Буйнакск. Служил он в конной артиллерии. Но пока я был в отпуске, Федя демобилизовался и приехал домой, так что и с Федей мы встретились.
   Весна была теплая, снег быстро таял, текли ручьи. Правда, ночью подмораживало и пришлось мне уезжать из дома раньше на несколько дней до окончания отпуска, так как переправляться через Свиягу можно было только когда лед был подморожен. В то время купить билет на поезд без соответствующего документа было запрещено. Мой дядя Костя, брат моей мамы жил в деревне один, и вот он решил уехать к своей дочери, моей крестной Анне Константиновне, которая работала в Москве, и мы решили, что я смогу на свои документы купить ему билет. Вот благополучно 18/III мы переправились через Свиягу, а вез нас на лошади до станции Канаш брат Федя. Распрощались с ним и стали добывать билеты. По своим документам я купил для дяди Кости билет до Москвы, а потом стал покупать билет для себя, но каким-то образом мне ни в какую билет не продают, так как я уже покупал билет. Наверно, они сделали отметку в моем отпускном. С большим трудом мне удалось все же уговорить кассира продать мне билет. И вот так, досрочно на несколько дней, не отгуляв до конца отпуск, вернулся в часть.
Пока я проходил службу в армии, мой брат Федя году в 1938-ом женился на Маше Митрофанчевой. Женился, я сказал бы, не удачно. У Маши была уже дочь, звали ее Надей, после почему-то ее стали звать Тамарой. Родила Маша, когда была девушкой. Мама моя была очень недовольна этой женитьбой, недовольны были и наши родные. Мама не разрешила молодоженам поселиться в наш дом, и они какое-то время жили у машиной матери, но потом всеже пришлось смириться, и мама пустила их жить в наш дом.
    Итак, досрочно на 5 дней я вернулся в свою часть продолжать службу. Летом 1940 года из части направили меня одного в Военно-политическое училище имени Ворошилова в город Ново-Петергоф. Город очень красивый. Явился в училище, сдал направление и приступил к сдаче экзаменов и обследований медицинской комиссии. Прошел обследование медкомиссии, сдал все экзамены и стал готовиться к учебе. И вдруг меня снова вызывают на медицинское обследование и говорят, что я не прошел комиссии у офтоматолога. Я говорю, что у глазника  я был, а меня спрашивают, а в кабинете №12 был или нет? Я отвечаю, что в кабинете №12 я не был. Зашел я в этот кабинет, и передо мной положили на стол книжечку.
  Открывают первую страницу, вторую, третью, четвертую, пятую, шестую. На этих страницах напечатаны множество разноцветных кружочков, и из какого-то одного цвета в отличии от других цветов прочитываю трехзначные несколько цифр, шесть в таких таблицах, или сказать на шести страницах я четко читаю эти цифры с ходу, а вот на седьмой странице смотрю – тоже кружочки разноцветные, но никаких цифр вроде нет. Проверяющий мне говорит: «Смотри внимательно, от этого зависит твоя судьба». Он пальцем обвел означенные цифры – вроде я увидел, но сразу же потерял и опять не могу отличить. И так все оставшиеся шесть таблиц я не смог определить. И тут я узнал, что я дальтоник. А до этого я считал себя каким-то недотепой. Еще в детстве мы с ребятами ходили в лес собирать землянику, и я приходил домой почти с пустым кузовком, тогда как мои товарищи набирали полные.
 …………………………………………………………….
 СПРАВКА:
Дальтонизм, цветовая слепота — наследственная, реже приобретённая особенность зрения человека и приматов, выражающаяся в неспособности различать один или несколько цветов. Названа в честь Джона Дальтона, который впервые описал один из видов цветовой слепоты на основании собственных ощущений в 1794 году. Передача дальтонизма по наследству связана с X-хромосомой и практически всегда передаётся от матери-носителя гена к сыну, в результате чего в двадцать раз чаще проявляется у мужчин, имеющих набор половых хромосом XY. У мужчин дефект в единственной X-хромосоме не компенсируется, так как «запасной» X-хромосомы нет. Разной степенью дальтонизма страдают 2—8 % мужчин, и только 0,4 % женщин.
  После таких проверок меня откомандировали обратно в часть, указав причину отказа в приеме в училище: «по состоянию здоровья». Я отправился в Саратов в свою часть. По пути из Ново-Петергофа в Саратов я заехал в Москву к двоюродной сестре Клавдии Константиновне. Муж Клавы работал в издательстве «Правда» комендантом. Как раз в этот вечер муж Клавы Рябов Петр Степанович пригласил к себе директора издательства «Правда». И вот и меня как гостя тоже усадили за стол, пошли разговоры. Я в ихние разговоры не встревал, чувствовал себя не в своей тарелке. Когда подвыпили, то уже вступал с ними в споры, куда делось стеснение! Переночевав, отправился в Саратов. Приехав в часть, приступил к службе.
    Осенью меня направили на курсы политработников в город Оренбург на 3 месяца. По окончании курса, сдав экзамен, мне было присвоено звание «Младший политрук запаса» - это равнозначно «младшего лейтенанта». В петлице приколот кубик вместо двух треугольников. Такого звания за время прохождения службы еще в части за все время никому не присуждали. В этом звании я в январе 1941 года демобилизовался из армии и приехал домой. В этот же день ко мне пришли домой поздравить с приездом председатель сельсовета колхоза. В это время дома уже была семья Феди: его жена Маша, не родная дочь его и сынишка Витя. Ну и конечно, мама. В таком положении мне оставаться дома и заводить свою семью не было смысла. Как говорится, «двум медведям в одной берлоге не жить». И решил уехать в Казань.
  К этому времени мой дядя Павел Степанович с своей семьей приехал в Казань, поступил на работу на завод №27 плотником. Завод тогда осваивал выпуск авиационных моторов. Получил он от завода квартиру в стандартном поселке в двухэтажном доме на улице «Чапаева» на втором этаже. Квартира не больше 20 кв. метров, кухня, а семья у него была 6 человек: дядя Павел, тетка Анюша, сын Иван лет 18, дочь Настя, сын Витя и сын Валя!
    Вот приехал я к нему и тоже поступил работать на этот завод. При поступлении на завод начальник отдела найма посоветовал мне поступить на работу контролером ОТК (Отдела Технического Контроля. – В.А.). Это, говорит, для тебя будет перспективной работой. И вот я – контролер ОТК, цех №9. Что это за работа, я и понятия не имел. Цех №9 был огромный: группа …(неразб. – В.А.), группа блока, группа алюминиевых деталей (в том числе цилиндры), группа бронзовых деталей, группа электронных деталей, группа чугунных деталей. Каждая группа была равна цеху, где работали в з смены. Завод только еще осваивал авиационный мотор марки «Испано Суиза». Начальник БЦК (Бюро Цехового Контроля. – В.А.) Тупоносов Владимир Иванович сказал мне: «Пойдешь работать в группу электронных деталей» (это деталей из магниевых сплавов) «Учить, - говорит, - тебя некому, группа только еще осваивает изготовление деталей, налаживают станки. Смотри, что и как, вникай, знакомься с технологией, инструментами измерительными. Ты пока там из контрольного аппарата один».
……………………………………………………
 СПРАВКА:В 1932 г. в Казани началось строительство авиационного комбината «Казмаш». В 1940 г. на нём началось освоение производства моторов ВК-105 конструкции В. Я. Климова для пикирующего бомбардировщика Пе-2. Осенью 1941 г. на территорию завода были эвакуированы Воронежский моторный завод № 16, Московский моторный завод № 82 и Московский агрегатно-моторный завод № 219. Объединённое предприятие получило название «Завод № 16». В 1942 — 1946 гг. в Особом конструкторском бюро двигателей (КБ 4-го Спецотдела НКВД) работал С. П. Королёв.
……………………………………………………………..
  Меня вроде не умеющего плавать бросили в реку. Я не имел понятия, что это такое – технология. В глаза не видел никаких станков, никаких измерительных инструментов, и некому меня подучить. И я смотрел, что делают наладчики, мастера, рабочие, как они замеряют. Они замерят размеры штангенциркулем или маузером, микрометром, а я вслед за ними смотрю и отгадываю, что это за размер, например, 20,3 плюс-минус0,2, изучаю технологию. И вот в таком положении мне уже дали двух учеников-контролеров – Виктора Степанова и Тосю (фамилию уж не помню).
    В какой тесноте я жил на квартире у дяди Пани, стеснял их! И я переехал жить в поселок Ново-Караваево к нашему чирковскому Сергею Клементьеву, чувашину. Он года на 3-4 старше меня. Он построил себе приличный дом-насыпушку, ул. Ударная, и держал квартирантов. У Сергея и жены Кати детей не было. Квартиранты у них были я, кроме меня Петр и две подруги Настя и Шура. Настя и Шура спали на кровати у двери входной, я на полу у печки-голандки, Петр тоже на полу с другой стороны голландки, хозяева спали впереди слева, отгороженные от нас шифонером. Платили мы, по-моему, по 5 руб. в месяц с человека и кроме того по два кубометра дров на зиму с каждого квартиранта.