Всадник без головы

Не было в нашем городке человека, который бы не знал Дени. Хотя просто имя Дени никому ни о чем не говорило, все знали его под именем "Безголовый Дени", или же " Дени без головы", нахальная ребятня подшучивала над ним называя его "Всадник без головы", но каждый в той или иной степени был с ним знаком.

Никто не знал откуда он появился и где его семья и есть ли у него на всем белом свете хоть кто-то. В теплое время года, домом для Дени служили зеленые парки, а кроватью кружевные лавочки. С первыми лучами солнца его будили проникновенные звуки певчих дроздов словно звучание грустного романса, наполняя странствующую душу томящим одиночеством.

Питался он в основном от подачек прохожих, иногда выпрашивал у потных продавщиц хлеба или колбасы, бабки злились и бранились, брюзжа давали безумцу хлеба, а порой если они прибывали в хорошем настроении поили его горячим молоком и угощали яблоками.

Каждый считал своим долгом рассказать о Дени разные небылицы, одни говорили, что он тайный работник разведывательных служб и под прикрытием чокнутого бомжа прислан в городок, что бы следить за закулисными махинациями владельцев пивных лачужек, иные рассказывали, что видели его с какими то людьми в черных шляпах и что они передавали Дени какой-то конверт, как предполагалось с деньгами. Но наверное самая правдивая история была та, в которой рассказывалось, как он бежал с далеких краев, насколько далеко располагались эти края не сообщалось, что бежал он от диспута отца, который избивал его с раннего детства.
И вот однажды изувер-отец не рассчитав силы стукнул Дени по голове бутылкой со льдом, да так стукнул, что у него треснула голова и Дени чуть не умер захлебнувшись собственной кровью. Терзаемый угрызениями совести и как-то пытаясь загладить свою вину, лиходей отвез Дени на базар и широко раскинув рукой сказал, "Выбирай что хочешь!".
Но бедному мальчику было не до подарков, левая часть головы над ухом и само ухо сильно распухло и почернело, кровь текла так сильно, что ватную подушку на ране нужно было менять каждые полчаса, ночью его мучили острые боли, однажды он даже хотел отрезать ухо ножом, надеясь, что это хоть как-то притупит его мучения. Спустя полгода рана на голове стала заживать, но остался жирный черный шрам вдоль всего левого полушария, на ране не росли волосы и отец сбривал ему всю остальную растительность на голове.

С тех пор он боялся поднимать руку на сына и вроде бы все наладилось, но что-то в Дени изменилось. Он стал избегать людей, забившись в угол поглаживал голову и приговаривал, "Она на месте, на месте", стал совсем не разговорчив и ночами ходил по пустым улицам не отнимая руки от левого уха, ему все время казалось, что у него нет головы и что бы убедится, что она все еще на своём месте он трогал её каждую секунду.

Когда ему стало мало своего убеждения, он стал приставать к прохожим с просьбой посмотреть, на месте ли все еще его голова. Прохожие с жалостью относились к спятившему Дени и старались всячески его успокоить уверяя, что с головой у него все в порядке.

После смерти отца, не стало никого кто бы мог присматривать за безголовым Дени, и в одно прекрасное утро деревня пробудилась уже без него. Первую неделю соседи заволновались, когда не увидели бессмысленно бродяжничающего паренька, а после некоторого времени вовсе забыли о нем.

Так скитаясь от одной деревушки в другую, от дома к дому "Безголовый всадник" оказался в нашем маленьком городке.

Так случилось, что мне пришлось на некоторое время уехать из нашего города, стоя с чемоданом на перроне я наблюдала как он скитается среди спешащих пассажиров поглаживая свою драгоценную голову. Некоторые отмахивались от него как от назойливой мухи, другие просто проходили мимо. Вдруг, кто-то тронул меня по плечу, я вздрогнула и оглянулась. Дени стоял на против меня показывая дрожащим пальцем на верх, — скажи пожалуйста, ты видишь мою голову? — с тоской в глазах задал он мне вопрос. Такой тоски в глазах человека я не видела еще никогда, как до этого случая так и после. Это были глаза полные боли, какого-то мутного зеленого цвета почти без ресниц, в них я не увидела ни капли безумия, лишь только вселенское отчаянье и сокрушающую тоску.

— Она на месте, моя голова? — повторил он вопрос.
— Да, Дени. Твоя голова на месте, я вижу её. — Едва слышно, стараясь не заплакать пробормотала я.

Дени попытался мне улыбнутся, но губы его оставались неподвижны и только в глазах заискрились огоньки слабой надежды, которую уже через секунду вновь сменила унылая тень и он уже направился к следующему прохожему с вопросом, который превратил его существование в нескончаемый поиск ответа ставшим смыслом всей его жизни.

После двух недельного отсутствия я вернулась домой, в городке ничего не изменилось, разве что с наступлением лета дни стали еще длиннее и щедрое, летнее солнце одаривало доверчивое человечество обманчивыми, фиолетовыми лучами.

Обычно шастающий и докучающий прохожим, Дени не было видно. Не было его и в центральном парке, где он любил проводить вечера под мохнатым опахалом величественного дуба.
Среди городской ребятни, я увидела знакомое лицо соседского мальчишки и знаком позвала его к себе.

— а где безголовый Дени? — спросила я.
 
— его сбил поезд, — по детски беззаботно, промычал мальчишка надувая розовый пузырь.

Позже я узнала, что безголовый Дени как обычно слонялся на вокзале расспрашивая пассажиров на месте ли его голова, целый вечер об бродил по рельсам обгоняя бродячих собак и возможно он находился так далеко в своём воображаемом мире, что не заметил приближавшийся поезд.

Люди долго искали тело Дени, но даже после тщательных поисков его так и не нашли. В смерти его не оставалось никаких сомнений, каждый камешек, каждый куст на месте и вокруг ужасного происшествия был умыт безумной кровью, даже если он и остался жив уйти далеко он не мог, слишком много крови он потерял.

Дени ушел так же таинственно как и появился, никому ничего не объясняя и ни с кем прощаясь. Мне хотелось верить, что он продолжил своё странствование в неизведанные дали, хотелось верить, что там он обретет долгожданный покой и найдет окончательный ответ на самый главный вопрос в его жизни.

Где-то высоко на дереве, матово-черный дрозд запел прощальную песню и одинокие звуки словно звучание грустного романса, наполнили странствующую душу томящим одиночеством.