чужой

Уж если я чужд в этом мире корыстном,
И нет больше дел до меня никому,
я просто смолчу, губы с силою стиснув,
а не смогу, так яростно свистну
и убегу. В «сам-себя» убегу.

Увы! Как собачка, подставил животик,
поверив в закон, что мы крови одной!
Но словно стрелу иль загаженный дротик,
выплевывал с силой прекрасный твой ротик
слова, что пропитаны ядной слюной.

Monsieur Solitude, вот мой адрес отныне.
Сhagrin – моя улица, дом – Lassitude.
Отныне мне сёстра – семейство Уныний,
и блюдом мне будет окрошка полыни,
а прошлая жизнь – лишь пастельный этюд.

Как будто бы сверху увидел я разность
того, что я есть и о чем я мечтал.
И в сердце и в душу вошла эта странность, -
сбежать в nostalgie, такая вот данность,
когда ты уверен, что очень устал.

В такие часы ты становишься пищей
голодной тоске и депрессии злой.
И вроде всё есть, тем не менее нищий:
ни дома, ни друга, в душе зависть свищет,
и солнце твое спешит на покой.

Простите меня, елки-сосны-березы,
не вы мне родня, а степная ковыль.
Она часто снится, она – мои грезы,
о ней вспоминаю и лью свои слезы,
хоть сердце не скажет, где сказка, где быль.

Чужак я для леса, чужак и для гор.
И море меня не прельщает особо.
Зато по душе мне степные сугробы.
Зато по душе мне башкирские тропы
и повалившийся на бок забор.

Monsieur Solitude, вот мой адрес отныне.
Сhagrin – моя улица, дом – Lassitude.
Теперь мои сёстры – семейство полыни,
и блюдом мне служит окрошка уныний,
и ждет меня к Богу небесный пассют.