Леонид Шевчук. Частушки- КГБушки. Часть. 2. , Омск

ЧАСТУШКИ – КАГЭБУШКИ
(Часть II).

Первая часть
http://stihi.ru/2015/02/28/4275

(Подготовка к изданию и предисловие доктора исторических наук С.Г. Сизова)

В этом выпуске альманаха продолжается публикация неподцензурных частушек омского поэта-диссидента Леонида Васильевича Шевчука (19.08.1923, Омск – 09.12.2001, Омск). Первая часть частушек опубликована в предыдущем номере. Политические частушки Леонида Шевчука в основном писались во времена «перестройки», но некоторые из них написаны ранее. Во второй части собраны в основном частушки, посвящённые КГБ, от всесильной власти которого автору сатирических произведений пришлось пострадать. Его увольняли с работы, запугивали, предупреждая о возможности начала уголовного дела.

Частушки Л.В. Шевчука открывают нам советское инакомыслие брежневского и перестроечного времени. И, что особо примечательно, инакомыслие омское, о котором мы знаем не очень много. В частушках этих есть всё и страх, реальный страх перед системой, и гнев, и ирония, и обида, несправедливо пострадавшего человека. И насмешка человека, который всё-таки пережил карательную систему. Данная публикация проведена с машинописной самиздатовской книжки, изготовленной Л.В. Шевчуком в 1992 г., копия с этой книжки была снята мной после знакомство с омским диссидентом. Надеюсь, что публикация частушек Л.В. Шевчука вызовет интерес не только литераторов, но и омских историков.
                Сергей Сизов


Вы, частушки – кагэбушки!
Измывательство – доколь?
Люди – это ж не игрушки.
Когда их ломаешь – боль.

В Сером доме[1], в кабинете,
На четвертом этаже
Занимались мною эти…
Но не прежние уже.

В кабинете – не в подвале,
Я, растроганный, сидел.
А меня увещевали
Мастера тончайших дел.

Там меня не крыли матом
И не били промеж глаз,
А с их опытом богатым
Расколоть могли бы враз.

Что-то в мире изменилось.
Стал покладистей гэбист.
Он, меняя гнев на милость,
В стол задвинул чистый лист.

Я вошёл и как-то сразу
То, что будет здесь, усёк.
Мне за сказанную фразу
Вырисовывался срок.

Он решил повременить.
Оборвал беседы нить.
И досье моё листал.
Было видно, что устал.

В общем я для них бы «птицей».
Говорили, не смеясь.
С буржуазной заграницей
Уточняли мою связь.

Эта аббревиатура
Устрашает до сих пор.
…На меня глядели хмуро,
Уличающее, в упор.

КГБ. Народ особый.
Тут и выучка и нрав.
Их разжалобить не пробуй,
В лапы цепкие попав.

Есть тончайшая работа:
Наступить на хвост врагу.
Где не справится и рота,
Я один зробыть могу.

Не подписывает – в рыло,
Каблуком – на яйца.
Говорят, такое было,
Нынче возбраняется.

Зажимали… Не пускали
Нестандартного меня.
Вижу злобу в их оскале –
Вплоть до нынешнего дня.

В Сером доме нет ковров.
Мебель – стол, два стула.
Вид хозяина суров.
Гость сидит сутуло.

Серый дом пришёлся впору…
Он – системы детище.
Там, ведом по коридору,
Ты ни с кем не встретишься.

Нужен новый Серый дом.
В старом тесно стало.
Уж намечены на слом
Три жилых квартала.

Серый дом – нарыв на теле
У вчерашнего раба.
Неужели в самом деле
Зарастет к нему тропа?

Тот, кто не был в Сером доме,
Очень много потерял.
Там лежит, доносов кроме,
Обобщенный материал.

Мил из партии выходит,
Облегченья не тая.
«Почему?» - его спросила.
Он сказал: «А на …?

Я поэт. Слагатель басен.
Я ироник. Острослов.
Говорят, мой ум опасен
Для общественных основ.

В Сером доме люди строги.
Взгляд с прищуром. Голос сух.
Чувствую: слабеют ноги,
Перехватывает дух.

Побывал я в доме строгом.
Там гэбист, глаза кося,
Предложил бороться с Богом.
Я сказал: «Не справлюся».

Пожелать успехов впредь им…
/Стукачи не ленятся/.
В каждом пятом, даже – третьем
Видят антиленинца.

Всё теперь не так, как было.
Изменился и гэбист.
Но. Как встарь, заходит с тыла,
В своих замыслах нечист.

Мой милёнок в доме Сером
Над бумагами сидит.
Говорят, он сходен с Тьером, -
Только более сердит.

Боль моя их веселила,
Разговор вели, глумясь.
Предо мной сидел Аттила,
Надо мной забравший власть.

Лист бумаги. И чернила.
- Ну, вражина, говори…
ВЧК допрос чинила
Вплоть до утренней зари.

В Сером доме окна жёлты –
До утра не гаснет свет.
Если в списки их вошёл ты,
То, считай, тебя уж нет.

Даром хлеб они не ели.
Дело шло на полный ход.
И держали на прицеле
Весь трудящийся народ.

Я, скользя, ходил по краю.
Бездна скалилась, маня.
Столько лет прошло – не знаю,
Что тогда спасло меня.

Мыслил я всю жизнь «инако»,
Был всю жизнь «под колпаком»,
С Крайним Севером однако,
Только шапочно знаком.

Ездил я всю жизнь трамваем,
Допускал сомнения.
Джугашвили принимаем
Не был мной за гения.

Перестроечный процесс.
Вся Россия вспенена.
Упрекнув КПСС,
Задевают Ленина.

Поглядев из-под очков,
Разъясняет шеф Крючков:
«У ГБ[2] – своя стезя:
Без сигнальщиков[3] нельзя».

Чтобы в жизни взять высоты,
Надо, друг, идти в сексоты[4].
Без поддержки КГБ
Не продвинуться тебе.

Он – фундамент и оплот,
С ним Система крепла.
КГБ бумаги жжёт…
Это ж горы пепла!

Потрудилися немало,
На меня досье собрав.
Только время показало,
Кто был прав, а кто не прав.

В положенье, самом лучшем,
Когда ходит грудь моя…
Мил одною мыслью мучим:
«Не подослана ли я?»

Я, конечно, их боялся:
Ведь без правил шла игра.
Не менял, однако, галса,
Не сворачивал пера.

Ты представь, с каким трудом,
Ум не перестроив,
Допускает Серый дом
Критику устоев.

КГБ преобразует –
Узнаю через печать.
Но, однако, непонятно:
А куда тогда стучать?

Бывший зэк, да не сердись ты, _
Неудачливый в судьбе.
Ты же знаешь, что чекисты
В вечных думах о тебе.

Я, гуляя в поле чистом,
Повстречалася с чекистом.
И пришлось ходить потом
На беседы в Серый дом.

Уставал, ведя допросы
В полуночные часы.
Не гасил я папиросы
Об их лбы или носы.

Мы работали ночами.
Утром валишься в кровать…
Почему же палачами
Стали нас именовать?

Мы работали без брака.
За атакой шла атака…
Наши Серые дома
Породила жизнь сама.

За «единый, неделимый»
Встанем – грудью и горой.
Купиной Неопалимой
Будет наш советский строй.

Коммунист – какое слово!
От него – сияние.
С коммунистом я готова
Совершить слияние.

Как мечтаю я о том,
Жду того момента:
Приглашают в Серый дом –
В качестве агента.

Хмырь хмырём и лаптем лапоть.
А гляди: способен капать[5]!
Да не только «капать» – чать,
Он умеет и «стучать».

Я чекиста полюбила –
Не за совесть, а за страх.
КГБ – такая сила,
Ты всю жизнь у ней в руках.

«Почему не посадили?» -
Задают порой вопрос.
«Не сочли удобным
Или
Дали время, чтоб подрос».

Я хочу сказать о чём:
Быть не просто стукачом.
Коль подался в стукачи,
Слушай всё, везде торчи.

Люди жили и не знали.
Маркс открыл и объяснил.
Прозябавшие в подвале
Набрались ума и сил.

Был и я в красе и силе.
Мне бы петь, как соловью.
Изломали, исказили
Эти люди жизнь мою.

Эта доблестная рать
Будет путчу рада.
Всех-то не пересажать,
Но стремиться надо…

Выдан ордер на арест.
Сам Крючков баланду ест.
Раздосадован, сердит
Нынче в камере сидит.

Эти люди «вашим-нашим»
К тем, кто выиграл, примкнут.
Эти люди, прямо скажем,
Уважают только кнут.

Подмастерья…Мастера ли
Дел заплечных – все они.
Уже руки потирали,
Предвкушая эти дни.

Ждали вы переворота.
Сорвался переворот.
А теперь виновен «кто-то»,
А не вы, гадючий род?

[1] Серый дом – здание в Омске, где традиционно находилось Управление НКВД, позднее УВД и УКГБ по Омской области. И ныне здесь находятся правоохранительные органы и спецчслужбы. [2] ГБ- государственная безобопасность [3] Сигнальщик – негласный агент, «стукач». [4] Сексот- секретный сотрудник. [5] Капать ( сленг.) – предавать сведения спецслужбам, «стучать».

-------------------------------------------
О жизни и творчестве Леонида Шевчука:

Сизов С. Три истории из жизни «провинциального диссидента» [О литераторе Леониде Шевчуке] // Третья столица (Омск). – 2002.– № 2 (101). – 23 января. – С. 8 (начало); № 3 (102).– 30 января. – С.7 (окончание).
http://proza.ru/2012/10/03/1364