Когда la femme снимает крылья света 27

Claire comme le jour.
Ясно как день.

Мы остались впятером: капитан Каратов в гражданском, Вероника в халате, Хосе Игнасио в халате, я в пеньюаре и Лилия майке и шортах. Мне показалось, что Вероника уже достаточно протрезвела, чтобы осознавать, что я не могла быть убийцей Эммы. Она не скрывала напряжения, но во взгляде читалась злость, а не боль утраты, ненависть, а не страх, что на месте Эммы могла быть она. Вероника не извинилась, но вдруг заговорила с достоинством благоразумной женщины, строго, но без оскорблений и излишних обвинений:

— Нечего объяснять вам, каково это прийти домой после любовных утех, а тут такое. Я не знаю, кто озверел до безумия, но эта надпись на французском заставила меня грешить на Дарью Леонардовну. Считайте меня истеричкой, кем хотите, мне все равно, но я требую привести сюда розыскных собак, и пусть они отыщут мои пистолеты и золотые украшения, пока не поздно! Если в доме Окуневых ничего не найдут, я попрошу прощения у Дарьи Леонардовны так же прилюдно, как и назвала её убийцей.

Она повернулась лицом к капитану:
— У вас ведь есть возможность вызвать своих коллег с ищейками? Если хоть одна из ваших собак окажется хоть наполовину похожей на мою Арабель, то уже сегодня мы будем знать, кто вскрыл сейф и убил Эмму.

— Я сделаю всё, что от меня зависит, — нерешительно проговорил Каратов, — но у меня нет волшебной палочки, к сожалению, чтобы ускорить этот процесс.

— Ну, я не прошу вас вызывать спецназ на вертолетах, а всего лишь собак!

— Я должен сделать несколько звонков, — сухо сказал капитан и достал телефон, — а вы бы, Вероника Наумовна и Дарья Леонардовна, сходили, что ли, домой переодеться. Через три минуты трогаемся. Доктор Хосе Игнасио, и вы, Лилия, можете быть свободны, если, конечно, вам нечего добавить относительно ночного происшествия.

— Я не экстрасенс, — Лилия пожала плечами.

— Мне тоже ничего не известно, — сказал Хосе Игнасио ровным спокойным тоном и добавил эмоциональнее: «Вы ведь не задержите Дашу надолго?»

Капитан Каратов вместо того, чтобы ответить Хосе Игнасио, смочил свои растрескавшиеся шероховатые губы и обратился ко мне деликатно и сдержанно:

— Дарья Леонардовна, я не могу не взять у вас показания и не составить протокол, потому что и ваш платок, и ваша помада, и эта надпись на зеркале — всё указывает на вас. Даю слово, что не задержу вас дольше необходимого. А сейчас поторопитесь привести себя в надлежащий вид, и дайте мне сделать несколько телефонных звонков.

Вероника, не дослушав, ушла. Лилия молча ждала меня — нам идти в одну сторону, Хосе Игнасио обнял меня и ласково прошептал: «Всё будет хорошо. Я в это верю. С нетерпением буду ждать твоего возращения».

— У вас три минуты! — поторопил капитан, и мы тоже разбежались по домам.

Итак, я, Вероника и Элфи были доставлены в полицейский участок для составления протоколов. Впервые у меня появилась возможность внимательно рассмотреть «мэра» и пронаблюдать за ним в действии не чужого для Вероники человека. Он производил впечатление озлобленного пекинеса, который злился, но продолжал вилять хвостом. Русые с желтизной волосы прикрывали отогнутые эльфийские уши; лицо круглое с непривлекательными носогубными складками; широкий толстый вздернутый нос; перевернутая улыбка; дряблые щеки и скулы, скрытые под мешками провисших жевательных мышц. Пожалуй, это всё, что отталкивало, но во всём остальном он был великолепен, как Дэвид Копперфильд в исполнении трюка с исчезновением слова. У Элфи были жгучие глаза красивого кофейного цвета, почти черные, с густыми длинными ресницами. Одним взглядом он околдовывал! Не думаете же вы, что Вероника встречалась с пугалом! Элфи отличался крепким телосложением: плечи и шея как у боксера-тяжеловеса, никакого обрюзглого живота, ровные подкачанные ноги. У него были крупные ладони способные без труда удерживать по два громадных арбуза. На безымянном пальце сверкал перстень с черным камнем, а при улыбке — золотая коронка на одном из зубов. Элфи потакал Веронике во всём, старался услужить, приободрить, ластился, ну точно как ручной лохматый пекинес с черными глазами-пуговками. В его тоне присутствовала фальшь, циничные нотки, но Вероника в его присутствии была совершенно другой Вероникой: дерзкой, но человечной и по всем признаком влюбленной.

Глядя на них, у меня отпали всякие сомнения, что Ян Вислюков называл эту парочку гарпиями. Как бы они спелись с Семёном? Любовь втроём?! Не могли же они инициировать ограбление и убить Эмму? Смущало лишь то, что сейф, как выяснилось, действительно был с кодовым замком, и знали шифр только Вероника и Семён.

Кто мог знать шифр кроме них? — этот вопрос постоянно всплывал у меня в голове. — Семён, Вероника; Фаина и Эмма — были как члены семьи; Элфи тоже мог знать — наверняка Вероника хотя бы единожды показывала ему что-то ценное из спрятанного в сейфе, например, свой дамский пистолет или украшения; медсестра Миа тоже бывала у Намистиных в отсутствии Вероники, и её роман с Семёном носил длительный характер — она тоже могла знать и о сейфе, и о том, что в нём хранится, и код могла подсмотреть. Единственной из ненавидящих Веронику, которая не могла знать шифр, по-моему, была как раз Булавкина София, и как подметили старухи, она меньше всего подходила под описание жестокого убийцы, но она первая из всех высказала мне свою неприязнь к Веронике, поэтому я думала и гадала над тем, могла ли София быть гарпией, которую трудно заподозрить в убийстве, в убийствах?

Круг сужался, и интуиция подсказывала мне, что за серией убийств стояла женщина. Женскому коварству нет предела. Я так и сказала капитану Каратову, когда он напрямую спросил меня, отбросив все формальности: «Кого вы подозреваете?»

— Станислав Денисович, — говорила я, — кого бы я не подозревала, у меня нет никаких доказательств, а основываться на «ОБС» (одна баба сказала) недостаточно, чтобы в кабинете капитана полиции называть чьи-либо имена. Вы сами за три недели не сдвинулись с мёртвой точки. Сельские сплетни кого угодно собьют с панталыку, не так ли?! Если убийство Каллисты Зиновьевны не отличалось изощренностью, за исключением шахматной фигурки, которая указывает на двоих заядлых шахматистов посёлка, то убийство Эммы продумали до мелочей. На мой взгляд, планировать убить женщину может только женщина — мужчины существа или не способные на убийство, или импульсивные, действующие под влиянием нервного возбуждения, опьянения, но никак не вынашивающие план расправы над женщиной. Это низко. Какой порядочный мужчина захочет отравить знакомую, подругу, любовницу, жену? Даже женщину, вызывающую неприязнь и отвращение… Конечно, случаи бывают разные, и мужчин убийц может быть ого-го сколько, но чем могла Вероника вызвать столько ненависти к себе, чтобы ей слали в подарок отравленный коньяк или намеревались убить в собственном доме, еще и выпотрошив наизнанку сейф с дорогими безделушками?

Капитан Каратов задумчиво постукивал ручкой по исписанным бумагам, лежащим перед ним:

— Вы заметили, что я не вызвал на допрос Хосе Игнасио, — спросил он, откинувшись на спинку кресла, — а ведь ваши местные взъелись на него не на шутку. Каждый второй, с кем мне приходилось беседовать, называл его имя и говорил, что у Хосе Игнасио давние счеты с Намистиными. Говорят, он импотент. Свечку никто не держал, разумеется, но слухи есть слухи. Официальная информация о том, что ему сделали две дорогостоящие, но малоэффективные операции, у нас имеется. Импотенция для мужчины — большая психологическая травма. Я разговаривал с психологами, и все они в один голос трубят, что Хосе Игнасио может представлять угрозу для виновников своего несчастья. Мотив есть, как ни крути, а вот с доказательствами негусто, если не сказать, что их вообще нет.

Он непрерывно говорил, и я не перебивала, хотя была готова поклясться, что Хосе Игнасио не виноват.

— Я осведомлен, что вы встречаетесь, — продолжал капитан, — допоздна гуляете по окрестностям с Лилией Оливер и Джеймсом Бонитетовым — у кого, как не у вас, я могу поинтересоваться, есть ли повод у Хосе Игнасио мстить Намистиным? Он таки импотент или наговаривают на него?

— Хосе Игнасио темпераментный, страстный и нежный! — воскликнула я. — У нас еще не было столь близких контактов, о которых вы спрашиваете, но я же чувствую, что меня обнимает мужчина, у которого есть порох в пороховницах. Там определенно что-то есть.

Капитан хмыкнул лукаво:

— Тогда ему нет смысла мстить! Я не вчера сел в это кресло, Дарья Леонардовна, — продолжил он серьёзно, — и у меня есть своё видение происшедшего. Слишком ярко обрисован мотив Хосе Игнасио, слишком ярко выглядят улики и против вас, как салатовым маркером надпись на ценнике, и вся эта история с гарпиями — сплошная путаница, но я разоблачу убийцу, или я не капитан Каратов!

Своими подозрениями капитан со мной не поделился, но то, что он не верил в причастность  Хосе Игнасио к убийствам, я поняла — иначе Хосе Игнасио допрашивали бы, как и меня.