Война!

Ты помнишь, душа, те обрывки газеты,
Той самой, в тот день, что нашел на скамье,
Возле дамы в пуха,
Важной,
Всей разодетой,
Возле надписей на
Той поганой стене.

Ты помнишь заглавие красным курсивом
И жженый, измятый дотла уголок,
Который, как будто, полили бензином.
Я бережно вкрался
Глазами меж строк.

"Война!" - нет, не кажется.
Рокот моторов
Соляркой разлитой по полу разит.
Кричит, надрываясь, начштаба Егоров:
"Глухова, там раненый, череп пробит!"

Не помню, когда оказался на фронте,
Сжимая в руках деревянный приклад.
Кричишь: "Эй, ребята,
Хоть кто-то,
Прикройте!",
А сам по окопам. А рядом снаряд.

Контуженый, помнишь, душа, я валялся,
Под землей погребенный. Порядочный слой.
Как Димка потом со слезами смеялся,
Что вытащил, сволочь! Что, мать, ведь живой!

А я под шинелью оборванной грелся,
Пропахший костром.
Наложили бинты
И, вроде бы боль отошла, но от сердца
Ей долго пришлось возлагать те цветы

Уже и не помню, как там очутился,
А, может быть,
Даже...
И не был там я..?
Оторвал от газеты и вдруг прослезился.
Ты помнишь тот день, дорогая душа?