Там цветы горят полевые

«Там цветы горят полевые; слова —
не спасут, но, быть может, оставят
в этих снах...» – но прервёт тишина,
её звуки отчаянно травят.

Чёрных роз докоснуться позволит,
но закрыв от печали глаза:
«Слишком много окрашено кровью;
вспоминаю отрывки из сна —

багровеет мятежное утро,
сонной осени падает тень,
а за ней я увидел — как будто —
что склонилась от ветра сирень;

там шиповник за лесом (к обрыву) —
он всё знает о нас наперёд,
/предположим, что данный отрывок
до конца никогда не дойдёт/

он за каждого веткой цеплялся,
приходивших – тоской забавлял,
обречённых — кто смертью поклялся —
беспощадно шипами пронзал,

но лишь в осень одетый — смеялся,
не пугая прохожих судьбой.
Только с ней, как с собой расставался,
поглощённый безумной тоской.

И цветы становились всё ближе,
наблюдали за тем, как горит...» —
Тихо замер и будто не дышит:
«Жаль, что память так странно болит;

я продолжу — цветы были рядом,
но шиповник, сражённый тоской,
их отринул, и вымолвил сразу:
— Я убит буду ею; рукой

пусть коснётся шипов на прощанье,
так погубит быстрее меня,
и, быть может, себе в наказанье —
так же будет тоской сожжена! —

Но ни слов, ни мольбу не услышав, —
всех цветов затуманен был взор,
лишь шиповник, взывая всё тише,
за собой их тянул в свой костёр...»

И в устах чёрных роз его память:
«Там цветы полевые горят; слова —
их, быть может, и можно оставить,
но забыть эти сны — никогда.»