Новое время

Нефтью крещёный, нефтью распятый
Город замёрзшего вдребезги времени
Раньше ветра здесь гуляли победные —
Но отступили, белые флаги подняв,
В крови недоношенных, в крови перекошенных,
В нашей с тобою никчёмной крови.
И даже столетние стены не вспомнят
                как клятвы давали
                как долг исполняли
                как счастья желали
                всем этим
                иным.

Как подымались народы на подвиги
И в ногу хромую со временем
Свирепо ломились в дикие дали
Смертельной свободы чужие края.
И лица алели бесстрашно, зарёй полыхали,
Кровавой, звериной, чумною зарёй
И бошки как шапки взлетали
И, хрупкие, падали вниз
И поля покрывали бордовым
И тайгу орошали костьми.
А коль иезуиты заморские
И вся их прислуга, да вся их поганая рать
Пытались взять нас осадою, измором и изморозью —
Давали отпор проповедными правдами
Лечили запойно, ставили на ноги
На ноги босые, да в сталь раскалённую
Всем народам пригодную! В заповедную, хмурую сталь.
У них бы, быть может, и вышло, да только не сдали
Ни пяди святейшей земли мы,
Промёрзшей до мозга костей
Бескрайней прозябшей земли.
              А после —
Собирали альбомы, фронтовые записки
Строем шагали, гимны рекли
Рельсы бросали, взмывали с путей
Мёртвых — хранили. Хоронили — детей.
Валили леса семимильными темпами
Воздвигали плотины ручью вопреки
Возвели лагеря, инкубаторы, кладбища
Хромаючи, пёрли наперегонки
И снова валили врагов да в баталиях шахматных
          — особо любили конями ходить, за ферзей себя выдав простых,
За мумий в гробницах. За каменный век.

По нашим усам стекала, небрежно чуть, брага
Да лилась прямиком во брюхатые дебри,
В широкую вольницу народных седин.
А как по просторам бродить выходили —
Блуждали до одури.
                Сходили с ума. И сжигали себя.
И кромсали себя. И варили себя.
И крайне любили с икоркой себя
на праздничный стол подавать.
Тягуче сопели, пыхтели и тужились,
И песнь лилась, точно нефть из глубин:
               Если вдруг раздался стук
               Будь внимателен, мой друг,
               То ли в гости к нам придут,
               То ли в тройке увезут!
Давали салюты, пиры, карнавалы,
Деньги хранили, полезно и здорово кушали,
Всё продавали и оптом, и в розницу,
Женились во фраках и галстуках,
Детей заводили строго партийным путём,
И дань отдавали. И били челом.
А жизнь торопилась — её так и несло
Незнамо куда, незвано, негаданно,
Сегодня — в бордель, а завтра — на оперу
Да так и умчалась — нахуй её унесло
Лихорадочно сытую жизнь,
Милую девицу, чёрную всадницу,
Вахтёршу на страже сакральных пустот.
А следом — озябшее, сизое времечко
Взяло да съебло из великих топей
Предсмертно записку оставимши:
                НЕ НАДО МНЕ СЛАВЫ,
                НЕ НАДО ПОЧЁТА,
                НЕ НАДО МНЕ СМЕРТИ,
                НЕ НАДО НАДГРОБИЙ, МОГИЛ.

Время искали всем миром
Да гнали собак по остывшим следам —
Одну лишь могильную изморозь нашли мы в темнице сырой.
Слёзы, доселе скупые, ручьями попёрли
На радость голодной, холодной земле —
Цветами она отвечала. Весной порывалась ответить родная земля —
Но слишком уж крепко вцепились
Безвременья когти морозные,
Забвения волчьи клыки.
Мокли патроны, пушки дубели,
В сугробах с собою кончали штыки.
Не в силах терпеть, не в силах держаться
Церкви лишались макушек,
Никчёмных надгробий своих.

Засыпало нас снегом — холостым, нелетальным
Пытались согреться — да промокли все спичечки
И всё не огонь, и даже не искорка,
Лишь извлекалась слеза одинокая
Для города, в нефти утопшего. Для города, нефтью крещённого.
           Наконец,
Херевший пошли урожай пожинать —
Строго в процентах от базовой ставки, по курсу ЦБ,
Обложили налогом все клубни, все грядки, все листики
Теплицы, сараи, мансарды, уборные, подсобные, избы, гробы.
Стали учиться поменьше дышать
С колен попытавшись из пепла восстать
Но не слушались ноги, плевали колени на планы кишок.
Опыт ещё перенять попытались:
Изучали влияние мирного атома на подвиги древних богов
И сами же их повторяли, ненароком бы будто, нечаянно
И этим сильнее лишь вязли в сугробах, снегах.

По покинутым тропам войны,
По шоссе опустевшим веяло нефтью,
И по сёлам разбитым, по пропитым весям
По шельфу морскому, по рыбкам, уснувшим в пруду.
Из последних оставшихся сил, стиснув немевшие лапы,
На небо взирали отчаянно, слали повестки, претензии
Зубами скрипели. Пучили глазки.
Держались из самых последних. Из самых священных, святых.
Да треснули зубки, да лопнули лапки,
Да глазки познали все прелести лётного дела,
Да сами с собой очутились усы.
Но в самом конце, на грани забвения,
От рокота грома вскочили, подпрыгнули
Всеобщим штрафбатом злодеев попёрли валить:
Тмутараканское княжество моли топтали остатки армии блох.
Но поздно уж было. Хмельным уж не сбыться мечтам.
С обледеневшими синими лицами
Остались рядами стоять, как антенны, —
Верстовые столбы вдоль границы бы будто —
Принимали сигналы от бывших побед
И пришлых, неведомых бед.
Незваных, негаданных бед.
А в нефтью пропитанном вымершем городе
Остались лишь ты, да я, да опустевшие скважины,
Из коих теперь — ничего, никому, никогда,
Да едкая поступь победившей зимы,
Да поблекшие снимки из сочного, зычного лета,
Обагрённого славой гигантского лета,
Зернистые карточки лета того.

Беспризорны, подымаются мира хозяева новые
Зевают, плюют, закуривают, снова плюют
Баррели чёрного времени, наступившей чернее ночи.
И нефтью однажды город помазанный
Родною же нефтью распят на сугробах могил.

18-19.фев.015