Джон. 2

Дорогой Джон, Город встретил меня в плюс четырнадцать, в дождь,
Полет прошел нормально, если забыть про череду унылых рож,
Забыть про спазмы, неудобное кресло, головную боль, тупой галдеж,
Забыть про мелочи, пожирающие изнутри и про коленную дрожь.
Десятки самолетов с сотнями пассажиров вверх и вниз каждый день,
Ну я среди них, мой друг, в лесу глухом пень или село среди деревень –
Осознаю свою ничтожность и перестаю жаловаться.
Прими меня в круг невзлюбивших полеты, братец, пожалуйста.

Дорогой Джон, «Мой Питер нельзя не любить» сплошь и по-настоящему правда:
Стоя на бастионе Петропавловки забываешь о проблемах и прочей клоунаде,
О том, что это место для людей слишком разный город: от Питера до Ленинграда,
И просто хочется быть. Быть здесь, в этом месте, в Городе или с Городом рядом.
Над Невой возвышается на сто двадцать два шпиль с флюгером-ангелом,
И знаешь, хотелось бы туда, в высь, вот стать бы мне одним таким соколом,
Я точно парила б над Городом, может, сбивала б чаек,
Точно зная о том, что совсем скоро безнадежно заскучаю.

Дорогой Джон, правду говорят, мол, «северное лето – карикатура южных зим»
Тут на ночь печку, на улицу в куртке, а тепло бережнее злата-серебра храним,
И на улицах здесь не столь от холода, сколь от ветра северного гоним,
Ощущение такое, что в любую минуту один можешь остаться, как Белый Бим.
Впрочем, это не лишает Город души, о которой писали классики и прочие,
(конечно, не Город мазутных берегов, потерянных детей и чернорабочих)
И спросит Питер ветром, как заботливый отец у розовощекой дочи:
«Не холодно ли тебе, милая? Окутайся», и отгонит подальше грозные тучи.

Дорогой Джон, думаю, на пока хватит.
Как там Элли, все вату катит?
Впрочем, не важно, просто от меня поцелуй,
И скажи, что привет передает ее холуй.

Бывай счастлив, свеж и не заступай закон,
Приятных снов, мой дорогой Джон