Смертельный рейд против Ришелье. Миледи и все, все

  (предыдущий фрагмент "Бои, похищения, разведка":   http://www.stihi.ru/2015/02/22/11401)

Представьте переулок или двор.
Темно, пустынно, нету дыр в заборе.
Идёт, к примеру,  кто-нибудь.  Вслед ор
и тут же  обвинЕнья  априори.

Напавший – вор. Оружие – при воре.
Пусть даже ты вояка и бретёр,
кто знает, что случиться может вскоре,
когда и  врАг  хитёр, и  тЫ  хитёр.

А если враг – стратег, и  вовсе  горе!
Напомним, церковь Франции – в расколе.
Когда в стране гражданский есть раздор,
все средства хороши в кровавом споре.

Коварство ларошельское не вздор.
За сутки до баталии на море,
безлюдный потревожив коридор,
участвовали двое в разговоре.

Брюнет держался, как испанский гранд,
земелю повстречавший при обозе:
– Я рад, что ты ещё не эмигрант,
к тому же не почил досрочно в бозе.
– Привет, соперник  вечный  мой! – дискант
громилы-ларошелца  был курьёзен.
– Привет. Самодоволен ты и грозен, –
ответил лейтенанту лейтенант

(такой же ларошелец, только холост).
– Ну, что, брат Борода, светла ли новость?
Отряд мой предпочли всё ж твоему!
– Слова, слова…  Пойду я подремлю, –
судьбе не демонстрируя покорность,
брюнет зевнул: – Пусть я и глух к дерьму,
знаком мне этот слух.                – Такая скорость
его распространенья ко всему

мне даст ещё и чувство превосходства
над доблестным  соперником  моим.
И что теперь твоё мне благородство!
В суждениях своих неумолим,
принц первенство  отверг твоё.            – Притворство!
Льстит принц Субиз, а ты – неутолим.
Тебе принц подыграл! Оставь позёрство!
Я смел, силён, в бою неутомим!
Я счастьем на весах судьбы храним.

В походе соответствуя всем нормам,
довольствуюсь любым подножным кормом
и рад уже обглоданным мослам.
– Но мой отряд сильней! Будь ты мой зам,

ты б знал: у принца я – в тузах без блата.
Во все пролезу щели, ради злата.
Приучен к стременам и парусам.
Твоё в меня неверие предвзято.
– Хоть кто-то в это верит?                – Верю сам
и веру передал своим друзьям…
Мою охоту принц одобрит свято.
А коль дойдёт до дичи… мой гусь – ням!
Добыча аппетитна.  По частям
охрану – в ад! Она нам не преграда,
пусть даже в ранге трезвого отряда.
Она, несоответственно властям,
совсем невелика. Зато нарядна.
– Её назвал охраною? Да ладно!

Гвардейская квашня плюс серый зам?
Смешно, но шпаги лучше, чем владельцы.
– Так то ж не  королевские  гвардейцы.
Я должное отдам морским узлам:
развязывать не станет делом скорым,
а тут – развязку быструю мы хором,
не дрогнув, обеспечим всем козлам
и тявкнувшим в лицо нам пёсьим сворам.

На будущее я смотрю с мажором.
Отряд мой  вообще  неодолим!
Ни разу не покрыт в бою позором!
– Отряд твой, кстати, был всегда вторым.

И ты с ним был нечист перед законом! –
предметно наседал брюнет с укором. –
По вам, по мародёрам, плачет суд.
За разгильдяйство вас уже трясут.
– Пусть на пути у нас рок встал заслоном,
не всё творится только лишь на  зло нам.
Готовимся  серьёзно  мы. Растут
и наши шансы взять берлогу взломом.
Недолго поискавши по хоромам,
хозяина бойцы мои распнут,
но враг наш, ох, силён!            – Ты о котором?
– Да всё о Ришелье, враге матёром,
ведь он не человек, а явно спрут
и у него могучая контора!
– Опасный рейд! На фарш вас не забьют?
Поспорим, что забьют!      – Мне не до спора!
Накаркаешь – да чтоб тебе в зобу
нечистое  дыхАние  бы спёрло!
Отдав себе отчёт, как все рисково,
собрал нас сам Субиз, наш принц-шатун.
Достойный лидер воинства Христова,
я с лёгкостью прошёл заветный тур!
Наш принц не даст решения простого.
Он очень прозорлив, не самодур.
А без меня он, как без стрел Амур.

– Да знаю-знаю. Ты – ж его любимец.
Вот не пойму: боец ты иль убивец?
В ночи исподтишка – я б так не смог – 
ты спящих рад скрутить в бараний рог.

– Приверженец ты нежных прикасаний?
Вперёд тебя бы  враг твой не полёг!
Да твой предел, как  понял  я: часами
поддерживать средь  кур  переполох!

Из зависти хотел бы в рейд ты с нами?
На днях мы выступаем. Чрез порог
пройдём тишком, вернёмся – в громкой славе.
Нас ждёт победа! Я не пустобрёх.

Преодолев случайную непруху,
вмиг сделаю карьеру! Чем я плох?
– Карьеру сделать, бегая по кругу,
не так легко, как ты поймал бы муху.

Кончаешь хвастать ты лишь с перепугу.
Хотя на вид вы и шустрее блох,
с козаками схлестнуться, что есть духу,
едва ли вам  охОта,  видит Бог!

Ссылаетесь, чуть что, на голодуху.
– В рейд дали сухарей нам и лепёх.
– Тебе взять маркитантку-молодуху
желаю в плен и мне отдать как другу.
А я бы на досуге с ней прилёг.
– Коль взять где суждено красу врасплох,

возьму её себе!                – Угомонись  ты!
Для большего ты стал ленив и стар,
пусть даже из породы карьеристов.
– Громить, что роялистов, что татар –
для нас и то, и это Божий дар.
Отряд полуголоден, но неистов.
– Какой же сверхчувствительный удар
готовишь на погибель роялистов
ты, в пику предыдущим всем разам?
– Готовимся,  молясь. Молюсь я сам.
– Едва ли их убьёт, хоть  обмолись ты,
залп ярых пердунов по их носам.
– Бить можем по верхам и по низам.
Воспримется как тяжкая утрата
кончина Ришелье. Ума палата,
он – стержень их единства. Ум плюс сан.
– Прелата охраняют не телята
и всяк ест в день по палке сервелата.

– Незримо по болотам, по лесам
прокравшись к резиденции прелата,
поступим, не взираючи на сан,
с ним так, как догадался ты и сам.

– Намерен я  лишИть  паписта сана.
– Всего лишь? Без ущерба телесам?
– Я воин, а не беглый тать с кичмана,
но всё же для врагов не круассан.
Прелата не причислю к корешам.
Не стану церемониться я, знамо,
на  изверге  испытывая шарм,
тем паче на отшибе от казарм.

– Что скажешь ты ему, придя незвано?
– Скажу, мол, ты не без грехов и сам!
Скажу, вверяя жизнь его весам:
«Башку теряя, плачь по волосам»!..
Пора. Нас ждёт служебная нирвана.

Мы заболтались, судя по часам…
А то, что зло грехов его неравно,
с моим несоразмерно – мне бальзам.
– Мне жаль, что расстаёмся мы так рано.
Не всё  сказал  ты.  Вижу по глазам.
– Моих не оценил ты партизан.

– Внимай сомненьям – только нос не вешай.
У будущего тоже много версий.
Ты можешь преуспеть, но  вряд  ли: мал
для рейда твой отряд. И не надейся,
на то, чтоб караул в ночи дремал.

– Я понял твой намёк. Пути тернисты.
Мы – лишь ядро. Примкнут попутно к нам
те нанятые мной контрабандисты,
что жизнью не рискнут по пустякам.

Окружим и захватим, как в потехе –
ну, значит, так и  надо  простакам!
Заплачены большие будут деньги
рыжьём, как говорят у них на сленге.

В кольцо взять предпочтительней тискам.
Итак, они пролезут по пескам –
оцепят с моря логово прелата.
Считай, что дышит он уже на ладан.

Его жизнь – на весах, а мне – быть рядом.
И если так угодно небесам,
то будет по трудам нам и награда.
Не путаемся мы по адресам.
Курьёзная тебе  известна  правда,

где наш уединился изувер?
– Он выбрал жалкий  замок,  чей размер
не тянет на твердыню. Скоротечна
ли будет в ночь осада?             – Прежде мер
для личной безопасности беспечно
прелат не предусматривал. Сердечно
за это  благодарны  мы. Теперь,
по скромности сам вышедший за рамки,
наш враг, облюбовавший Пон-де-Пьер,
живёт уединённо в этом замке,
как будто не прелат он и премьер,

а скромный приходской священник-рохля.
– Гляди, не обернулось бы грозой
для вас  самих  всё! Слишком ты борзой!
– Чтоб сдох прелат и челядь вся издохла

в короткий срок, пока не грянул гром,
на замок нападём мы с двух сторон.
Я – с суши, с моря – шлюп контрабандистов.
Бойцов, вооружённых не старьём,
охрана не удержит. Даже триста
спартанцев против ружей – жалкий сброд.
Зарядим карабины – и вперёд!..

Мужчины прочь ушли под звон курантов,
с опаской оглянувшись только раз.
Едва стих спор недружных лейтенантов,
подслушавшая их мадам Каас:
«На графских не нарадуюсь фанатов», –
шмыгнув из-за колонны, понеслась
с докладом к муженьку. Доклад потряс.

– Себя считая хваткими средь хватких,
соперничая с  ворами  в повадках,
пока исподтишка, не напоказ,
посмели торгаши, – кипел Каас, –
нахально замахнуться в планах гадких

на жизнь вождя, как если бы на нас!
Однако же не буду я католик
и в гроб сойду, с душой своей бранясь,
коль не спасу прелата! Он мне дорог!

– Ты от любви к нему взрывной, как порох! –
подначила жена. – И только олух –
речь, слава Богу, вовсе не про нас –
льнёт к гугенотам, с ними же роднясь!
Их скоро свалят, как  быков  комолых,
да и сгноят не в тюрьмах, так в каморах.
Ни мяса, ни хвоста, ни бубенца…

Коль вышла б за такого я тельца,
имела бы сейчас одни потери…
           *           *           *
От выеденного что взять яйца!
Иное дело  девка,  если в теле,
пусть даже рок её и отметелил…
Взглянув на девку взором мудреца,

едва ли кто б ошибся сгоряча:
у юной Лейлы под глазами тени –
итог её немалых в жизни терний.
Насильникам и даже палачам

она бы не сдалась. На жизнь, на чай
смогла бы заработать, но не телом.
Отчаянной борьбы дням и неделям
свою жизнь отдала бы невзначай.
Её свободный выбор по идее –
В судьбе её начало всех начал.
Преследовал бедняжку по ночам
один и тот же образ сновидений:

пиратский капитан, морской пастух.
Её  хозяин  бывший, Мутный Яков,
во многом был банально одинаков
со всеми, кто в неё влюблялся: ух!

«Не смей, соплячка, мне перечить вслух! –
как некогда, во снах слова маньяка
вновь слушала она. – Я добр, однако
в течение недели, даже двух,

я вне себя от стрёмных, как изнанка,
бессмысленных любых твоих потуг
противиться моим  стремлЕньям, самка!
Вулкан моих желаний не потух.

Твоё лицо, взор тело и осанка
лишили равновесия мой дух».
«Других тебе аль мало молодух?!
Оставь тон принужденья! Я османка»! –

из сна в сон кочевал её ответ.
Реальный. Не прошло и пары лет
с тех пор, как прозвучал из уст гордячки.
Потомственная честь… – с её подачки

решилась Лейла твёрдо на отпор.
Страх лишь на  миг  поставил на карачки
рабыню. Чувство чести – клад в заначке.
Сама судьба проводит свой отбор.

Корсар напрасно думал, что «соплячке»
вновь страх гордыню в сторону оттёр,
когда он, записав рабу в морячки,
с собой на средиземный взял простор…
Былое вспомнить – это вам не вздор!..
«Гляжу, тебе поныне до усрачки
бывает, Лейла, худо и без качки.
В    русалках    обретёшь скорей сестёр,
чем станешь за хозяйские подачки
ты чахнуть в роли комнатной собачки!
Тебе иль на свободу, иль в костёр», –
сочувствовал ей брат, на жалость скор…

    (продолжение в http://www.stihi.ru/2017/08/24/7960)