Озимая

               
    Когда её называли Седая, она не обижалась. Седая так Седая. Нормально – ничем не хуже Воробья, Кузи или Дарданелла.  Хотя Дарданелл красивый ник.. Но в начале учебного года новенький сказал:
– Она не Седая, а Озимая!
Непонятно…  Но её стали звать Озимой. Она медленно поворачивала голову на зов и смотрела прямо в лицо холодными серыми глазами. Сосредоточенный взгляд её скользил за собеседника, и она слегка покачивала головой на сказанные ей слова – «да, да» или «нет, нет».
   С учителями общалась спокойно, не торопясь, словно удивляясь звучавшим словам.
Учителя относились к ней прохладно – не то не любили, не то опасались. Оценки ставились от единицы до пятерки – почти по всем предметам. Только однажды восторженная физичка поставила ей «шесть». Все принималось как должное и, опять-таки,   без эмоций.
    Одноклассники тоже были прохладны: без особых страстей, но с уважением. Один втайне вздыхал, ему тихо сочувствовали.
    Так было всегда.
А в девятом произошел взрыв. Новенький сказал, что ее волосы золотятся на солнце, и все увидели, что в прямых, чуть ниже плеча, белых прядях бликует солнечный зайчик. Новенький подошел к ее одинокому окну, что-то спросил, и все узнали, что ее глаза не холодные, а голубые и вокруг зрачка желтый ободок.
    Девчонки взревновали. В классе зрел бунт. Чтобы проверить и опровергнуть к окну Седой пошел «сухота девичья» - самый умный и самый красивый. Она слушала его, и взгляд её ускользал. Она качнула головой, неожиданно улыбнулась – и парень потерял себя.
     Его вид был возмутителен. Девчонки возмутились. Разразилась буря. Седая слушала ее завывания, и на лице отсвечивала полуулыбка.
     Через столетие все узнали, что у неё был порок сердца. В класс принесли тетрадку стихов и письмо новенькому.
    На похороны пошли все.