Сказки Междулесья Ермолай и Кит-батюшко

А жил как-то в одном селе Ермолай. Складно жил, не тужил, сети сушил, мох тормошил, лодочку конопатил. И всё хотел он во глубь моря-окияна на лодочке своёй сходить – на Кита-батюшку поглядеть. Мало ль думал, да долго думал, да и решился. А и пойду, говорит. Смолёночку свою столкнул, к вёслицам подсел, и давай грести.
Облачка округ его янтарные, волны крутобокие то лалом, то жемчугом поблёскивают. А Ермолай-то грёт себе, да только в закромок глядится – не явится ль пред ним Кит-батюшко?
А и вышел тут Кит-батюшко с пучины тёмной. Взгромадился на волну, покачивается, на Ермолая-то посматривает. И говорит, а вот-ко ты мне, Ермолаюшко, и нужен. Это зачем же, батюшко? говорит Ермолай-то. Сам говорит, а сам думает, как бы голосом не задребезжать, пред Китом-батюшкой робость не выказать? Шапку снял, впротчем, почтение обнаружить. А в Студёном море царя у меня нету, говорит тогда батюшко. Вот тебя, Ермолай-то и просить хочу. Послужи мне тут службу царскую. Оторопел тут Ермолай-то маненько, призадумался. Но говорит всё ж. Я, батюшко, человек простой, рыбацкий, и кровь-то моя не царская, соль да шуга в ней, и ничего более. Куда мне царём-то? А Кит-батюшко поглядел, и сказывает, нет, Ермолаюшко, я семи царевичам гадал, да тебе одному выгадал. Ты человек простой, рыбацкий, при тебе казна целее будет. Год поцарюешь, а там и отпущу тебя восвояси.
На том и порешили. И стал Ермолай царевать, в чертоге подводном сапфировом обитать. Ест да пьёт с злата-серебра, на лежанке почивает лебяжьей, порты шелковые да кафтаны бархатные – кажный день новые. Но дело царёво ведёт исправно, всюду приглядит, присмотрит, дюже жадных рыбаков – товарищей своих бывших – волной буйною отпугнёт, отгонит. А ежели, кто потонет, то того спасёт, на берег снесёт. А как лихие люди плывут с добром грабленым, то баркасик их и опрокинуть не грех. Сами-то пусть выручаются, Ермолай-то им ещё и чурбачок плавучий втишку подсунет, и селёдки гурьбой наплывут, к берегу утолкают, а вот покраденное – это в казну царёву.
И процарил так Ермолай год. А после посылает к Киту-батюшке уклейку вестовую с прошением. Что, мол, год Ермолай-то отцаревал, топеря и восвояси пора. Там же – в селе – и матушка с отцом дряхленькие, за ими пригляд нужен, и девица Настюшка там же, что сердцу любая. И приходит от Кита-батюшки согласие, что, мол, иди, Ермолаюшко с миром. Возьми с казны, за службу свою справную, сколь унесёшь. А как вестовая уклейка указ батюшкин рассказала, так на берегу Ермолай-то и очутился. С пудом золота, да с пудом яхонтов яркоцветных.
Задышал Ермолай воздухом, а то за год и отвык уж, и в село пошёл. Приходит он во село, а там уж совсем все иное. И избы другие, и люди новые. А в избе его прежней тож чужие неведомые прижились. Он – к ним. Я, говорит, Ермолай, а где ж мои родители, что вот тут жили-то? Это какие, его спрашают, такие родители? Не Прокл с Аграфеной ли? Они, отвечает Ермолай-то. А прижильцы головой-то покачали и говорят, они-то, мил человек, уж годков как двадцать как померли, на погосте лежат. А изба ничья стала, вот мы и прижились.
Сел тогда Ермолай-то и заплакал. Вот как служба его обернулась. Видать, под водой год, а тут – двадцать. Отдал он тогда добро своё в храм Божий и в город пошёл, в солдаты записаться, чтоб на войну пойти, от пули турчиянской спогибнуть.
Идёт, сам плачет, а топерь-то ничего не переиначить. А тут навстречу старичок ветхий. А кудыль, молодец, идёшь ты? спрашивает. А иду я, говорит Ермолай-то, на войну на турчиянскую, пулю смертную искать. И все старичку-то ветхому рассказал. Ладно, говорит старичок тогда, я и не старичок-то вовсе, я и есть Кит-батюшко. Иди, Ермолай, на село обратно. Я тебе все твои двадцать лет вспятно уж возвернул-то. И родители твои живы, и Настюшка ждёт. А вот тебе за труды твои. И подъехала тут карета расписная, а в ей мешки и со златом, и с серебром, и с каменьями всякоцветными. Иди с Богом, говорит опять Кит-батюшко, а как двадцать годин минет, деток своих на ноги поставишь, да им свадебки сыграешь, так я тебя жду – царевать дальше будешь, с Настюшкой своей. Уж больно ты мне по нраву вышел.
И пошёл Ермолай-то, ноги сами скорей кареты несут. И всё, как Кит-батюшка сказал, так и сделалось. Они и потеперь во море Студёном с Настюшкой царюют.
А коли не верите, то сами к ним приезжайте, проведайте. Они гостям-то завсегда рады.