Письмо Н. А

Если душой не кривишь, значит душу кровавишь,
вечный стратег застарелой незримой войны,
но тишина пианино, лишенного клавиш,
кажется мне безысходней простой тишины.

Черные вороны красятся в белых и каркают громче,
стая огромна, но каждый прекрасен и крут,
старыми сказками кормит их новенький кормчий,
им все равно и они с удовольствием жрут.

Может быть, правда темны аллегории эти,
только ведь я не пишу проходные хиты,
но пустота, где живут лишь поэты и дети
кажется мне необъятней простой пустоты.

Я заскочил в этот мир покурить и погреться,
курево есть, а тепла - невеликий улов,
только слова, что срезаешь с поверхности сердца,
кажутся мне повесомей обыденных слов.

Что мне еще рассказать тебе милая Нина,
не забывая пока, но уже не любя?
Может, как Батюшков видел во сне Гельдерлина,
так же во сне я однажды увижу тебя.

Хочется радости, блин, да вот как бы узнать бы
где эта радость, да рифма опять не велит.
Все заживает, всегда заживает до свадьбы,
все заживает и после уже не болит.

Время пройдет, ничего не поставив на место,
промарширует по нам, как военный парад,
но, поддевая зрачком глину этого текста,
может быть, ты улыбнешься, и я буду рад.