Огромный воздух, предвкушенье счастья...

* * *



Когда-то в детстве поезд шёл в Луганск,

и рано утром Марфа говорила:

«Вставай, сынок!» – Дебальцево. Здесь рядом,

совсем уж скоро – Ворошиловград...»

С тех пор полмира переворошило

напором смыслов, хаосом ветров.

И свору душегубов напрочь смыло

теченьем лет. И с таяньем снегов

разнёс поток по ямам злого царства, –

оврагам, буеракам, погребам, –

нечистые останки властолюбцев.

Ежов, луганский Клим, горийский Коба –

все подмешались в бескультурный слой.

И вот – истлели кости вурдалаков,

но трупный яд их веры в превосходство

жестокой силы надо всем и вся

всё так же в мёртвом воздухе витает

над бурым вседержавным кирпичом...



Дебальцево, чернея, догорает,

грохочут танки орков, не таясь,

и на снегу февральском кровь и грязь

смешал упырь лубянской преисподней...

Февраль итожит год Небесной сотни,

год их бесценной жертвы молодой,

год памяти, молитвы и надежды.

Я – здесь, в земле, затоптанный ордой.

Но я – и там, в неугасимом «прежде»,

где – лето и пятидесятый год,

железного столетья середина,

где слышу вновь заветный голос Марфы,

седой и приглушённый, но живой:

«Вставай, сынок!» – Даст Бог, родная, встану!

И обниму у Каменного Брода,

в виду цехов патронного завода,

тот дедов дом и сад, что так люблю.

Вдохну, как будто в радужном хмелю,

огромный воздух, предвкушенье счастья...


20.02.2015