Джек. Глава 14

Джек понимал, что ему нужно решить в самом себе множество задач. Он прекрасно понимал, что так бесит Марту и, что все же с Мартой необходимо помириться. Иначе, его дружба с Митрием просто невозможна. Не сказать, чтобы этот шаг был против принципов, но поругались они два года назад принципиально. Джек ни уступил Марте. Она же привыкла, что за ней постоянно увивались, не особо принципиальные в своем выборе, мужчины. Не то, чтобы Марте это было необходимо. Просто это ей льстило или она уже настолько к этому привыкла, что не замечала и не придавала этому значения. У нее был единственный мужчина ее мечты и это был, непонятный многим людям, гений холста и кисти. К Митрию можно было придти с любой идеей, и он бы нарисовал ее просто гениально. Так же, Митрий делал  3D модели из глины. Он вырезал скальпелем каждую мельчайшую деталь и, если его скульптуры покрыть всеми оттенками акриловой краски, то получилась бы очень живая и реалистичная скульптура, которую издалека вряд ли можно было бы отличить от настоящего предмета, человека или животного. Джек понимал, что ему давно пора избавиться от высокомерия в своем организме и принимать людей такими, какие они есть. Высший же свет учил его ставить планки и не общаться с теми, у кого в жизни другие ценности или кому в этом мире меньше повезло. Видимо, разгадка всего этого была проста, как золотой ключик. Общение с людьми классом ниже был для кого-то шагом в пропасть, а для кого-то сама жизнь. Просто у этих людей другие ценности – пришел к этому выводу, в свое время, Джек.  И  это, видимо, было последней каплей, которая заставила его добровольно покинуть высший свет.  Тем временем, Джек опять отвлекся от внутренних размышлений и опять думал о ней. Он вспомнил, что еще не написал ей стихи на сегодня.
Джек открыл свой ежедневник снова, отстегнув кнопку застежки, поискал пустые страницы и начал писать.
Меня глаза на той картине поразили,
той чистоты и скромности и глубины.
И я стремлюсь порой в, казалось бы, чужую душу,
которая близка мне.
За грубость ты меня прости.
Мне хочется писать тебе стихи.

Как гладь воды и взглядом, не коснувшись
и стройный образ твой, как сон
пушистый белый кот, наверно, где-то рядом
с тобой будет, я буду ревновать.
Мне кажется, что он слегка в тебя влюблен

И угольки сгорают без остатка
и книгу я свою пишу, лишь может быть тебе.
Я жду чудес от мира тайною, украдкой
услышать в тишине другого сердца стук.

После этих слов Джек задумался. Миллион мыслей пронеслись в его голове. Он явно хотел сказать ей что-то еще …
Но, видимо, боялся напугать ее сердце своими словами. Джек понимал, что ее мирок сейчас очень тонок и раним. Ее мирок сшит тонкими нитками из осколков  и расстояние между осколками было большое. Джек постоянно думал о ней, о своих чувствах к ней и о том, как не задеть ее чувства.
Не нарушить в ней это хрупкое равновесие, которое она создала себе сама и удерживает каждый день. И она безумно нравилась ему такой. Хотя Джек знал, что когда она все же приоткроет свои чувства хотя бы немного, тогда она расправит свои нежные крылья, заботливо обнимет его ими.
И он почувствует еще одну частичку счастья от нее, она станет еще роднее, еще ближе, еще любимее. А он тоже преобразится, станет таким, какой он есть под панцирем.
Она была такая хрупкая. Такая прекрасная …. Она сводила его с ума… Иногда, уезжая, он просто не находил себе место в такси и хотел отменить рейс  повернуть назад, к ней ….
Да может не все, что он делал, было для нее, но все же, многое. Что-то все же Джек делал в этом мире и для себя. То, что делало его таким. После этих мыслей, Джек дописал строчки стихов для нее на бумаге в клеточку.
К словам
и угольки сгорают без остатка.
И книгу я свою пишу, а может быть тебе.
Я жду чудес от мира тайною, украдкой
услышать в тишине другого сердца стук.

Он дописал строчку.

Шаги услышать в темноте

и потом начал писать продолжение:
 
Надеяться и верить ближе к солнцу
и путаться среди твоих волос.
Я утром нежно разбудил бы,
провел по коже лепестками роз.

И, двигая часы дыханьем, я просто ждал
и просто бы писал стихи.
Смотрел бы, на тебя, не отрываясь,
а ты спокойно сладко спи.

После этой строчки Джек опять остановил карандаш и прислушался к своим мыслям о ней, к своему сердцебиению, к своим желаниям. Родились еще несколько строк.
 
Я не хотел бы сон тревожить.
Я не хотел бы стать причиной слез.
Хочу я взять мечту - как птицу в руки
и чтоб, побольше, в жизни было белейших радостных полос.

Побольше было бы признаний о несравненной красоте.
Джек начал новое четверостишие и никак не мог его закончить. Но он не мог оставить стихотворение для нее не законченным. Джек закрыл глаза и постарался выкинуть из головы все лишние мысли, еще больше прислушиваясь к себе, и еще больше вспоминая её.
и эти воспоминания дарили ему улыбку в душе. И Джек дописал:
 
Чтобы берег и не было бы тайн,
что так внезапно рушат чужой сон.
И угольки пусть догорают.
Огонь в душе я точно сберегу.
Согрею пламенем, лишь пожелай ты
и нежно-нежно обниму.

Особенно его грела последняя строчка. Так сильно он этого хотел.
Джек сфотографировал странички на свой телефон. Он не любил печатный текст пишущих машинок и электронных документов, так как в этих стройных буквах не было видно характера человека, не было видно эмоций. Были видны только стандарты, которые Джек так ненавидел.
Он уже знал, что на эту ночь он будет в самолете или уже в другой стране, что будет не с ней.
Джек никогда не мог угадать, когда она придет домой и ляжет спать, поэтому предпочитал отправлять ей фотографии с написанными стихами на ее электронную почту, когда она уже спит.
Джек любил делать приятные сюрпризы