Великому Пришвину. Волчий вой

Местные охотники проведали и беседовали, сидя на крылечке,
что большой волчий выводок жил где-то  на Сухой речке. 
Мы приехали помочь крестьянам с местным егерем
и  приступили к  делу по всем правилам борьбы с хищным зверем.    
   Ночью,  забравшись в  Блудово  болото, 
мы  выли  по-волчьи, научившись у них, 
и  вызвали ответный вой всех волков на  Сухой речке. 
Так мы точно узнали,  где живут они и сколько их. 
    Они жили в самых непроходимых завалах Сухой речки. 
Тут давно вода боролась с  деревьями за  свою свободу, 
а  деревья должны были закреплять берега, чтоб не упасть в воду. 
Вода победила, деревья попадали, оказавшись в воде,
а после того и сама вода разбежалась в  болоте. 
   Многими ярусами были навалены деревья, все  гнили лесинки.
Сквозь деревья пробилась густая трава, 
лианы плюща завили частые молодые осинки.
Никто не хотел брать в болоте гнилые стволы на дрова.
   И так  создалось  там крепкое  место,
для людей неприятная весть,
даже, можно назвать по-нашему, по-охотничьи:
волчья крепость.
   Определив место,  где жили волки,  мы обошли его на лыжах
и по лыжне, по кругу в три километра, 
развесили по кустикам на веревочке флаги,
красные и пахучие при дуновении даже малого ветра. 
    Красный цвет пугает волков,  а запах кумача страшит, 
и особенно боязливо им бывает, 
если ветерок, пробегая сквозь лес, их пугает –
там и тут этими флажками шевелит.    
   Мы сделали столько ворот, сколько у нас было стрелков, 
и расставили всех по кругу – напротив флажков. 
Против  каждых ворот в укромный закуток
становился где-нибудь за  густой ёлочкой стрелок.    
   Осторожно покрикивая и постукивая палками,
загонщики взбудили волков
и те сначала тихонько пошли в свою сторону,
думая: уйдут; каждый был таков. 
   Впереди шла сама волчица,
за ней – молодые  переярки, но от них малый толк,
и  сзади,  в  стороне,  отдельно и  самостоятельно, –
огромный  лобастый  матёрый  волк,
известный крестьянам злодей, шёл особняком –
прозван был Серым помещиком.      
   Волки шли очень осторожно.  Загонщики нажали.
Волчица пошла на рысях. И вдруг...      
Стоп! Флаги!    
 Она повернула в другую сторону и там тоже флажков круг:      
Стоп! Флаги!      
   Загонщики нажимали всё  ближе и  ближе. 
Старая волчица потеряла волчий смысл уже и,
ткнувшись туда-сюда,  как  придётся –
нашла себе выход
и  в  самых воротцах 
была  встречена  выстрелом в  голову, не издалека, 
всего  в  десятке  шагов  от охотника.      
   Так  погибли все волки из лютой волчьей ватаги, 
но  Серый не  раз бывал в  таких переделках
и, услышав первые выстрелы, 
махнул через флаги.
     На прыжке в  него было пущено два заряда:
один оторвал ему левое ухо,
другой – половину хвоста кряду.   
    Волки погибли,  но  Серый за одно лето, 
порезал коров и  овец не меньше,
чем резала их раньше целая стая эта. 
   Из-за кустика можжевельника он дожидался,
когда отлучатся или уснут пастухи, прятался в траву или в ров. 
И,  определив нужный момент, 
врывался в стадо и  резал овец, портил коров. 
   После того,  схватив себе на спину одну овечку, 
мчал  её,  прыгая с  овцой через изгороди,  к  себе, 
в  недоступное логовище на Сухой речке. 
    Зимой,  когда стада в поле не выходили, 
ему очень редко  приходилось врываться в  какой-нибудь скотный двор. 
Зимой  он  ловил больше собак в деревнях
и питался почти только собаками, как озверевший вор.
    И до того обнаглел, что однажды,
преследуя бегущую за санями хозяина собаку,
загнал её в сани, вырвал прямо из рук хозяина –
мстил за волчью ватагу.    
   Серый помещик сделался грозой края.
И опять крестьяне приехали за нашей волчьей командой, сообщая,
что опять у них клыкастые враги. 
Пять раз мы пытались его зафлажить 
и  все пять раз он у нас махал через флаги. 
   И вот теперь, ранней весной,
пережив суровую зиму в страшном холоде и  голоде,   
Серый  в  своём логове дожидался с  нетерпением,
присущим его породе,
когда же наконец придёт настоящая весна
и затрубит деревенский пастух на природе.      
     В то утро, когда дети устали из-за долгого пути, поссорились
и пошли по разным тропам,
Серый лежал,  голодный и  злой,
Недовольный любым шумом за сугробом. 
    Когда ветер замутил утро  и возле Лежачего камня у деревьев завыл, 
он не выдержал и вылез из своего логова, где жил, 
потом стал над завалом,  поднял голову, подобрал и так тощий живот, 
поставил единственное ухо на ветер, выпрямил половину хвоста и завыл.    
   Какой это жалобный вой!
Но ты, прохожий человек, если услышишь
и у тебя поднимется ответное чувство, – слышишь,
не верь(!) жалости той:
воет не собака, вернейший друг человека,  – 
это волк,  злейший враг его, 
самой злобой своей обреченный на гибель
и готовый, если встретит, броситься на него.
     Ты,  прохожий, 
побереги свою жалость не для того, кто о себе воет,
как волк или волчица злая,
а для того,  кто,  как собака, потерявшая хозяина, воет, не зная,
кому же теперь, после него, ей послужить,
как одной ей выжить.

––––––––

М. Пришвин. Кладовая Солнца. Глава 6. (Отрывок).
Местные охотники проведали,  что большой волчий выводок жил где-то  на Сухой речке.  Мы приехали помочь крестьянам и  приступили к  делу по всем правилам борьбы с хищным зверем.      Ночью,  забравшись в  Блудово  болото,  мы  выли  по-волчьи  и  вызвали ответный вой всех волков на  Сухой речке.  И  так мы  точно узнали,  где они живут и сколько их.  Они жили в самых непроходимых завалах Сухой речки.  Тут давным-давно вода боролась с  деревьями за  свою свободу,  а  деревья должны были закреплять берега. Вода победила, деревья попадали, а после того и сама вода разбежалась в  болоте.  Многими ярусами были навалены деревья и  гнили. Сквозь деревья пробилась трава,  лианы плюща завили частые молодые осинки. И так   создалось  крепкое  место,   или   даже,   можно   сказать  по-нашему, по-охотничьи, волчья крепость.      Определив место,  где жили волки,  мы обошли его на лыжах и по лыжнице, по кругу в три километра,  развесили по кустикам на веревочке флаги, красные и пахучие.  Красный цвет пугает волков,  и запах кумача страшит,  и особенно боязливо им бывает,  если ветерок,  пробегая сквозь лес,  там и  тут шевелит этими флагами.      Сколько у  нас было стрелков,  столько мы сделали ворот и в непрерывном кругу  этих  флагов.  Против  каждых ворот  становился где-нибудь за  густой елочкой стрелок.      Осторожно покрикивая и постукивая палками, загонщики взбудили волков, и они сначала тихонько пошли в свою сторону.  Впереди шла сама волчица, за ней - молодые  переярки,  и  сзади,  в  стороне,  отдельно и  самостоятельно,  - огромный  лобастый  матерый  волк,  известный крестьянам злодей,  прозванный Серым помещиком.      Волки шли очень осторожно.  Загонщики нажали. Волчица пошла на рысях. И вдруг...      Стоп! Флаги!      Она повернула в другую сторону и там тоже:      Стоп! Флаги!      Загонщики нажимали все  ближе и  ближе.  Старая волчица потеряла волчий смысл и,  ткнувшись туда-сюда,  как  придется,  нашла себе выход и  в  самых воротцах  была  встречена  выстрелом в  голову  всего  в  десятке  шагов  от охотника.      Так  погибли все волки,  но  Серый не  раз бывал в  таких переделках и, услышав первые выстрелы,  махнул через флаги.  На прыжке в  него было пущено два заряда: один оторвал ему левое ухо, другой - половину хвоста.      Волки погибли,  но  Серый за одно лето порезал коров и  овец не меньше, чем резала их  раньше целая стая.  Из-за кустика можжевельника он дожидался, когда отлучатся или уснут пастухи.  И,  определив нужный момент,  врывался в стадо и  резал овец и  портил коров.  После того,  схватив себе одну овцу на спину,  мчал  ее,  прыгая с  овцой через изгороди,  к  себе,  в  недоступное логовище на Сухой речке.  Зимой,  когда стада в поле не выходили,  ему очень редко  приходилось врываться в  какой-нибудь скотный двор.  Зимой  он  ловил больше собак в деревнях и питался почти только собаками. И до того обнаглел, что однажды, преследуя собаку, бегущую за санями хозяина, загнал ее в сани и вырвал прямо из рук хозяина.      Серый помещик сделался грозой края, и опять крестьяне приехали за нашей волчьей командой.  Пять раз мы пытались его зафлажить,  и  все пять раз он у нас махал через флаги.  И вот теперь,  ранней весной, пережив суровую зиму в страшном холоде и  голоде,  Серый  в  своем логове дожидался с  нетерпением, когда же наконец придет настоящая весна и затрубит деревенский пастух.      В то утро, когда дети между собой поссорились и пошли по разным тропам, Серый лежал,  голодный и  злой.  Когда ветер замутил утро  и  завыли деревья возле Лежачего камня,  он не выдержал и вылез из своего логова.  Он стал над завалом,  поднял голову,  подобрал и так тощий живот,  поставил единственное ухо на ветер, выпрямил половину хвоста и завыл.      Какой это жалобный вой! Но ты, прохожий человек, если услышишь и у тебя поднимется ответное чувство, не верь жалости: воет не собака, вернейший друг человека,  -  это волк,  злейший враг его,  самой злобой своей обреченный на гибель.  Ты,  прохожий,  побереги свою жалость не для того, кто о себе воет, как волк,  а для того,  кто,  как собака, потерявшая хозяина, воет, не зная, кому же теперь, после него, ей послужить.

(фото - волки на рейде)