Волнение мирового океана

          В кабинете Аркадия Ефимовича Дымляцкого, который располагался в конце коридора, вдали от лифта и туалетов, всегда стояла тишина. «Гробовая тишина…» – потешались сослуживцы из отдела постановок, очевидно, завидовавшие такому уединению.
          Аркадий Ефимович посмотрел на часы, отстранился от компьютера, снял очки, потёр глаза – «Всё, баста, обед…»
          Взял кружку, опустил в неё чайный пакетик и пошёл за кипятком. Кулер стоял напротив двери отдела постановок, между туалетами и лифтовым холлом.
          Зажурчал кипяток, кружка тяжелела, улыбнувшись, подумал – «… во орут, во орут…»
          Вернувшись в тишину своей трудовой обители, он спокойно съел бутерброды: с колбасой, сыром и куриной котлетой, запивая всё сладким чаем, и, традиционно, прилёг на диван.
          Уже сладостно повело и пошли первые кадры цветного кино, как дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет ворвался Гущин, постановщик рекламных щитов.
- Слушай, Аркадий, я у тебя тут посижу, отдохну… там невыносимо – как на Донбассе – орут, словно стреляют из гаубиц…
- Только тихо сиди… – сонно позволил хозяин.
- Само собой… я за этим и пришёл… – постановщик плюхнулся в кресло, огляделся. – Хорошо у тебя, мирно, а там, ты не представляешь, смотрят новости и костерят всех по полной, не стесняясь в выражениях…
- Извини, я уже засыпаю…
- Понял, молчу… сейчас, только устроюсь поудобнее… – он поднялся, размашисто взял другое кресло, поставил напротив того, в котором сидел, сел, снял ботинки и вытянул ноги, положив на другое кресло. – Хорошо…
- Ну, мы же договорились, Евгений… – Дымляцкий поморщился, уловив густой аромат потных носок.
- Да всё уже, всё… спи…
          Дымляцкий закрыл глаза и опять повело в сон. И опять Гущин зашевелился:
- Ещё минуточку потерпи, Аркаша – за планшетом сбегаю – так просто сидеть невозможно… – он снял с кресла ноги, сунул в ботинки, застегнул молнии, немного подумав, расстегнул и пошлёпал за планшетом. 
          Аркадий Ефимович, сердечно, со стоном, вздохнув, перевернулся на другой бок.
          Гущину казалось, что он двигается бесшумно, словно кошка, крадущаяся за голубем. Для Дымляцкого это был грохот бронетехники – он чувствовал себя жертвой военной агрессии. 
- Ну, вот и всё… теперь и я в интересе… – планшет загрузился, пошло кино, Гущин, спешно-виновато приглушил звук. – Извини, Аркаша, извини… кстати, а ты не смотрел этот фильм… Звягинцева… Левиафан… слушай, так здорово наша расейская жизнь показана... и церковь, и чиновничество, и судейство... классика... я же говорю, нет в России ни веры, ни правды...
- Да етит же твою вспять, Женя! – Дымляцкий вскочил с дивана и грозно завис над Гущиным. – Ты же сюда перетащил весь этот ваш… театр военных действий!..
- Да ты что, Аркаша, я пришёл в тишине посидеть, отдохнуть…
- Вот и сиди молча, а то вышвырну вон, вместе с планшетом!
- Может, ты подраться хочешь?
- Хочу!
- А я не хочу! Я хочу спокойно отдохнуть, а покоя нигде нет – там психи орут без умолку, Абама-шмабама, тут, блин… тоже мне тихоня…
- Да замолчишь ты, наконец, или нет! – Дымляцкий схватил ботинки Гущина и вышвырнул в коридор.
- А ну принеси!
- А вот это не видел! – Аркадий Ефимович сунул кулак ему под нос.
- Принеси! Или я за себя не отвечаю, гад ты эдакий!
          Дымляцкий опомнился и взял себя в руки.
- Ладно, давай замолчим, на счёт три: раз, два, три.
- Задницу утри! Нервы поднял, блин, а теперь в считалочки играет…
- Раз, два, три.
- Хорошо, только ботинки ты принесёшь.
- Раз, два, три. – Дымляцкий лёг на диван и отвернулся.
          Гущин, тяжело вздохнув, смирился, сходил за ботинками, выключил звук.
- У тебя наушники есть?
- Нету.
- Понятно…
- Раз, два, три.
- Да прекрати ты! Как ребёнок, ей-богу…
          Воцарилась тишина. Гробовая, если не слышать, как не дышит, а пыхтит от напряжения постановщик рекламы.
          Прошло минуты три. Гущин не выдержал, вскочил, схватил кресло, на котором лежали его ноги, со всего маху бросил где стояло и вырвался вон. При этом, так хлопнув дверью, что содрогнулись стены и задребезжали стеклянные дверцы канцелярского шкафа, Дымляцкий ощутил волну, которая лишила его последней надежды на сон. Он поднялся, посмотрел на часы – до окончания обеденного перерыва оставалось пятнадцать минут.

          Утром следующего дня, на приветственно протянутую руку Дымляцкого, Гущин ответил угрюмо:
- Да пошёл ты…



20.02.15
10:41