Я падал в утреннюю гладь...

*
Об этом трудно рассказать.
Еще трудней поверить в это.
Я падал в утреннюю гладь
В своё двадцать второе лето.

Дышало пламенем сопло.
Мой самолет дрожал и руки… 
Как  вдруг я ощутил тепло
И голос  шепчущей подруги.

Лица увидеть я не смог.
Но над всплывающей землею,
Как непредвиденный пролог,
Мерцало тенью гробовою.

А мозг владел движеньем рук.
И нерв, как провод накалился.
В секунды сжался жизни круг
И самолетом накренился.

Один неправильный расчет,
Одно трусливое движенье -
И смерть отпразднует еще
Наземной жизни пораженье.

И как же мне смотреть потом
В глаза любимой  васильками.
Дарить ей облачный платок,
Витая в небе с облаками?!

И как  мне льнуть к её ногам
Горячей  пылью  и  листвою,
Морской  волной  по  берегам,
Когда  любви  её  не  стою?

Какой  же  я  воздушный  Ас?!
Себя в беде презренно предал.
Как мне смотреть в глубины глаз,
Что так легко другим передал?

И без борьбы,  скуля,  отдал
Все  блага  жизни  золотые.
Что укротить не смог штурвал,
Как  матадор  рога  крутые.

Секунды - и меня земля
Поглотит черной пастью взрыва.
Чета  берёз  и  тополя
Всплакнут листвою у обрыва.

И дрогнут, треснув, небеса.
Взрыв дальним эхом отзовется.
И на  раздольные  леса
Чужих стихов поток прольется.

А я в безвестность утону.
Сотрусь из памяти, как строчка.
Ведь на огромную страну
Я был невидимый, как точка…

В кабине  луч, как сноп огня,
Штурвал с натуги содрогался.
Тревожно глянули в меня
Глаза, с которыми расстался:

- Смотри!.. Земля!.. 
Держись, родной!..
Твою погибель проклинаю.
Ты - победишь! Ведь я домой
Тебя всем сердцем ожидаю.

Держи разнузданный штурвал.
Я помогу тебе любовью.
Чтоб ты обугленный металл
Не  обагрил  своею  кровью…

И силы вновь пришли ко мне,
Стряхнув с души остатки страха,
Как будто был я не в огне,
А смерть моя - не Смерть, а сваха.

Нет!!!
Я  обязан,  должен жить,
Ещё  полно  на  свете  дела.
Последний дюйм.
...И  монстр  бежит,
Трясясь,  как  плачущее  тело.