Версия конца

А на днях эти чудики прикатили коня к воротам.
Во охрана бежала – только сверкали латы.
Даже я напугался, когда через крен восхода
Эта морда плыла со стороны Эллады.
Нет, стоит, не шерохнется,  не изрыгает пламень,
Не плюется камнями, в стену не бьет копытом.
Видно, греки совсем скукожились, керамику
Хоть бы лепили, а тут на – сколотили это.

Говорят, что в подарок. Вскорости восвояси
Войско двинется. Сворачивают становище.
Целый день жрец в волокнистой рясе
На алтарь слагает остатки скота и пищи,
Восхваляет богов, что избавили нас от ножа и плена.
Чистоту навели по центру: благовонно даже в сортире…
И далась нам эта красавица их, Елена.
Отпустили бы девку с кулечком на все четыре,
Раз такое дело. А то возвели ладони:
На богов понадеемся да на часовых – дозорных.

Только я не пойму: раз уж сошлось все, на кой нам конь их?
Окропить бы смолой да сжечь. Нет, ввозят в город.
Ну, пускай балуются…
               
                Как стемнело,
Я откупорил финикийский херес
На остывшем балконе, чтобы забыть об Элла…
Чтобы забыть, как военные песни пелись,
Чтобы встретить огонь в очаге, а охрану – спящей,
Чтобы копье до утра заросло ажурной
Паутиной в углу, чтобы захлопнуть ящик,
Где доспехи,
Только кот соскочил с колен и понесся куда-то сдуру.
Я подумал: за мышкой, и все-таки вышел в темень.
Долго ходил по двору, у амбара кликал:
Нету хвостатого. Что овладело зверем?
Что он услышал в этой ночи безликой?

Пить расхотелось. Рука посильней вдавила
В горлышко пробку.
                В пятый раз где-то бренчит железо.
В близкой листве мерещится что-то, будто стоит сивилла.
И верх живота к чему-то побаливает, как от пореза…