реставрируем церковь
писаньем устрои, иныя потребныя места добре сверши,
якоже подобает церкви на красоту.
[Новгородская первая летопись
старшего и младшего изводов]
Реставрируем церковь за садом.
Еле теплятся лики святых,
почерневшие от заката,
святотатства и правоты.
Свято место давно уж пусто.
За Окой бродит конь молчком
и дородно скрипит капуста,
кочаны раздвигая лбом.
Реставрируем время.
Латаем
стены, стёртые на боках.
Летописная пыль, взлетая,
исторически нелегка
и стоически иронична
на разбитых губах святых,
исцелованных истеричками,
аскетически неживых.
Всяк святоша в душе порочен,
активист – в глубине труслив.
Реставрируем век от порчи,
бездуховности и тоски.
За холмами, когда дождливо,
неба выбеленный левкас,
как обратная перспектива,
с смыслом веры сближает нас.
Там, как родины крест наперсный,
иудейского зрим Царя,
еле видного, как на фресках
Ферапонтова монастыря.
Что касается клуба, бани
и иных социальных форм –
запустение и нирвана
тут господствуют в основном.
Несподручно зело в итоге
ощущать городской душой
мне за судьбы села тревогу,
незадачу и непокой.
На просёлке, за рощей и'вовой,
где нисходят они ко мне,
есть кривой указатель «Дединово»
с разъяснением: «3 км».
Проходя стороной, крестьяне
чинно крестятся по утрам
и кренится в рассвет крестами
наш уставший от гвалта храм.
Тяжко, милый? И нам не очень-
то легко на ногах стоять,
если вкалывает до ночи
наш студенческий стройотряд.
Ты не думай, раз мы шабашники,
так и нехристи, и рвачи.
Мы – твоим куполам и башням,
старец, каменные врачи.
Отдыхаем.
Воруем фрукты
и наивных домашних птиц.
В строгих рамках слегка флиртуем
с местной публикой из девиц.
Я катаю одну на лодке,
я тушуюсь, краснея как вор,
и веду с ней ну, скажем, кроткий
содержательный разговор:
мол, к примеру, чтоб Вам не выпасть,
разрешаю подсесть тесней.
Предлагаю утратить невинность,
пока тренькает соловей,
в этот час лепоты и лета,
под лирический лепет волн...
На обдумыванье ответа
ей достаточно миг всего,
а потом – пропадает церковь,
прекращает частить певец,
обмирает листва,
лишь – цепко
руки молятся на крестец...
Термоядерный «Север» курим,
целоваться идём в кино,
бессознательно, как придурки,
в комсомольцы вступаем, но
не боимся греха и чёрта
мы, воспитанники кассет
с песнопениями Пугачёвой,
печенеги застойных лет.
...Киснет лето в сиропных розах,
пахнет жареным пляж городской.
От поэзии тянет прозой,
а от прозы – такой тоской!
Только б душу не разбазарить
там, по заспанным, в синяках,
в лоскуты пропитым вокзалам,
подворотням, на пустырях…
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Ритмы меняя, шныряй и качайся,
швейный челнок мелкострочной судьбы!
Так и живу –
не проходит и часа
в жизни моей
от любви до любви.
Так и живу, вертопрах и транжира,
чувствуя в жилах картёжный азарт,
зубы вонзая в сочащийся жиром
жилистой жизни дымящийся шмат.
Так бы и жить – как играют по нервам
Ойстрах и дождь да шарманщик Шопен –
глиссером в пене,
торпедой, как нерпа,
и – напролом, как шофёр подшофе
Свидетельство о публикации №115021900316