Есть ли щит супротив стрелы Аримана?

Многие сегодня отвернулись от серьёзной научной фантастики прошлого. И перестали заглядывать в собственное будущее:
- А зачем?!

И действительно зачем, если и нечитающие ощутили собственной, извините, задницей, что все изменения в неблагополучном обществе кончаются ещё худшим. Есть примеры!
Но сначала одно стихотворение:

Василий Казанцев, «УЧЕБНИК ИСТОРИИ»

Был путь исходный крив и крут,
И счастья нёс в себе он мало…
И появился рабский труд —
И жить намного хуже стало.

Он изнурял, он иссушал —
И жизнь текла, тянулась вяло…
И — появился феодал —
И жить намного хуже стало.

И неизбежный час настал!
Сменив тирана–феодала,
Явился дикий капитал… —
И жить намного хуже стало.

Всё хуже, хуже что ни год,
И недовольство всё копилось,
Всё зрело исподволь…
И вот —
Освобождение свершилось!

И, вроде, всё — наоборот,
И всё — взыграло, заблистало,
И вольно вдаль пошёл народ!

И жить — намного — хуже стало…

                * * *
Ага. И так что?
То есть, нет выхода из этого порочного круга? А потому сиди и не рыпайся и будь доволен тем, что на тебя свалили сверху? И вся надежда на Бога, царя — и на веки вечные на том свете?..
Словно действительно настал Час Быка.

И вместо эпиграфа:
— Там, где люди сказали себе: «Ничего нельзя сделать», — знайте, что Стрела поразит всё лучшее в их жизни.
Иван Ефремов.

                * * *
...планета Торманс в общественном отношении выглядела государством, выросшим как бы на слиянии того, что представляют собой современные США и современный Китай. Конечно, надо отдавать себе отчёт в том, что я, как писатель, как фантаст, постарался представить весьма отдалённое будущее. Общественный уклад жизни на планете Торманс ни в коей мере нельзя сравнивать с тем, что мы имеем сегодня на Земле. Я писал не памфлет.
Иван Ефремов, Как создавался «Час Быка», 1969 г.

Цитаты из книги
                * * *
— Я вижу, что у вас ничего не сделано для создания предохранительных систем против лжи и клеветы, а без этого мораль общества неуклонно будет падать, создавая почву для узурпации власти, тирании или фанатического и маниакального «руководства». Ещё наши общие предки открыли закон неблагоприятных совпадений, или закон Финнегана [Arthur Bloch, Murphy's Law, and Other Reasons Why Things Go WRONG!], как полушутя назвали серьёзную тенденцию всех процессов общества оборачиваться неудачей, ошибкой, разрушением — с точки зрения человека.
Разумеется, это лишь частное отражение великого закона усреднения, по которому низкие или повышенные структуры отбрасываются процессом. Человек же всё время пытается добиться повышения структур без создания к тому базы, стремится получить нечто за ничто.
Развитие живой природы построено на слепой игре в пробы. Природа в развитии своих структур сыграла уже триллионы бросков «игральных костей», а человек гордится самыми первыми пробами, как мудрым экспериментом. На деле же их нужно великое множество, чтобы догнать сложность природы и проникнуть в уже решённые ею вопросы.
Человеческое общество — создание людей, а не природы, поэтому тут не было миллионов проб, и закон Финнегана для социальных структур превращается в Стрелу Аримана с направленной тенденцией уничтожения малых чисел, то есть совершенства. В природе она преодолевается отбором в огромной длительности времени, потому что природа справляется с ним, создавая в организмах многократно повторяющиеся охранительные приспособления и запасы прочности.
Превращение закона Финнегана в Стрелу — в человеческом обществе становится бедствием, потому что — бьёт именно по высшим проявлениям человека, по всему стремящемуся к восхождению, по тем, кто двигает прогресс. И тут я подразумеваю подлинный прогресс, то есть подъем из инферно.

— Как же вы преодолеваете Стрелу?

— Тщательнейшим взвешиванием и продумыванием наперёд каждого дела, охраной от слепой игры. Вы должны начать с воспитания, отбирая людей, сберегая и создавая охранительные системы…

                * * *
ОТ АВТОРА (написано в августе 1968 г, не публикуется в изданиях романа с 1992 г.)
Третье произведение о далёком будущем, после «Туманности Андромеды» и «Сердца Змеи», явилось неожиданностью для меня самого. Я собрался писать историческую повесть и популярную книгу по палеонтологии, однако пришлось более трёх лет посвятить научно–фантастическому роману, который хотя и не стал непосредственным продолжением моих двух первых вещей, но также говорит о путях развития грядущего коммунистического общества.
«Час Быка» возник как ответ на распространившиеся в нашей научной фантастике (не говоря уже о зарубежной) тенденции рассматривать будущее в мрачных красках грядущих катастроф, неудач и неожиданностей, преимущественно неприятных. Подобные произведения, получившие название романов–предупреждений, или антиутопий, были бы даже необходимы, если бы наряду с картинами бедствий показывали, как их избежать, или уж по крайней мере как выйти из грозных ловушек, которые будущее готовит для человечества.
Другим полюсом антиутопий можно считать немалое число научно–фантастических произведений <…>, где Счастливое коммунистическое будущее достигнуто как бы само собой, и люди эпохи всепланетного коммунизма страдают едва ли не худшими недостатками, чем мы, их несовершенные предки, — эти неуравновешенные, невежливые, болтливые и плоско–ироничные герои будущего больше похожи на недоучившихся и скверно воспитанных бездельников современности.
Оба полюса представлений о грядущем смыкаются в единстве игнорирования марксистско–диалектического рассмотрения исторических процессов и неверии в человека.
Государственный строй на ограбленной планете, естественно, должен быть олигархическим. Чтобы построить модель подобного государства, я продолжил в будущее те тенденции гангстерского фашиствующего монополизма, какие зарождаются сейчас в Америке и некоторых других странах, пытающихся сохранить «свободу» частного предпринимательства на густой националистической основе.
Понятно, что не наука и техника отдалённого будущего или странные цивилизации безмерно далеких миров сделались целью моего романа. Люди будущей Земли, выращенные многовековым существованием высшей, коммунистической формы общества, контраст между ними и такими же землянами, но сформировавшимися в угнетении и тирании олигархического строя иной планеты, — вот главная цель и содержание книги.
Если удалось это хоть в какой–то мере показать и тем помочь строителям будущего — нашей молодежи — идти дальше, к всестороннему совершенству людей коммунистического завтра, духовной высоте человечества, тогда моя работа проделана не напрасно.

                * * *

Всеволод Ревич, «ПЕРЕКРЁСТОК УТОПИЙ», 1998 г.

Ефремов делает ещё одну попытку защитить дорогие для него идеи, на сей раз с другого конца.
В предпоследнем своём романе «Час Быка» он постарался отделить общественное зло от социализма. Торжество зла он связывает не с победой социализма, а с его поражением. Так думали и до сих пор думают многие.

И снова Ефремов был не понят. Последовала жестокая расправа. Любые изображения тоталитарных драконов, с какой бы целью они ни высекались, власти — не без оснований — принимали на свой счёт. Придуманную Ефремовым планету Торманс, погрязшую в застое и моральном распаде, они так и восприняли, несмотря на то, что в книге всё же показан противовес в виде коммунистической Земли, которая протянула руку помощи гибнущему Тормансу. Бдительные идеологи рассудили, что экипаж мужественной земной женщины Фай Родис введён лишь для отвода глаз, а то, что происходит на Тормансе, — очередной антикоммунистический пасквиль.

Надо честно сказать, что поводы для такого прочтения книга давала — может быть, не столько из–за авторских намерений, сколько из–за ситуации, сложившейся в стране и партии.

А впрочем, на этот раз я бы не поручился, что и у самого Ефремова не было намерения иносказательно показать, до чего довели страну неразумные правители. И пусть он настойчиво отсылает нас то к вредному капитализму, то к китайскому лжесоциализму, а образец убогости и аморализма у него был всего лишь один. Трудно не увидеть сходства нарисованного с оригиналом, который был у писателя перед глазами...

Несомненно, что Ефремов не собирался заниматься «очернением» нашей действительности, как подобные действия квалифицировались в партийных документах. Он хотел всего–навсего исправить допущенные ошибки, а потому считал гражданским, а то и партийным долгом указать на них.
Но воспитание в обстановке культа личности ни для кого не прошло даром. Автор пугается собственной смелости и старается обложить удары ваткой. Поэтому земные герои «Часа Быка» гораздо чаще, чем персонажи «Туманности Андромеды», рассуждают о том, какой прекрасный образ жизни у них на Земле, несмотря на то, что прошло уже несколько веков, и нет необходимости каждую минуту вспоминать о давным–давно победившем, по книге, коммунизме, особенно в разговорах между собой.
Но Ефремову эти рассуждения необходимы, он всё ещё надеется раскрыть глаза членам политбюро.

Вот бы им–то, тем членам, и опереться на таких верных сторонников, а не превращать их в противников! (Мм, не запоздали ли рекомендации?)

Должен признаться, что это всё лишь мои предположения — лично я никаких документов о запрещении «Часа Быка» не читал. Возможно, их и не было, решение было принято в телефонном разговоре, а может быть, и в устном указании...
Но, хотел того автор или не хотел, а всё, что творилось на Тормансе, с неотвратимостью проецировалось на нашу страну. Ефремов даже заглянул вперёд — в книге просматриваются ассоциации с временами застоя и — как его следствия — нынешнего беспредела.
Пожалуй, надсмотрщики беспокоились не зря, хотя, если говорить без обиняков, скрывать наши прорехи было уже невозможно.
Тем не менее советским писателям не полагалось делать неподобающих намёков...

Если сравнивать ценность произведений Ефремова, то я бы отдал предпочтение «Туманности Андромеды». В своё время она была нужнее.
В «Часе Быка» автору не удалось внести что–нибудь принципиально новое в уже существующую мировую библиотеку антиутопий, хотя безобидным роман не назовешь, а термин «инферно» — та дьявольская пропасть, в которую регулярно проваливаются страны и народы, можно считать удачным.

Нравится мне и выражение «Стрела Аримана»...
Это как бы закон энтропии применительно к общественным явлениям. В течение почти восьми десятилетий наша страна находилась в сфере его действия. Просветы бывали редкими и снова сменялись тучами...

Ефремов произносит много правильных слов о крайней осторожности и предельной ответственности, с которой надо действовать в таких случаях. Но осталось всё же неразъяснённым — каким всё же образом планета Торманс стряхнула власть жестоких правителей и влилась в Великое Кольцо свободных человечеств.
Скорее всего автор и сам не знал ответа, но, видимо, надеялся, что, прочитав его роман, компетентные лица поймут, что так жить нельзя. Но они, увы, не поняли и продолжали жить как жили.

Мы и сейчас находимся в положении, близком к тормансианскому, но опять не знаем ответа.

Быстрота, с которой происходят перемены на Тормансе, заставляет думать, что автор склонен преувеличивать силу позитивного примера. Достаточно было землянам сплотить вокруг себя небольшое ядро из лиц потолковее и похрабрее серого большинства, как того оказалось достаточным, чтобы прочнейшая диктатура Чойо Чагаса зашаталась и развалилась!..

У нас–то было и сейчас есть сколько угодно примеров вокруг, в том числе среди бывших областей царской России, например, Финляндия, но мы почему–то не спешим им подражать и всё время твердим об особом пути.

Я не против особого пути — у всех, кстати, особый путь, — но никогда не смогу понять, почему наш конкретный путь непременно должен сочетаться с плохими дорогами, вечно опаздывающими поездами, вонючими туалетами, пьянством, коррумпированными чиновниками и несовершенным правосудием.

Так может быть, сначала мы попробуем избавиться от этих досадных попутчиков, а потом, на холодке, и поспорим о выборе направления?

Я проецирую земные контуры на «Час Быка», чтобы показать, что выбираться из инферно сложней, чем представляется автору. В «Туманности Андромеды» он упростил себе задачу, показав результат, а не процесс. Там не было противопоставления.

Для Ефремова и в «Часе Быка» слово «коммунизм» продолжало оставаться магическим, он наивно полагал, что, произнося это слово как заклинание, уже убедил всех, как бы забывая о том, что для многих слово «коммунист» звучит в унисон со словом Антихрист, и для них нет ничего священнее норм религиозной морали, скажем.
...Ведь этические нормы как всех великих религий, так и не называющего себя религией гуманизма достаточно близки друг к другу, они складывались как наиболее целесообразные, наиболее разумные нормы выживания человеческого общества...
Но коли так, то из этого должно следовать, что существуют абсолютные Добро и Зло, и на этой основе можно будет построить действительно Высшую Мораль.

Где–то Ефремов касается этой сложнейшей и спорнейшей загвоздки, в частности, своей теорией преодоления инферно, но верность коммунистической присяге, увы, мешает ему занять независимую точку зрения.

Ефремов и в «Часе Быка» остановился на полпути. Показав страну, погруженную во мрак инферно, он, конечно, совершил мужественный поступок, но он ограничился показом — а это уже было.

Он подтвердил также убеждение в том, что могут существовать совершенные общества — и это уже было.

А вот как от первых переходят ко вторым — такая книжка ещё не написана!
Всю жизнь Ефремов пытался её создать, но сам же помешал себе довести попытки до конца.