Тайная вечеря

Собрал своих апостолов для причащения
На Тайную вечерю сам Христос,
Не только провести им омовение,
Ещё ответа ждал на  мучивший вопрос –
Кто исподволь готовит отречение
И в заговор вступил предать его?
Он уже знал, что будет воскрешение,
Виденье было от Всевышнего.
 
Кто изменить Учителю решился?
Андрей, Варфоломей, Матфей, Симон Зилот?
Никто из них ему не повинился:
Иаковы, Филипп, Фаддей и даже Пётр,
Который трижды отрекался от Иисуса,
Когда схватили стражники Христа,
Но кукарекать стал и отказался от искуса,
А позже этот грех отмыл он дочиста.

Фома, хоть выступал бывало против,
Теперь же преданно   смотрел ему в глаза,
Он посреди стола сидел напротив
И по щеке его катилася слеза.
Не мог предать Фома, не мог и Иоанн,
Которому Христос, как никому другому, верил,
А вот Иуда очи прятал и молчал,
Иисус изменника на  мякише проверил.

Тест был простой - Христос даёт хлебец
Апостолу, которого он проверяет,
И тот, кто взял кусок, естественно подлец,
За взятку, значит, совесть променяет.
Иуда принял дар, подвоха не заметил,
Выходит на  мякине, выдал сам себя,
Создатель жадностью предателей пометил,
Хоть и творил людей, конечно же, любя.
               
Он с детства наречён Искариот,
Сейчас так очень жадных называют,
Всегда мечтал, что крупно повезёт,
Такие обязательно к кому-то прилипают.
С Иисусом или же с другим вождём,
Приспособленцу не было значенья,
Ведь  можно двигаться иным путём,
Коль цель изменника одна – обогащение.    
         
Он ждал себе чудес от Иисуса
И получил их, кажется, сполна:
Целителем Иуда стал, мог вылечить от флюса,
От боли в голове, чтоб зачала жена,
Срастались переломанные кости
И перестало вспучивать живот,
Снять острый приступ ярости и злости,
Имел за то существенный доход.

Но только богатеть ему пристало,
Как начались гоненья на Христа,
А тут ещё доверия не стало,
Хлеб протянул Господь Иуде неспроста.
Тогда он на предательство решился,
За тридцать сребреников сдал духовного отца,
К первосвященникам с доносом сам явился,
Но оказался в качестве живца.

Ловцом был дьявол, сеть свою поставил,
В Искариоте божью метку разглядел,
Он в преисподней грешниками правил,
Там для Иуды очень много дел –
За христопродавство ему вознаграждение,
Прислуживать в геенне у котла,
Всю вечность суждено подкладывать поленья,
А не захочет, то сгорит в огне дотла. 

Дабы Иисус его не заподозрил
В деянии, что совершить решил,
Иуда на Вечере тёрся возле,
А на прощание в объятья заключил,
Прильнул к Учителю он с поцелуем в щёку
И превозмог себя взглянуть  ему в глаза,
Хоть никакого не было в том  проку,
Ведь неминуемо его ждала гроза.

В том поцелуе был сигнал условный,
Наводку на Христа так стражникам давал,
Иуда с его слов «был очень скромный»,
Хотел, чтобы никто о подлости не знал.
Закончив целованье, хитро молвил
Всего два слова: «Радуйся, Равви!»,
Как объяснял потом он, долг исполнил,
Желая искренне: «На небесах живи!».         

Я видел поцелуй такой многажды,
Когда политики лобзаются в засос,
И после предавали не однажды,
Поскольку чувства были не всерьёз.
Измена только вот всегда серьёзна,
На свете том карается судом,
Там смысла нет просить пощады сл;зно,
Но это ж не сегодня, а потом.

Искариот, по-видимому, думал,
Когда свою измену замышлял:
«Зачем бояться молний от Перуна,
Час божьей кары ещё не настал,
И будет ли она, кто ж это знает,
Если Христос обычный человек?»;
Бывает смертный часто рассуждает,
Что безмятежным будет его век.

К тому же полагал, что вовсе не изменник,
Лишь верил в чудо, что себя спасёт Господь,
Свершится коль, то поневоле пленник,
В тот день в чужих руках были душа и плоть,
А деньги для сирот принял, ведь не волшебник,
Без них не мог он нищих накормить,
Вот только не успел и на один сребреник
Для бедных детушек чего-нибудь купить.

Помог Христу взобраться на Голгофу,
Иначе б как воскрес потом Господь,
Зачем в измене видеть катастрофу,
Наказывать зачем Иуды плоть?
Потом заблудшую терзать в мученьях душу,
Замолит после, видит Бог, грехи,
Желает ощущать ногами сушу
И посвятить Спасителю стихи.
 
Тот манускрипт потомки обнаружат –
Своё Евангелье Иуда написал,
В котором он других апостолов не хуже,
А сделал то, Христос что завещал,
Предупреждая о грядущем горе
И о проклятии на весь Иудин род,
Им править миром суждено в позоре,
Их будет презирать, безмолвствуя, народ.
 
Своих заслуг упомянуть он не забудет,
Что с его помощью свершались чудеса,
Там соучастник Восхожденья будет
Учителя к Творцу на небеса. 
Прочтут в писании том от Иуды люди,
Как было Воскрешение Христа,
Пусть верят смертные, ему они не судьи,
Наивность очень мила и чиста.

Не мыслил только, что он сам наивен,
Коль выкрутиться после полагал,
Там суд другой, без шекелей и гривен,
Где Божья кара ждёт, не пьедестал,
Там жаром пышет огненна геенна,
Не вырвется бессмертная душа,
Вратами наглухо затворена Вселенная
И черти кочегарят не спеша.

Там время бесконечно, нет пространства,
Истопники углями ворошат,
Лишь смертная тоска, унылое убранство,
И никогда не повернуть назад.
Торг с дьяволом на деньги не уместен,
Что ему надо, тот уж получил,
Перед Всевышним и нечистый честен,
Хоть Бог его в геенну отлучил.

Себе на истязанье принял душу,
Которую сгубила не нужда,
А жадность, отличает что чинушу,
Лишая здравомыслия всегда,
Подобно рже её уничтожает,
Упокоения и после не даёт,
Душа, как отойдёт, мучительно страдает –
Судьба такая очень многих ждёт.

Ни дня, ни ночи, только полусумрак
И отблески от языков костра,
Да треск в огне воспламенённых чурок,
Когда взлетает новая искра.
Куда она летит? Просить о том напрасно,
Наверно где-то выход есть её,
Но ведь душа не тело, это ясно,
И может уцепиться за неё.

Вслед улететь куда-то во Вселенную
И, дьяволу не говоря: «Пока!»,
Продолжить жизнь, но необыкновенную,
Где не скрывают небо облака
И ангел закоулками не рыщет,
Душа неведомо куда летит, летит,
Беглянок там, пожалуй, уже тыщи
И с кем-то даже встреча предстоит.

Там вселится возможно в чьё-то тело,
Иную оболочку обретёт,
И на другой планете сыщет дело,
Посланец преисподней не найдёт.
Его забудут чрез столетья люди,
Тогда-то и свершится вновь приход
На Землю, где он снова будет в блуде
Существовать и продолжать свой род.

Увидит, как далёкие потомки
При власти и больших деньгах живут,
А от империи остались лишь обломки
И римляне евреев не гнетут.
Его род капитал свой приумножит,
Владычество над миром обретёт,
О том в Евангелии он напишет тоже,
Где сам себя пророком назовёт.

Примерно так вот рассуждал Иуда,
Когда решился предать он Христа,
Всегда есть шанс, что вдруг случится чудо –
С Иисусом было ж после снятия с креста.
Как хорошо, когда в душе надежда,
Другой пусть будет без сребра служить,
Кто верует скорей всего невежда,
С надеждою на свете проще жить.

Когда Христос воскрес, изменника проведал,
Но не простил, хоть тот прощения просил –
Всевышнего глупец в лице Иисуса предал,
Его Бог в наказанье разума лишил.               
Какая-то  магическая сила
Иуду повела осину отыскать,
Вверху меж сучьев шею уложила
И опустила вниз ногами трепыхать.   
       
В конвульсиях Искариот недолго бился,
Вот дёрнулся последний раз и вдруг затих,
«Христос воскрес! Иуда удавился!» –
Так люди восклицают, поминая их.
Случается, и  мы грешим, когда полезней,
Но те, кто верует, переходя через порог, 
Чтоб избежать несчастья и болезней,
С  мольбою смотрят вверх: «Спаси нас Бог!»

Страх Божьей кары существует всё же,
Но лучше, коль свершится на Земле,
Жизнь оборвав, когда всего дороже,
И нет желания поставить крест на зле.
Кому свидание с Аидом ирреально,
А жить не хочется, как большинству, в нужде,
Тому и казнь должна придумана специально,
Но только не распятьем на кресте.

Не повторился путь Иисуса для Иуды,
Хотя подобному исходу был бы рад,
Останутся потомкам пересуды –
Изменник выбрал сам «сошествие во ад».
Но с этим выводом не все согласны люди,
Особенно кому сей путь грозит,
Нечестные сочувствуют Иуде,
А есть такие, кто проводит аудит.

Они усматривают между ними сговор,
Что у Христа, похоже, умысел в том  был,
Сготовил «блюдо» как искусный повар
И на закуску хлеба предложил.
Поэтому Искариот пред ним безгрешен,
В писаниях апостолов поклёп,
Совсем не провидением повешен,
А потому, что преданный холоп.

И будет почитаемым отступник
У тех, кто носит званье олигарх,
Ещё вчера для общества преступник,
Сейчас уже почти что патриарх,
Кто признаёт всесилье капитала,
Считает  злато  главным божеством,
Которого всегда бывает мало,
Всё копит, копит, копит на потом.

Ведь многое, о чём писал Иуда,
Как ни печально, всё-таки сбылось,
В России ныне слишком много блуда,
Уродство это испытать пришлось,
И здесь во власти сплошь его потомки,
А честные толкаются на дне,
Либо собрав имущество в котомки,
Скитаются с надеждой по стране.

Христос сомненья разрешить не может,
А на пороге двадцать первый век,
Хоть и крещусь, но ересь всё-же гложет:
«А кто в действительности богочеловек?
И всё ли верно в каноническом писании,
А вдруг Иуда из апостолов был прав,
На самом деле Божие задание
Исполнил, «смертью смерть поправ»?

А если так, то может поделили
Они два «царства» на Вечере меж собой,
Намеками всё время говорили,
Сперва один из них, потом другой.
Христу дела земные надоели,
Здесь суета, интриги, воровство,
Иуда же охочий до бордели,
Ему не чужды жмотство, кумовство.

Надеялся я, гром небесный грянет,
Когда Е.Б.Н. Гроб Господний посетил,
Разверзнется земля, его туда утянет,
Поскольку он присяге изменил –
Служить Борис на Библии поклялся
Народу, но Россию опустил,
Иудиной родне весь капитал достался,
Он им долги все тотчас же простил.

Но в храме, возрождённом в честь Спасителя,
Ему торжественно водружены Звезда
И званье Ордена Господнего носителя,
Грехи отпущены отныне навсегда.
Он кавалер его, а мне кусать лишь локти,
Как свой протест мог выразить ещё?
С досады сгрыз до основанья ногти
И, выражаясь, сплюнул за плечо.

Неужто с ним мы люди одной веры
И нам святыня Иерусалим?
Там в почести такие кавалеры,
Хоть крестятся, но веры нету им.
Быть может церковь цирк на самом деле,
Иллюзии где те же создают,
Проверь, попробуй, что попы пропели,
Они ведь тоже не за так поют.

Так повелось – трагедии не учат,
Не умер будто бы Искариот,               
В живых Иуды нет, но есть, кому поручат
Его прах беспокоить, вдруг да оживёт.
Змей-искуситель в виде доллара спустился,
Змеёныши кишат, что ж видно их черёд
Губить людей, и тот, кто покусился,
Без колебаний предаст свой народ.
               
Где вы, Кибальчиши? Я что-то вас не вижу,
В экстазе дискотек визжит какой-то сброд,
Простите, коль нечаянно обижу,
Иных ведь можно вместо пугал в огород.
Писатель выродился в третьем поколеньи
И внук его Егор, конечно же, Плохиш,
Продался только вот не за варенье –
За «зелень», брезгует которой даже мышь.
 
Смотрю трансляцию очередного съезда, 
Шныряют журналисты там и тут,
Ведущий скалится, ещё какой-то бездарь
И полный зал восторженных «иуд».
Они всуе правительство склоняют,
Винят его за очень низкий МРОТ
И перед выборами снова обещают,
Что нация вся точно не умрёт!

Пусть люди им сейчас не доверяют
За то, что стариков лишили льгот,
Квартиры, кто не платит, отбирают –
Украсть не может, что ж не всем везёт.
Они легко цвета свои  меняют,
Вчера был «красный», ныне «голубой»,
Хамелеон им в этом уступает,
В их честность верит разве что тупой.

Они едины, пока против дружат,
Противником, понятно же, народ,
Хоть говорят, что для России служат,
Вот только Запад за руку ведёт.
Сами себя зовут ещё элитой,   
Для  маскировки держат простаков,
Готовых выступать почётной свитой,
В стране беда такая – уйма дураков.
 
Потом их назовут «Иудина Россия»,
Но это будет много лет спустя,
Когда,быть может, явится Мессия,
Иль призовём мы своего вождя.               
В эмблему их я б поместил павлина
В преддверье будущего года Петуха,
Породой эта птаха числится куриной
И то, что квохчет, та же чепуха.

Павлина имя навевает Павел,
Апостол поминается такой,
Когда-то прежде, будто, звался Савел
И христиан «выкашивал косой».
Он люто их преследовал за веру,
Но по пути в Дамаск чудесно вдруг прозрел,
Хоть говорят: «Ты ври, да знай же меру!»,
А ведь устроился удачливый пострел.
 
Павел апостолом объявлен самозвано
И не крестил его, наверняка, Господь,
Бывает, люди изменяются нежданно,
Наоборот вдруг начинают всё молоть.
Павлинам главное, чтоб не попасть кухарке
На суп, не так уж эти птицы и просты,
Вот и в Госдуме, словно в зоопарке,
Красуются избранники, задрав свои хвосты.               

Во что они Державу превратили?!
На это смотрим с содроганьем я и ты,
Гигантское хозяйство разорили
И довели людей до нищеты.
Терпит народ, но многие уж ропщут,               
Ждём перемен, ведь где была тайга,
Среди берёз в осиновую рощу
Протоптана «иудина» тропа.