Бабушке

Бабушке, Веретенниковой А. В. 05. 11. 1924 - 23. 01. 2015

1.

Ты ушла в пятницу, ровно в девять,
  ветер над Доном не знал, что делать,
то ли выть, то ли веять дальше, как должно,
  над полем белым, над полем порожним.

Ветра, ведь, - это не наши души,
  их дело дуть на воды и суши,
а нам остаётся только верить,
  что ты за ветром ушла ровно в девять.

Мы проживаем часы, минуты
  и изменяемся как лилипуты,
но, не смотря, что смерть необратима,
  каждая жизнь неповторима.

Девять десятков, много ли, мало:
  жизнь – всегда промежуток от старта к финалу,
какой бы не жили новый десяток –
  всегда ощущаем его недостаток.

Это зима как будто поблекла.
   Мир тут уменьшился на человека.
Он там увеличился, в потустороннем.
  Уже не понять, где кроны, где корни.

Человек – это не только тело,
  которое жизни земной хотело,
но о делах его вечная память,
  о тех, что ангелы Богу представят.

Ты жила как умела, впрочем, как все мы,
  Бог долго тянул к тебе жизни клеммы.
Теперь ты сама у Него на ладони.
  Спасибо за всё. До встречи. Помним.

2.

На кладбище дуло, а комья стучали по доскам,
Душа наблюдала ненужные больше обноски,
Лопаты мелькали поспешно, как чёрные блики,
Лопаты черты зарывали от глаз самых близких.

Но было светло, словно солнце само засмотрелось,
В карманах бригады копателей звякала мелочь.
Любой человек станет прахом, а ты стала снегом,
На берегу Дона весною пробьёшься побегом.

3.

Дон, палисадник, сарай –  детства нехитрый набор,
  образы эти мне липой медовой, сочащейся близкия.
Сплю я и вижу: твоя тень выходит в полночь на двор,
  чтобы выбросить в мусор картофельные очистки, а

твой последний январь был по-своему чем-то хорош,
   щедро бросая на плиты снежинок белое крошево.
Вот только скоро бульдозер поднимет кованый ковш,
  гулким ударом одним навсегда лишив меня прошлого.

Я никогда и не думал, что память настолько слаба
  и беззащитна, как плачущая в подушку девица,
сейчас, разминая в пальцах слежавшийся старый табак,
  кланяюсь в пояс Урану. Куда от этого денешься?