Прекрасное, любимое. Не моё и даже не со Стихиры

Давно в голове сидит эта мысль. Дело в том, что в мире есть великое множество чудесных стихов, которых нам не хватает: мы их ищем жадно, горько тоскуем по ним, не всегда это сами осознавая, - а они уже есть, просто мы с ними не встретились пока, не нашли друг друга!

Но пора уж начать находить.

Суть моей идеи: выкладывать тут то, что названо в заглавии. Малоизвестному и вовсе забытому - предпочтение при прочих равных условиях, но будет тут, уверен, не только такое.

Чем бы начать? А начну-ка великими сонетами Гийома дю Вентре: отвечают всем названным условиям.

Кому захочется вкусить всё его и о нём - вот ссылка:

http://www.lib.ru/POEZIQ/vintgrais.txt

Извините: через несколько дней понял, что ссылка - на очень неполный вариант, который и целостной книгой-то не назовёшь... Настоящий полный текст книги нашёл, даже с картинками, но ссылка почему-то не выкладывается. Чуть позже что-нибудь придумаю или перенаберу по буковке, подождите малость!

===================

4. Мои учителя

Меня учил бродячий менестрель,
Учили девичьи глаза и губы,
И соловьёв серебряная трель,
И шелест листьев ясеня и дуба.

Я мальчиком по берегу бродил,
Внимая волн загадочному шуму,
И море в рифму облекало думу,
И ветер сочинять стихи учил.

Меня учили горы и леса;
С ветвей свисая, мох вплетался в строки.
Моих стихов набрасывала кроки
Гасконских гор прозрачная краса.

Меня учил… Но суть совсем не в этом:
Как может быть гасконец не поэтом?!

====================

5. Десять заповедей

«Аз есмь Господь…» — Слыхал. Но сомневаюсь.
«Не сотвори кумира…» — А металл?
«Не поминай мя всуе…» — Грешен, каюсь:
В тригоспода нередко загибал.
«Чти день субботний…» — Что за фарисейство!
Мне для безделья всякий день хорош.
«Чти мать с отцом…» — Чту. —
«Не прелюбодействуй…»
От этих слов меня бросает в дрожь!
«Не убивай…» — И критиков прощать?!
«Не укради…» — А где же рифмы брать?
«Не помышляй свидетельствовать ложно…»,
«Не пожелай жены, осла чужих…»
(О, Господи, как тесен этот стих!)
Ну, а жену осла-соседа — можно?

========================

8. Верные приметы

Когда борзых ваш ловчий кличет рогом,
А заяц вдруг перебежит дорогу —
Диана вас обманет: в этот день
Уйдет бесследно от собак олень!

Когда, спешащего на рандеву,
Обгонит поп (во сне иль наяву) —
Одумайтесь! Вернитесь, Бога ради:
Ревнивый муж с кинжалом ждет в засаде!

Перед несчастьем или неудачей
Луна — как кровь, и в полночь филин плачет.
Внимайте тайным голосам примет.
Вот давеча: осел кричал до хрипа —

И — верно! — в этот самый час Агриппа [1]
В ужасных муках сочинил сонет.

_______
[1] Агриппа — здесь и в остальных сонетах имеется в виду поэт Агриппа д'Обинье (Теодор Агриппа д'Обинье. 1552—1630).

================

9. Генрих Счастливый

Три Генриха [2] бредут Булонским лесом,
Охотой и жарой утомлены.
Три Генриха болтают про принцессу,
В которую все трое влюблены.

Божится первый: «Хороши бретонки,
В нормандок сотни раз я был влюблен, —
Но не найти во Франции девчонки
Прекраснее малютки Марготон!»

Второй орет: «А взгляд ее лукавый!
А голос! Звонкий, как лесной ручей!
За то, чтобы Марго была моей,
Отдал бы я свою Наварру, право!»

А третий? Третий промолчал в ответ…
Об этом я и написал сонет.

____________
[2] Три Генриха — Генрих Конде, Генрих де Гиз и Генрих Наваррский, впоследствии Генрих IV.

====================

14. Benedictus [3]

Благодарю Тебя, Создатель мой,
За то, что под задорным галльским солнцем
(Под самой легкомысленной звездой!)
Родился я поэтом и гасконцем!

За страсть к Свободе, за судьбы стремнины,
За герб дворянский, за плевки врагов,
За поцелуи женские, за вина,
И за мое неверие в богов,

За мой язык французский, злой и сочный,
За рифм неиссякающий источник,—
Твои дары пошли поэту впрок!
Мне на земле не скучно, слава Богу,—

Неплохо Ты снабдил меня в дорогу!
Одно забыл: наполнить кошелек.

__________
[3] Благодарственная латинская молитва.

======================

Вот ещё, друзья-подруги, поскольку молчите пока. Когда-то было, кажется, популярнее, чем сейчас... Пока всё в одной куче, но потом надеюсь расставить по строгим полочкам, чтобы каждый мог быстро найти понадобившееся.

================

Роберт Бёрнс - наш Самуил Яковлевич Маршак

Тэм О'Шентер

Повесть в стихах

Когда на город ляжет тень,
И кончится базарный день,
И продавцы бегут, задвинув
Засовом двери магазинов,
И нас кивком сосед зовет
Стряхнуть ярмо дневных забот, -

Тогда у полной бочки эля,
Вполне счастливые от хмеля,
Мы не считаем верст, канав,
Мостков, опасных переправ
До нашего родного крова,
Где ждет жена, храня сурово
Свой гнев, как пламя очага,
Чтоб мужа встретить как врага.

Об этом думал Тэм ОШентер,
Когда во тьме покинул центр
Излюбленного городка,
Где он наклюкался слегка.

А город, где он нализался -
Старинный Эйр, - ему казался
Гораздо выше всех столиц
По красоте своих девиц.

О Тэм! Забыл ты о совете
Своей супруги - мудрой Кэтти.
А ведь она была права...
Припомни, Тэм, ее слова:

"Бездельник, шут, пропойца старый,
Не пропускаешь ты базара,
Чтобы не плюхнуться под стол.
Ты пропил с мельником помол.
Чтоб ногу подковать кобыле,
Вы с кузнецом две ночи пили.
Ты в праздник ходишь в божий дом,
Чтобы потом за полной кружкой
Ночь просидеть с церковным служкой
Или нарезаться с дьячком!
Смотри же: в полночь ненароком
Утонешь в омуте глубоком
Иль попадешь в гнездо чертей
У старой церкви Аллоуэй!"

О жены! Плакать я готов,
Припомнив, сколько мудрых слов
Красноречивейшей морали
Мы без вниманья оставляли...

Но продолжаем повесть. Тэм
Сидел в трактире перед тем.
Трещало в очаге полено.
Над кружками клубилась пена,
И слышался хрустальный звон.
Его сосед - сапожник Джон -
Был верный друг его до гроба:
Не раз под стол валились оба!

Так проходил за часом час.
А в очаге огонь не гас.
Шел разговор. Гремели песни.
Эль становился все чудесней.
И Тэм О'Шентер через стол
Роман с трактирщицей завел.
Они обменивались взглядом,
Хотя супруг сидел с ней рядом.
Но был он, к счастью, погружен
В рассказ, который начал Джон,
И, голос Джона прерывая,
Гремел, как туча грозовая.
То дождь, то снег хлестал в окно,
Но пьяным было все равно!

Заботы в кружках потонули,
Минута каждая плыла,
Как пролетающая в улей
Перегруженная пчела.

Блажен король. Но кружка с пивом
Любого делает счастливым!

Но счастье - точно маков цвет:
Сорвешь цветок - его уж нет.
Часы утех подобны рою
Снежинок легких над рекою:
Примчатся к нам на краткий срок
И прочь летят, как ветерок.
Так исчезает, вспыхнув ярко,
На небе радужная арка...

Всему на свете свой черед.
И Тэм из-за стола встает.
Седлает клячу он во мраке.
Кругом не слышно и собаки.
Не позавидуешь тому,
Кто должен мчаться в эту тьму!

Дул ветер из последних сил,
И град хлестал, и ливень лил,
И вспышки молний тьма глотала,
И небо долго грохотало...
В такую ночь, как эта ночь,
Сам дьявол погулять не прочь.

Но поворот за поворотом -
О'Шентер мчался по болотам.
Рукой от бури заслонясь,
Он несся вдаль, взметая грязь.

То шляпу он сжимал в тревоге,
То пел сонеты по дороге,
То зорко вглядывался в тьму,
Где черт мерещился ему...

Вот, наконец, неясной тенью
Мелькнула церковь в отдаленье.
Оттуда слышался, как зов,
Далекий хор чертей и сов.
Невдалеке - знакомый брод.
Когда-то здесь у этих вод
В глухую ночь на берегу
Торговец утонул в снегу.

Здесь у прибрежных этих скал,
Пропойца голову сломал.

Там - под поникшею ракитой -
Младенец найден был зарытый.

А дальше - тот засохший дуб,
Где женщины качался труп...

Разбуженная непогодой,
Река во тьме катила воды.
Кругом гремел тяжелый гром,
Змеился молнии излом.
И невдали за перелеском,
Озарена туманным блеском,
Меж глухо стонущих ветвей
Открылась церковь Аллоуэй.
Неслись оттуда стоны, крики,
И свист, и визг, и хохот дикий.

Ах, Джон Ячменное Зерно!
В твоем огне закалено,
Оживлено твоею чашей,
Не знает страха сердце паше.
От кружки мы полезем в ад.
За чаркой нам сам черт не брат!
А Тэм О'Шентер был под мухой
И не боялся злого духа,
Но клячу сдвинуть он не мог,
Пока движеньем рук и ног,
Угрозой, ласкою и силой
Не сладил с чертовой кобылой.
Она, дрожа, пошла к вратам.
О боже! Что творилось там!..

Толпясь, как продавцы на рынке,
Под трубы, дудки и волынки
Водили адский хоровод
Колдуньи, ведьмы всех пород.

И не кадриль они плясали,
Не новомодный котильон,
Что привезли к нам из Версаля,
Не танцы нынешних времен,
А те затейливые танцы,
Что знали старые шотландцы:
Взлетали, топнув каблуком,
Вертелись по полу волчком.

На этом празднике полночном
На подоконнике восточном
Сидел с волынкой старый Ник
И выдувал бесовский джиг.

Все веселей внизу плясали.
И вдруг гроба, открывшись, встали,
И в каждом гробе был скелет
В истлевшем платье прошлых лет.

Все мертвецы держали свечи.
Один мертвец широкоплечий
Чуть звякнул кольцами оков.
И понял Тэм, кто он таков.

Тут были крошечные дети,
Что мало пожили на свете
И умерли, не крещены,
В чем нет, конечно, их вины...

Тут были воры и злодеи
В цепях, с веревкою на шее.
При них орудья грабежа:
Пять топоров и три ножа,
Одна подвязка, чье объятье
Прервало краткий век дитяти.
Один кинжал, хранивший след
Отцеубийства древних лет:
Навеки к острию кинжала
Седая прядь волос пристала...
Но тайну остальных улик
Не в силах рассказать язык.

Безмолвный Тэм глядел с кобылы
На этот сбор нечистой силы
В старинной церкви Аллоуэй.
Кружились ведьмы все быстрей,
Неслись вприпрыжку и вприскочку,
Гуськом, кружком и в одиночку,
То парами, то сбившись в кучу,
И пар стоял над ними тучей.
Потом разделись и в белье
Плясали на своем тряпье.

Будь эти пляшущие тетки
Румянощекие красотки,
И будь у теток на плечах
Взамен фланелевых рубах
Сорочки ткани белоснежной,
Стан обвивающие нежно, -
Клянусь, отдать я был бы рад
За их улыбку или взгляд
Не только сердце или душу,
Но и штаны свои из плюша,
Свои последние штаны,
Уже не первой новизны.

А эти ведьмы древних лет,
Свой обнажившие скелет,
Живые жерди и ходули
Во мне нутро перевернули!

Но Тэм нежданно разглядел
Среди толпы костлявых тел,
Обтянутых гусиной кожей,
Одну бабенку помоложе.
Как видно, на бесовский пляс
Она явилась в первый раз-
(Потом молва о ней гремела:
Она и скот губить умела,
И корабли пускать на дно,
И портить в колосе зерно!)

Она была в рубашке тонкой,
Которую еще девчонкой
Носила, и давно была
Рубашка ветхая мала.

Не знала бабушка седая,
Сорочку внучке покупая,
Что внучка в ней плясать пойдет
В пустынный храм среди болот,
Что бесноваться будет Нэнни
Среди чертей и привидений...

Но музу должен я прервать.
Ей эта песня не под стать,
Не передаст она, как ловко
Плясала верткая чертовка,
Как на кобыле бедный Тэм
Сидел недвижен, глух и нем,
А дьявол, потеряв рассудок,
Свирепо дул в десяток дудок.

Но вот прыжок, еще прыжок -
И удержаться Тэм не мог.
Он прохрипел, вздыхая тяжко:
"Ах ты, короткая рубашка!.."
И в тот же миг прервался пляс,
И замер крик, и свет погас...

Но только тронул Тэм поводья,
Завыло адское отродье...

Как мчится пчел гудящий рой,
Когда встревожен их покой,
Как носится пернатых стая,
От лап кошачьих улетая,
Иль как народ со всех дворов
Бежит на крик: "Держи воров!"

Так Мэгги от нечистой силы
Насилу ноги уносила
Через канаву, пень, бугор,
Во весь галоп, во весь опор...

О Тэм! Как жирную селедку,
Тебя швырнут на сковородку.
Напрасно ждет тебя жена -
Вдовой останется она.
Несдобровать твоей кобыле, -
Ее бока в поту и в мыле,

О Мэг! Скорей беги иа мост
И покажи нечистым хвост:
Боятся ведьмы, бесы, черти
Воды текучей, точно смерти!

Увы, еще перед мостом
Пришлось ей повертеть хвостом.
Как вздрогнула она, бедняжка,
Когда Короткая Рубашка,
Вдруг вынырнув из-за куста,
Вцепилась ей в репей хвоста!..

В последний раз, собравшись с силой,
Рванулась добрая кобыла,
Взлетела на скрипучий мост,
Чертям оставив серый хвост...

Ах, после этой страшной ночи
Во много раз он стал короче!..

На этом кончу я рассказ.
Но если кто-нибудь из вас

Прельстится полною баклажкой
Или Короткою Рубашкой, -

Пускай припомнит град, и снег,
И старую кобылу Мэг!..

========================

Анна Эскью
Anne Askew
1520/1521–1546

(Григорий Кружков)

Балладa,
сочиненная и спетая Анной Эскью
в Ньюгейтской тюрьме


Как рыцарь молодой,
Спешащий на турнир,
Я выхожу на бой,
И мой противник — Мир.

Он смертью мне грозит,
Со всех сторон тесня.
Но Дух Святой — мой щит
И Ангелы — броня.

Христова мощь сильна,
Она не даст мне пасть,
Пускай хоть сатана
Свою разверзнет пасть.

Но с верою Отцов
И с правдою в ладу
На сонмище врагов
Без страха я иду.

Я веселюсь душой
И не боюсь угроз,
Я знаю, что со мной
В союзе сам Христос.

Стучащим отворю, —
Так Ты сказал, Господь.
Пошли же рать Свою
Злодеев побороть.

Несчетно их число,
Врагов вокруг — стена;
Но не коснется зло
Ту, что Тебе верна.

Что мне их дым и чад?
Ведь Ты — заступник мой.
Не страшен супостат,
Пока мой Бог со мной.

Есть якорь у меня,
Есть праведный штурвал,
Есть крепкая ладья, —
Пускай же грянет шквал!

Неловко я пишу,
Мой стих не искушен,
И все же расскажу,
Какой мне снился сон.

Я зрела пышный зал
И царский в нем престол,
На коем восседал
Жестокий Произвол.

Бурлящей лжи потоп
Невинных поглотил,
И сатана взахлеб
Кровь мучеников пил.

Господь мой Иисус!
О, как на них падет
Их беззаконий груз,
Когда Твой Суд грядет.

И все же, мой Господь,
Даруй и этим злым
Прощения щепоть,
Как я прощаю им.

==========================

Джон Донн - Григорий Кружков

К восходящему солнцу

Ты нам велишь вставать? С какой же стати?
Ужель влюбленным
Жить по твоим резонам и законам?
Прочь, наглый дурень, от моей кровати!
Ступай, детишкам проповедуй в школе,
Усаживай портного за работу,
Селян сутулых торопи на поле,
Напоминай придворным про охоту;
А у любви нет ни часов, ни дней —
И нет нужды размениваться ей!

Напрасно блеском хвалишься, светило!
Сомкнув ресницы,
Я бы тебя заставил вмиг затмиться, —
Когда бы это милой не затмило.
Зачем чудес искать тебе далеко,
Как нищему, бродяжить по вселенной?
Все пряности и жемчуга Востока —
Там или здесь? — ответь мне откровенно.
Где все цари, все короли земли?
В постели здесь — цари и короли!

Я ей — монарх, она мне — государство,
Нет ничего другого;
В сравненье с этим власть — пустое слово,
Богатство — прах, и почести — фиглярство.
Ты, Солнце, в долгих странствиях устало:
Так радуйся, что зришь на этом ложе
Весь мир — тебе заботы меньше стало,
Согреешь нас — и мир согреешь тоже;
Забудь иные сферы и пути,
Для нас одних вращайся и свети!

========================

Давид Самойлов,
прекрасный и великий наш поэт,
до сих пор недооценённый, мне кажется

ТАЙНЫЙ ЛЕТОПИСЕЦ

Вот мое милое дело,
Мой дом, мой замок...
Месяц белее мела
В оконных рамах.

Значит, довольно поздно.
Задвину шторку.
День отдается прозе.
А ночь – восторгу.

Я летописец тайный,
Судья, присяжный,
Следователь чрезвычайный,
Истец отважный.

Месяц белее мела
В оконных рамах.
Вот мое милое дело –
Писать о драмах.

Я недобитый Нестор,
Трусливый Пимен.
Пусть мы сейчас безвестны,
Но мы не сгинем.

Нас миновала плаха
Истины ради.
Будем дрожать от страха,
Но лжи ни пяди.

Будем все дни томиться
И прятать очи.
Хватит для летописца
И темной ночи.

И никакой не надо
За то награды.
Но трепещите, каты,
Дрожите, гады.

(1966 – 5 января 1968)

==================

(Александр Скиба)

Дамы ценят благородство,
Верность, совесть, ум и честь,
Впавшего же в донкихотство
С Росинанта просят слезть.

Ибо требуют их цели
Средств неблагородных столь,
Что играют чести цепи
Отрицательную роль.

Дон-Кихот не может грубым
По определенью быть
И тем более по трупам
Даже ради дам ходить.

Дон-Кихоту неохота
Из дерьма таскать им мед,
Вот тогда-то Дон-Кихоту
Азенкур и настает.

Тьфу на кодекс чести даме,
Обойдется как-нибудь,
Коль усыпан все ж цветами
Трупами мощеный путь.

Тут и режет путь к отходу
Большинство прекрасных дам -
Ликвидируй Дон-Кихота
Или впредь тебе не дам.

Хлопнув литр, всплакнет немного,
Вытрет сопли Дон-Кихот
И отправится в дорогу,
Во крестовый свой поход.

Он с врагами разберется,
И луну добыв, и трон,
И погибнет, а вернется,
собственно, уже не он.

Он, забывший тексты глупых
И наивных серенад,
Даме вымостит на трупах
Путь в непреходящий ад.

Он ее, как вошь, подавит,
Двинет, если что, в пятак,
Без прелюдии заставит
Делать этак и вот так.

И, приручена вполне им,
Та поймет, летя в кровать,
Что негоже дульсинеям
дон-кихотов убивать,

Что усвоить надо с детства
Непреложный статус-кво:
Идеал есть цель - не средство
Возвышенья до него.