Великому Леонову. Русский лес. Век XIX-ый

Разорение русского леса.
Оно начинается с паденьем крепостного права, всех как обдало жаром
и потом десятилетия подряд вся тогдашняя Россия
охвачена как бы холодным лесным пожаром.
   К восьмидесятым годам девятнадцатого века неторопливое пугание лесных сов
превращается в ещё небывалый у нас штурм лесов;
и только российское бездорожье да валка векового дерева стародедовским способом
 – подальше друг от друга,
умеряют это вдохновенное убийство зелёного друга .
   И если такие примеры расточительности
оставил щербатый да куцый мужицкий топоришко,
легко представить, каких рекордов лесного опустошения
можно достигнуть опрометчивым произволом техники – не надо много умишка.
    Надо считать счастьем России,
что молодая отечественная коммерция, до бешенства резвая,
не обладала нынешней электропилою, даже и трезвая, 
подобно урагану, ещё в те времена
распахнула бы и к чёрту смела бы, как ненужные ей горы,
нашу северную боровину до Мурманска и Печоры,
расчищая дорогу наступлению тундры...
И никакие б не помогли высочайшие «полундры».
    Две могущественные причины обусловили разгром лесов в девятнадцатом веке –
в эпоху разгула нищеты и пьянства:
крушение русского феодализма с последующим обнищанием дворянства,
не умевшего справиться с вольнонаемным хозяйством, которому б учиться и расти,
и стремительное развитие нашей промышленности.
    Если и раньше дерево жарко пылало –
в топках сахарных, винокуренных и пивных заводов – основы того жития,
теперь основным его потребителем становится металлургия.
   Вот на Урале она уже задыхается без топлива
и заметно отстает от юга, где недрами богата земля,
где своевременно открылись неисчислимые запасы
дешевого подземного угля.
Тончает помаленьку надёжный сук, 
на котором мы сидели с Гостомысловых времён.
А лес и ныне – верный друг,
как был он у славянских всех племён!
––––––
Леонид Леонов. Русский лес. (Отрывок).
Разорение русского леса. Оно начинается с паденьем крепостного права, и потом десятилетия подряд вся тогдашняя Россия охвачена как бы холодным лесным пожаром. К восьмидесятым годам девятнадцатого века это превращается в еще небывалый у нас штурм лесов; только российское бездорожье да емкость труда, потребного на валку векового дерева стародедовским способом, умеряют это вдохновенное убийство зеленого друга. И если такие примеры расточительности оставил щербатый да куцый мужицкий топоришко, легко представить, каких рекордов лесного опустошения можно достигнуть опрометчивым произволом техники. Надо считать счастьем России, что молодая и до бешенства резвая отечественная коммерция не обладала нынешней электропилою, которая, подобно урагану, еще в те времена распахнула бы, к черту смела бы нашу северную боровину до Печоры и Мурманска, расчищая дорогу наступлению тундры... Две могущественные причины обусловили разгром лесов в девятнадцатом веке: крушение русского феодализма с последующим обнищанием дворянства, не умевшего справиться с вольнонаемным хозяйством, и стремительное развитие нашей промышленности. Если и раньше дерево жарко пылало в топках сахарных, винокуренных и пивных заводов, теперь основным его потребителем становится металлургия. Вот на Урале она уже задыхается без топлива и заметно отстает от юга, где своевременно открылись неисчислимые запасы дешевого подземного угля.
Тончает помаленьку надежный сук, на котором сидели мы с Гостомысловых времен...