Приключения философа Талки. День 18-й, 2 часть

К моему огромному удивлению, все сидящие подняли руки, даже школьный учитель. Первым выступил цыган:
- Любви не существует. Истины тоже. Есть мужчина, и есть женщина. И между ними – страсть и война. Настоящий мужчина должен обладать львиным сердцем и красивой женщиной. Без раздумий вонзить нож в любого, кто посягнет на него и на его женщину. Как лев, вонзающий острые зубы в бродячего пса!
И он посмотрел мне в глаза долгим взглядом. Я вспомнил его танец с Екатериной Юрьевной – он, действительно, обладал ее телом во время танца и, надо сказать, не без ее согласия и удовольствия.

- Ваше мнение, мой друг? – обратился хозяин стола ко мне.
Цыган выглядел так, будто бы его нож был уже в моем сердце. Я, однако, был совсем иного мнения:
- Если Любовь и Истину я одену в белые одежды, то Страсть и Войну – в кроваво-красные. Они – орудия Лжи. Одно вызывает другое, одно живет другим. Для Лжи признать существование Истины означает смерть, Ложь питается многими неправдами, в том числе страстью и войной. Обладая телом, еще не обладаешь душой, а это – Ложь. Лев, конечно, может разорвать бродячего пса, но настоящий философ ему, увы, не под силу. Философ, обладающий Истиной, может уничтожить льва, – я увидел  вытянувшееся цыганово лицо, - но вместо этого он, скорее всего, поместит его в зоопарк как прибежище экзотических заблуждений, – теперь мой взгляд переместился на Петра Афанасьевича.
Тот кивнул мне головой, словно хотел сказать, что для начала было довольно неплохо.

Следующей оказалась цыганка. Она сказала:
- Все то, о чем он говорит, называется Песней. Песня – это стебель и цветок. Если отделить одно от другого цветок будет мертвым. Она взяла гитару, протянула ее цыгану:
- Играй, чаворо! и запела:
- Ту и мэ, май миндык туса бахталэ,  ту и мэ, май миндык туса дуйжэнэ…

Голос ее, поначалу глубокий и нежный, зазвенел пронзительной струной:
- Ту и мэ, мэк пэ кадо баро трайо! – а потом вдруг взорвался душераздирающим, хрипящим криком:
- Ту и мэ мэк андэ кади бари люма-а-а!

…Если в этот момент и существовала Любовь, то она была здесь – в ее Песне. От ее Огня моя душа испарилась, взлетела в небо и не желала возвращаться. По лицу двумя ручьями текли слезы, я не мог говорить. Цыганка подошла, посмотрела мне в глаза и сказала:
- У него правильное учение. Я с ним согласна.

Надо отдать должное “команде” – слезы на глазах были не у меня одного, и никто не просил меня комментировать пение цыганки.

Поднялся незнакомый мне кавказец:
- Я в принципэ нэ против ыстины и лубви, но, думаю, ани нэ совсэм, а тачнеэ будэт сказат, – савсэм нэ подходят для учэния. Ана должна апиратса на рэальнасть, на то, что каждий из нас встрэчаэт в сваэй жизни каждий дэнь. Напрымер, матэматика и физика – на цифри, на движение, на врэмя. А часта ти встрэчал любов и нахадил ыстину? Нэ часта, и то – в балшом заблуждэнии. Скажи – я нэ прав? Я лублу харашо пакушат, випит, красивий машина, красивий женщин, штоби била многа дэнег, друзей, уважения. Я лублу красивий жизнь. И все маи друзья любят красивий жизнь. И друзья маих друзей лубят красивий жизнь.  Мнэ гавариль, ти палюбиль наша Катюша? - Он засмеялся,- Ти думаэш, ана нэ лубит красивий мущин, дэнгы, машин? Ти думаэш ана будит с табой кататца на лодки? Нэт, ей нужэн багатий, щедрий мущин. Катораму ана магла би атдат сваю красату.
Он обвел всех присутствующих взглядом, как бы ища поддержки:
- Паэтаму настаящее учэние далжна апиратца на красату. На такую красату, катораю лубят вси люди. Красата ва фсом – вот на чом аснована мая филасофия.

Опять упоминание о Екатерине Юрьевне! Похоже, она здесь объект пристального внимания. Однако... Однако, я поймал себя на мысли, что за все время пребывания в селе толком ее даже не разглядел. Не помню ее лица. Можно ли влюбиться в женщину, если ты не помнишь ее лица? А я ведь сказал, что люблю ее. Правда, я сказал это не ей, а ее сыну, Вики. Но что это меняет? Неужели я обманывал его? Я вспомнил ее блузку, мокрую от моих слез,  исходящий от ее тела жар. Что же мы – Вики, она и я чувствовали в этот момент? “Страсть?” “Песню?” “Красату?” Он сказал:”Папа, не уходи!”. Она ответила:”Он всегда будет с нами.” Я сказал:”Я люблю тебя и ее сына”. Я не был “багатий, щедрий мущин”, она не думала “атдат сваю красату”. Мы, трое, были одним целым, и, может быть, мы любили друг друга?

- И чито ти гавариш на мае учения? – донесся до меня его голос.

Есть вещи, которые я не знаю. И когда о них говорят, всегда думаю – насколько близки к истине говорящие, насколько они искренни, насколько они умны. Может ли их разум передать моему знание, таким, как если бы он сам, лично его получил? Часто люди лгут, думая, что они правы – потому что, обманывая себя всю свою жизнь, не могут иначе. Часто – заблуждаются, потому что не могут без лжи. Ложь – это сильный наркотик, это – оправдание и объяснение многих дел и поступков. В дискуссии ты не знаешь – лжет тебе твой оппонент или заблуждается. Но это не имеет никакого значения, когда маленький, совсем крохотный кусочек истины стал для тебя доступен. Когда ты почувствовал ее вкус, который не сравним ни с чем – ни с деньгами, ни с машинами, ни с красивыми женщинами. Не отходи от нее – и тогда самые сложные жизненные перипетии будут распутаны тобой как клубок ниток.

- Я не знаю, гамарджоба, любит ли Екатерина Юрьевна красивых “мущин”, машины, и все остальное не менее красивое. Не могу возразить, ведь она член вашей “команды”. Но Вики ей дороже всех вас, вместе взятых. И тот, кто полюбит его, и того, кого полюбит он, и будет ей самым близким, самым родным, а, значит, и самым любимым мужчиной. Красота преходяща, деньги тоже.  Машины разбиваются, женщины стареют. Временное не может быть фундаментом.  Дом, построенный на нем, вскоре рухнет. Как и твое учение, дорогой, – таким был мой ответ.
Кавказец покачал головой. Может быть, он уже встречал подобные аргументы?

- Позвольте же мне, наконец, - вступил в дебаты учитель, - я хочу поддержать нашего гостя в его критике моих друзей. Кстати, почти то же самое я им говорил неоднократно. Но, смею обратить его внимание, что его аргументы могут быть направлены точно так же и против его собственной теории. Думаю, что не открою секрета, сказав, что и любовь, и истина так же преходящи. Пускай не так быстро как страсть, которая иногда неизвестно куда исчезает после акта совокупления. Или  как красота, которая с возрастом теряется, особенно у женщин. Любовь проходит или превращается в уважение и привычку. Истина становится прописной либо же требует слепой веры, теряя свою суть. Простите меня, но ваши основания – всего лишь плоды разума или души – как вам будет угодно. Настоящее же философское учение должно стоять на более прочном фундаменте, чем разум. На том, на чем стоит сам разум. Я называю это  - Мир, Природа, Вселенная, если хотите. То, что бесконечно существовало до появления человека, и что будет существовать  вечно и после его исчезновения, если не дай бог таковое произойдет. Человеку никогда не познать Истины, он всегда будет исчезающей точкой между бесконечностями прошлого и будущего. Но эта точка – может и должна дерзать, может и должна восхищаться бескрайним Космосом!

По ходу дискуссии я не забыл наставление Федора следить за собой. Понятно было, что он имел в виду действие пресловутого “чая”.  Я заметил, что “чай” сделал меня крайне уверенным в своей правоте, таким, каким я никогда в жизни не был. Принцип подвергать все сомнению я всегда применял первым делом к себе самому, а поэтому зачастую выглядел бледно на фоне напористых и нагловатых собеседников. После слов учителя “чай” спровоцировал меня на несвойственное мне ехидство:
- Ваше учение заслуживает почетного звания “философии точки”. Не о вас ли было сказано: ”Кто ты, незнающий мира? Сам посмотри – ты ничто. Ветер – основа твоя, ты – богом забытый – ничто. Грань твоего бытия – две бездны небытия. Тебя окружает ничто, и сам внутри ты – ничто."
Раздался смех. Учитель обиженно замолчал. Я попытался исправить положение, сказав, что иногда поэзия бывает убедительнее логики, хотя и чересчур образной.