Великому Леонову. Русский лес. Первое тысячелетие

     Среди стихий, которым предки поклонялись за силу, добро или красу,
были и растительные великаны, подобные тем дубам,
что ещё недавно высились на Хортице, в большом лесу,
или – соснам на Селигере,
воспетым Иваном Шишкиным в картинах лесных чудес,
отличным, несгибаемым бойцом за русский лес.
   Их глубоко чтили, у их подножья творились суд и правда – того времени,
а баяны слагали сказы о делах и походах племени.
Поэтическое суеверье ревностно оберегало в ту пору
наши южные божелесья, посвященные громовнику Перуну,
пока это резное развенчанное бревно с золотыми усами, что было духу опорой верной,
не уплыло вниз по Днепру, гонимое новой верой и царевной...
  С тех пор мельчает немногочисленный русский Олимп, лесных богов вместилище,
и дольше всех держится лишь сомнительное наше страшилище,
лесовик, леший, лесной бес, в крестьянском просторечии, 
лес.
–––––
Леонид Леонов. Русский лес. (Отрывок).
Среди стихий, которым предки поклонялись за силу, добро или красу, были и растительные великаны, подобные тем дубам, что еще недавно высились на Хортице, или – соснам на Селигере, воспетым Иваном Шишкиным, отличным бойцом за русский лес. Их глубоко чтили, у их подножья творились суд и правда, а баяны слагали сказы о делах и походах племени. Поэтическое суеверье ревностно оберегало в ту пору наши южные божелесья, посвященные громовнику Перуну, пока это резное развенчанное бревно с золотыми усами не уплыло вниз по Днепру, гонимое новой верой и царевной... С тех пор мельчает немногочисленный русский Олимп и дольше всех держится лишь сомнительное наше страшилище, лесовик, леший, в крестьянском просторечии, лес.