Серхио Бойченко

Ушёл из жизни прекрасный поэт -

Вот его стихи

слегка раскосые немного узкие
к утру расписанные под хохлому
слегка японские под вечер русские
всегда со мной и в моем дому.


судьбой мне суженые
в районе талии
а ниже бедра
качают лень
хриплю простуженно
про италию
которой ночи
который день.

ты говорила мне дни и ночи
на тарабарском, но языке
по нотам римлянка петь не хочет
речитативом - жила в тоске.

когда порвется не там, где тонко
когда бумагу заденет порез
взглянет европейка, вздрогнет японка
и мой теряющийся интерес.


* * *

о милая девочка я не заметил
как боль растворилась меня отпуская
как кончилось лето как начался ветер
осенний особенность нашего края


и времени нашего. спрашивай строже
за эти слова эти игры и шутки
которые вправду на правду похожи
но только пусты и от этого жутки

забудешь но это случится не скоро
когда вся любовь растворится в печали
как боль растворилась как вышедши горлом
пустые слова растворялись ночами

кричать о забытой любви нестерпимо
игра есть игра и от этого больно
я все проиграл я теперь нелюбимый
но - вольный
---

* * *

ты с ней играл ты с ней шутил
ты говорил слова пустые
но стал ее дождем в пустыне
и посохом в ее пути

она доверилась словам
твоим и поступила просто
забыв проклятые вопросы
и гибельно была права

зачем гарантии в любви
и уверенья песни песней
есть долгожданное исчезни
и ненавистное живи

все остальное суета
мольба любить как детский лепет
не трогай слов великолепье
под ним душа она пуста
---

* * *

джентельмены в цилиндрах спортивно играют в крикет
мужички зашибают козла в покосившейся хате
ты играешь со мной и твое амплуа гран-кокет
я играю в любовь и мое амплуа воздыхатель

под сомненье не ставя решимость твою до конца
продолжать эти сцены привычно-знакомые что ли
я хочу только снять хоть на день выраженье лица
позволявшее мне соответствовать вверенной роли

эта роль меня мучит но ты меня учишь уму
учишь делать плезир обхождению и политесу
я прилежно учусь я играю зачем не пойму
эту скучную пьесу
---

* * *

"ломающее лед дыхание твое"
Борис Пастернак

не сопи ты ломаешь весь лед
на реке мои ребра и планы
скоро март и в честь этого пьяно
мое бедное сердце поет

этой песни простые слова
ты ломаешь дыханием тоже
я те друг мой лицо растворожу
не сопи ты опять не права

ты вздыхаешь по тем временам
когда день начинался тобою
когда ссоры кончались любовью
когда колокол ныл не по нам

я люблю тебя так же поверь
зря ты дуешь сезоны ломая
каждый год перед ласковым маем
строгий март и отпетый апрель

у меня замечательный план
долюбить тебя к новому году
не ломай а иначе расходы
по ремонту его - пополам

у тебя еще все впереди
мир труд май ежегодное счастье
не сопи это все в твоей власти
успокойся разденься и жди


* * *

вот еще не хватало твоих соплей,
хочешь: трахни, распни, наконец, убей,
но не плачь, мой малыш, никогда не плачь,
я дурак, я скотина, но никогда не палач,
поэтому ты не плачь.


удивительно мыслишь, малыш, никогда не правильно,
кто тебе мысли, мозги и черепушку ставили,
я позвоню друзьям, чтобы они им там вставили.

сейчас у нас осень. как говорят испанцы -
мы в осени пребываем. изысканные засранцы.
а у меня с тобой, как у кестнера танцы.

но ты никогда не плачь, никому не верь.
если вещь открывается - это видимо дверь.
если кусается - это наверное зверь.


* * *

Когда ты прешь на костылях
За жигулевским пивом,
То как Москва весною, бля,
Особенно красива.


Ты так же, как она сама,
Худа и конопата
И в пять минут сведешь с ума
Сошедшихся к Арбату.

Тебя узнаешь издаля,-
Гремя пивною тарой
Ты поминутно шарм свой, бля,
В толпу кидаешь даром.


* * *

в дождь тебя вспоминаю вижу метель
починяю дверь сорванную с петель
окна выдержали но запотели


уставший биться о лед прибой
выбрасывается на берег рыбой
глухонемой

вошла с мороза тряхнула гривой
снег падал косо стал падать криво
дом замело отсырело курево

не шевельнусь и к утру усну
в песенку превращаясь устную
к вечеру веточкой мерзлой хрустну.

ТРАВА

Чоботи він носив звичайні, кирзові,
Незважаючи на час. Той дьоготь,
Той смалець і той гуталін,
Що я чоботи ними мастила,
Щоб не промочував ноги, як дощ, —
Стерлися геть
Об ковилу та полин, і коли я ховала
Їх у запічок досвіта, щоб не помітили діти,
Як уставатимуть вранці до школи,
Завжди вони
Пахли травою мені —
Отією, не знаю як зветься, що нею
Пахне і молоко, і кизяк сухий пахне,
І дим з кизяка. Тоді я була молодиця
Така, як оце молоко. Скоро додому.
Я стану як дим.
І як його звали насправді, не взнаю ніколи.
Я називала його Василем. А він був
Безіменна трава, та якою
Пахло життя.


1987


* * *

кате

прозрачная кожа
тоже броня и покров
я соберу тебе листьев кореньев и медленных трав
я кровь тебе выцежу дам тебе кровлю кров
когда ты взойдешь защищу от случайных потрав.


ты можешь уверена быть
никакая лиса
не будет впиваться в прозрачную тонкую кожу
ее от меня не спасут никакие леса
и это на сказку на ложь и на правду похоже.

я зло улыбаюсь
когда меня просят - пою оскал
воде соленой улыбается втайне сталь
не видел ветер заливов таких и скал
с натянутым скальпом чужим на башку, а жаль.


* * *

все заиндевело к ****ям
тянет водкой потом и пехотой
есть такая кисточка калям
и она пропитана работой.


у меня пропитан милый друг
красной ватой, белыми бинтами
а вокруг пропеллеры винтами...
и черешня зацвела
вокруг.

ты пиши - весна, зацвел урюк
первый раз козу завел на дойку
девочку за косы взял на койку
и признался что она твой друг.

закалямь на вечные века -
в каспий обреченно тащит волга,
кисточкой, в другие берега.
через питер будет влом и долго.


* * *

все потом и разлуки и встречи
ты легла на диване с котом
задремала под мягкие речи
и с открытым под библию ртом.


я тихонько читал от матвея
а потом и от павла читал
двух красивых и вечных евреев
не за кровь, за любовь почитал.

они ходят по морю за хлебом
раздают карасей и маслин
а под вечер целуются с небом
и спасают от нас магдалин


* * *

Все утро попадалась акварель,
То белая, то красная форель,
А маслом только хвост и плавники -
Скользить против течения реки.


Встряхну листок - рисунок гнет хребет,
Вверх по реке уже сто тысяч лет,
Гряда, хребет, водораздел, исток,
Восток, и обессиленный восторг.

На берегу жара и краски блекнут,
Рисунок кончен, полдень, кисти мокнут,
Глаза тускнеют, только капли масла,
Собравшись в них, грустят, что солнце гасло.


* * *

Я в топку державы кидал и кидал трудодни,
Чтоб мой паровоз долетел, наконец, до столицы,
Где все благородно, где морды не хари, но - лица,
Где вахта бессменна слегка подуставшей родни.


Там ставят фонтаны на супербазарах для встреч,
Там плачут арбаты по старым по добрым лубянкам,
Там места хватает всем янкам, всем их обезьянкам,
Там можно и мне на вокзальные плиты прилечь.

Ты любишь Москву, Бог с тобой, это маленький грех.
Ты нравишься мне - этот грех твой уже потяжеле.
А если еще поцелуешь, повиснешь на шее,-
Диван затрещит, как мораль, а мораль - как орех.

Поплачь у зимы на плече, я найду себе дом.
Там будут бумаги клочок и роскошные нары,
Покой и стихи "не сыскать вам счастливее пары..."
Да, если и можно, то сложно, с великим трудом.

Я только тебе разрешу заходить в кабинет
За славными нарами, возле оконца у печки.
И ты мне подскажешь, сбивая дыхание свечки:
"Нет пары счастливей, печальнее повести нет".


* * *

я не знаю что на твоем берегу – галька песок
илистое у тебя там дно или оно каменисто
на что похожа грудь твоя твой сосок
есть ли бусы на шее твоей или монисто
я не знаю насколько глаза твои глубоки
зеленые голубые они или цвета стали
можно ли заплывать в глазах твоих за буйки
можно ли так утонуть в них чтоб не достали
я не знаю как ты обычно смотришь каков твой взгляд
нежный он или твердый или усталый
смотришь на нужные вещи или на все подряд
можешь ли ты взглянуть так чтоб сердце встало
я не знаю длины и цвета твоих волос
откуда взялась: морская ты или лесная
это не очень правильно только так повелось
что я о своих любимых почти ничего не знаю
я не знаю насколько ты высока худа
стройна или нет какая твоя походка...
только строчка из детства "чья-то потеря – моя находка"
и сразу теряют значение все эти "нет" и "да"
...

Я живу в таком краю,
Где давно, моя забота,
Застываешь на краю,
Забывая цель полета.


Где всю жизнь зажат в тиски
Добродетельного быта.
Цели есть, они близки,
Но нечаянно забыты.

Где пустая маета
Броуновской скачки вроде.
Где любовь моя и та
Постоянно с курса сходит.


* * *

я в ящик - там закончились конфеты
дождь за окном и умирает лето
дождь был косой и бил наискосок
в кость тонкую наверное в висок.


есть жилка тонкая она еще пульсирует
не плавал я в той жилке не бывал
драгун на стройных лапочках вальсирует
и длится танец и не кончен бал.

дождь за окном и день пошел на убыль
прислушаешься да одна вода
менять не хочется на хлеб последний рубль
и нравится мне слово ерунда.

закончилось в буфете наше сладкое
в комоде кончилось постиранное гладкое
захочешь нет сказать а скажешь да
а за окном немыслимый потоп
я дурень окаянный остолоп
могу промолвить - к нам пришла вода.


* * *

люблю хризантемы и красные вина,
смотреть с баллюстрады, как тонут пингвины.

как смутных сомнений и горечи полны
все плачут и прячут тела свои в волны.

они, погружаясь все глубже в пучины,
ни цели понять не могли, ни причины.

а я, от их криков заплакав, от взлядов,
ломал хризантемы, расплескивал вина,
и я отвернулся. о, крошки пингвины!
как больно, как страшно, кому это надо?




Сергей Бойченко

25 January at 02:59 ·
.

ОАЗИС

я не ходил на серых уток ни на болота ни в пески
долбил тихонько промежуток от полустанка до тоски
запахивал полы халата жевал невкусную халву
лежал в барханах ждучи брата пережидаючи молву.


плыл по земле тонул в поющих струну вытягивал из жил
по азимуту в райских кущах ходил а мне сказали жил
вострил подаренную саблю твердил ночами шах-ин-шах
жемчужную седую цаплю рубил под вечер в камышах.

брал виноград губами с неба пил дождь попавши под вино
желая молока и хлеба и что попроще все равно...
молотит утка по воде летают легкие подковы
я спал я никогда нигде и вряд ли с уткой мы знакомы.


* * *

прийди туда где были мы знакомы
где под землей землей венчали гномы
где для колец тяжелая руда
текла от нас неведомо куда.


где были пальцы наши сплетены
и проходили сквозь любые стены
незнаемо понятие измены
и перемены солнца и страны.

20.08.00


* * *

я в хлипкой курточке кочую по дворам
ночую в ней не верю разговорам
устал предпочитаю сговор спорам
где по серьгам всем правильным сестрам.

я набреду несложно много хижин
где свет горит пока готовят ужин
бывают дни когда бывает хуже
бывает выше а бывает ниже.

бывает бьют и милуют бывает
болит недолго быстро заживает
еще быстрее дырки забывают
за что поймали их и застрелили
за то что подвернулись или жили.


* * *

иногда улыбнется на улице девица
хочется верить, но мало верится
хочется лапки к глазам - зажмуриться.


иногда по морде дадут с прибором
сука скажут тебе да не просто - хором
хочется лапки к глазам - зажмуриться.

иногда зимой выглянет солнышко
хочется лапки к глазам - зажмуриться
а сквозь лапки улыбается девица.


* * *

на краю земли метель на краю земли
а ты помнишь солнце как было встарь
как метели южные замели
желтым снегом мою агарь.


как молчали думая ни о ком
по вертепам мальчики и скоты
как мычали точек наевшись ком
и в писание тыкали рук персты.

да ногами кверху не я распят
это выкрест и изверг за мать их софью
умирающим римом был бит и взят
а когда умирал - говорил с любовью.


КЛАРХИЛЬДА

га

минуты две, минуты три
тому тебя мне было мало
и даже солнце не вставало
и было холодно внутри.


не наделяли мёдом соты
уставшие за август пчелы
и ныли стылые пустоты
осенней школы.

где в сентябре научат жить
а в октябре - смотреть и видеть
и только к декабрю любить
и ненавидеть.

ждет север в имени твоем,-
простое, ясное.
клархильды темный водоем
ее ненастное.

вдвоем с брунхильдой до весны
урок исполнить,-
не спать, а только видеть сны
и не запомнить.

АВСТРИЙСКОЕ

и эта точка на краю холста
как от меня сбежавшие печали
как на ночь мне прощальные полста
не рисовали только обещали.


на холст легли не вынесет парнас
мы цедим звук и потихоньку входим
движенье рук разводит долго нас
мы ценим это действо мы уходим.

раздвинутый немецким криком рот
и дамочка по типу модильяни
живет во мне впадает мне в живот
как точка на краю холста, на грани.


ЕКАТЕРИНА И АННА

стынут великих озер кронштадские лужи
в форточку петербург насылает ветер
в северных штатах тогда наступает стужа
анна натягивает свитер.


екатерина смотрит на лед залива
в черную завернувшись кофту
можно подумать что жесты ее ленивы
руки бескровны - дома забыла муфту.

тонут глаза их, лгут голоса прямые
прелой соломой спелым каштаном плетутся волосы
полосы вьются в послушные и упрямые
пестрые косы.


* * *

если ты скажешь - река потечет вспять,
вода не источит камень, дважды два станет пять.


если ты скажешь: не думай больше о ней -
я не преткнусь о камень сей стопою своей.

если ты скажешь - я тихо умру, лягу
нескладными буквами на твою бумагу.


* * *

никогда не кричи волки - услышит зима
переулки аукнут через метелицу
заметет мою память через дома
через то что гнется и то что стелется.


через то что к вечеру заметать
через тетрадь в клеточку или косую
я рисую веточку и косулю
через пробитую через тетрадь.

через самых близких под сонцем кривым
спотыкаясь об детства кривую улицу
буду вдыхдать через силу дым
листьев осенних, жмуриться.

...

от фьордов до берегов английских
царевен наворовать валлийских
воткнуть топор во чужие стены
царь-граду лондону щит прибить
еще до макбета до измены
с богатым йориком говорить.


рэд эриком вытоптать весь нарцисс
из тэмза-батюшки соки выпить
чтоб напоить своих белых лис
на свежей мякоти воспитать.

нам викинг пушкин пропел о розах
а викинг байрон и о морозах
а все построено на любви
на глотках резаных и крови.



* * *

покинув дон с той стороны
пришли ко мне угрюмы, пьяны
степаны, васили, иваны
все родичи чужой страны.


там был туман и бил он в реку
я думал из варяга в греку
перетинают мою реку
мой чистый мой казацкий дон.

от запорожья пили кровь
отсюда мука и любовь
мой дон сарматы и хазары
и от олега все базары.

не лезьте, хлопцы до меня
тогда не втратите коня
тогда олег святой и вещий
не тронет дон и ваши вещи.


* * *

вот по-английски молнии болты
а на марише тонкие банты
а на марие в лондоне на темзе
такие же хотя с артиклем зэ


и я не знаю как их разделить
определённый не определённый
по очереди сладкое любить
по чуточку любимого глотнуть

артикли я люблю пусть будет блять
определённый неопределённый
я с вечера такой влюбленный
за бантики я поведу гулять.

потом ударит молнией меня
английскими болтами в русско темя
и вспомню родину и время
и гамлета и царство за коня.

я трогал девочек своих за банты
я на балет их ставил, на пуанты
они сторицею мне отвечали
глаза раскрытые от боли до печали.

я и марусю и мари беру с артиклем клятым к руси
люблю я толстую мари и полутолстую марусю.
завязываю банты им под песни матушки гусыни
и сказки русские.

у девочек под бантами затылки-бестолковки чтобы стыли.


* * *

приходило лето и было жалко
было жарко каштанам-акациям
приходил конец под гипсовой аркой
бонифациям нашим вакациям.


отдохнули освоили ремесло
и натянутые через постель смыслы
и гребет брошенное весло
через плечи по коромыслам.


ЖУРАВЛИ

я под небом чужим никого не желаю
только белую стаю, только чёрную стаю.


только махи их крыл
только грусти задумье
никого не любил
как казбека раздумье

для меня мой кавказ и не лермонтов даже
не на пляже в сухуми это просто до дрожи
это дикие птицы построены в даль
мне приносят на крыльях тоску и печаль.

грусть приносят и веру и верую я
в эти белые крылья чёрного корабля
эти сильные руки, эти верные махи
я на впалой груди не порву так рубахи.


* * *

Пол, потолок и пять пустых углов,
Окно, широкий, в локоть, подоконник.
Но даже этот мизерный улов
Меня уютом досыта накормит.


Я лягу спать под фикусом надежд
В великолепьи фиговых одежд,
Исполнив фокус каждодневной пьянки.
Написан сон давно, но до сих пор
Ложатся вишни с ромом на фарфор
Глазами перуанской китаянки.

И в этом маслом выписанном сне
Я, в сущности, такой же иностранец,
Как этот черный нероссийский глянец
На матовой, легчайшей желтизне.

Написан сон, исполнен трюк, я пьян:
С досады, в назиданье ли, в укор ли.
Я сыт заморским островом Буян
До коликов в боку и кома в горле.

Но этим двум цветам не исчерпать
Ее индейской сдержанной палитры.
Оттенков тьма, они, как ночь, разлиты,
И хочется поверить им и спать.

Я лягу спать, написан сон-портрет
Красавицы, которой равных нет,
В ее всегдашней торопливой позе.
И я, судьбой испытанный знаток
В таком наибанальнейшем вопросе,
Не в силах взять ее улыбки в толк.


* * *

все в прошлом, кусочки лета, куски зимы
теперь мы взрослые, хрипло смеемся мы
не в табакерке, не в папиросах
искала мыслей в своих вопросах.


от папы откройте за очагом дверку
где нюхает сын, а потом ли цын трахает табакерку
а как красиво висело простое льняное платье
на девочке под пуатье.

мой свет, мне нравится оловянное
солдатик от карла битое и стеклянное
от русского нравятся исключения

мне нравится балтики папиросы
и где служили до нас вопросы.
и вообще приключения.


* * *

девочка, на фотографии это не ты
я просыпаюсь не утром, но очень рано
и ты в мои раны вкладываешь персты
в пагубы жертвенного барана.


если я говорю тебе про вокзал
я сказал тебе очень мало
отрежь сибири кусок, ямала
не трогай главное,- я сказал.

не трогай главное, мой курок
пусть про оружие нашептали
на самом краю, под пружиной, в стальном шептале
поют про себя "мой маузер-мой сурок".

моя дорогая дешевка всегда со мной
я даже знаю слова из которых пишут
двустволка с винтом, позорное. и зверобой
который портит белке глаза которая дышит.


ДЕНЬ I ВЕЧIР

iще один, а далi знову сплячка,
до сходу сонця соннii тетерi
сопуть. збрехне iржавая собачка
у нефарбованiй одвiку дверi.


натягнешь вовни, ворухнешь ногами,
капелюха iзсунешь геть на лоба,
та вийдешь у долину, а там гави
лякаються та ворожать - чого би?

надходе вечiр. легкii напiви
позвуть вечеряти, а з синьоi далi
казковi нас жахають тенi-леви,
iз рiдной народившися землi.


* * *

болдень, в организме хруст
да лесов осенних
куст, карман ли, берег пуст
манией спасения.


выйдешь из косых хором
с плюшем на цепочке
кашлянет и скрипнет хром
зарыдают дочки.

с сыновьями вдоль жнивья
заиграешь в бубен
это родина моя
так за то и любим.


* * *

объелся я дождя пелены
зонт свой сложил я сейчас в плену
вода четыре стены


падает с неба на стол мой влага
терпит непромокаемая бумага

куда ни ткнись худо мокро
окнам бывает холодно
береги свои стекла
снова и снова - смолоду


* * *

уже дня четыре как ты пропала из виду
четыре раза я повторял уеду
четыре нервных брейкдауна как у пикета до упаду
или у очень раннего камня времен рубина
тогда были крепче табак и ром были слаще вина


потом роллинг стоунз мне разонравился
вилсон не знаю жив или уже преставился
взошли и погасли другие новые звезды
взошли и погасли. ты светишь. но очень поздно

свети как утренняя как например венера
а то меня оставляют уже надежда и вера


КИСТОЧКА АННА

вещь полумерзлая полусухая
стонет земля под тобой отдыхая
лихо ты тихое.


тоньше и тоньше бумаги рис
я не могу писать,-
на иероглифах барбарис
рыжая полоса.

жидкие усики, котелок
и не заметит никто
желтый пергаментный человек
в кашемировом виснет пальто.


* * *

перекись водорода блондинки ходят без цвета
без вкуса дни кончается хлеб и лето
скоро зима а несжато жито


хочется жити конечно еще любити
с печи не слазить баклуши почаще бити
не брать тяжелого в руки дурного в голову

знать по чуть-чуть всего никогда полного
память пустая в сердце полова и голова полая
бысть значит пусть тому или пусть тому значит быти.


* * *
когда мы будем на войне

я никогда не постигну этой сложной науки
раскладывать на составные твои непростые звуки


это гадать на звездах, на печени птиц, на пальцах
улиц от площади. это указка, палица

голоса твоего чистого, указывающего мне, бьющего
в лоб, если не по лбу, к радости моей вящей.
голос родной может рождать вещи
намного живее многого происходящего.

ты скажешь даже не слово, вымолвишь просто звук
его оплетает жадный до звуков твоих паук
живущий в слухе того, кто не постиг наук.


ОБРЫВОК ЩАСТЬЯ

серые у тебя тонкие линии
так ганнибал въехал в рим из ливии
так выбирает барана коза
заглядывает в глаза.


я люблю тебя так, по-другому я не умею
титаник наталкивается на еврея
по чайным линиям шастает тонкий клиппер
табак и ром привозит чулки и триппер.

мне снится, сонце мое, слоны и потом при каннах
в граненых альпах, от мухиной рим в стаканах
мне снится, радость моя, что я тебе обещаю
глоточек рому, горсть табаку и щепотку чаю.

1 янв 08


* * *

я не знаю что на твоем берегу - галька песок
илистое у тебя там дно или оно каменисто
на что похожа грудь твоя твой сосок
есть ли бусы на шее твоей или монисто


я не знаю насколько глаза твои глубоки
зеленые голубые они или цвета стали
можно ли заплывать в глазах твоих за буйки
можно ли так утонуть в них чтоб не достали

я не знаю как ты обычно смотришь каков твой взгляд
нежный он или твердый или усталый
смотришь на нужные вещи или на все подряд
можешь ли ты взглянуть так чтоб сердце встало

я не знаю длины и цвета твоих волос
откуда взялась: морская ты или лесная
это не очень правильно только так повелось
что я о своих любимых почти ничего не знаю

я не знаю насколько ты высока худа
стройна или нет какая твоя походка...
только строчка из детства "чья-то потеря - моя находка"
и сразу теряют значение все эти "нет" и "да"


PLAZA DE ARMAS, LIMA

наверное, все-таки сильно тебя люблю,
если еще не увидев толком, уже приемлю
и косту, и сьерру, и сельву - всю твою землю.


даже отъявленный циник и негодяй писарро
ответил любовью твоей земле за свои базары
и подарил ей лиму в нужное время и в нужном месте,
как дарят похищенной, но любимой невесте

кольцо обручальное. тем и заканчиваются конкисты.
теперь и лима живет с насильником на центральной площади,
восседающим гордо на внушающей ужас лошади.
это конкиста. это любовь, смешение крови, инцесты.
испанские хлопцы-принцы, индейские скво-принцессы.


* * *

надо мною сонце мрачнее тучи
от армани пиджак, а штаны от гуччи
я не знаю, хуже где, а где лучче.


я не знаю уже где, и где шире
и в каком я графстве, в каком чешире
я исчезну тенью смешною зыбкой
от котов приблудных алис улыбкой.

я играю медленно амальгамой
я выигрываю бабочки и очки
отражения, бабочек долгой гаммой
даблдекеры, инженера значки.
а за усы беру, мой вальяжный кот
ухмыляется наоборот.


* * *

в холодной воде за стеклом
охотится рыба-лом


вчера сентябрь был и немного солнца
в холодной воде за стеклом
сегодня из моего оконца
месяц другой и луна другая

ты остываешь, моя дорогая
ты не немного сонца, ты немного луны
много антония и немного гая.


* * *

серебро feat. sergio

то бронхитом больна то инеем
от карельских чумных болот
дали серые а не синие
все на балтике наоборот.


там не рыба - худая корюшка
и над лункою спит мужик
ой ты русское поле-полюшко
ой ты невский княжить ярлык.

вместо солнца лоток с хурмою
вместо двери к немцам окно
рядом с павла-петра тюрьмою
херра пита сырое дно.

петербурга июньский снег
от суоми светлые ночи
от чухны под аргентум очи

Серхио Бойченко