февральский черновик

я иду, шатаясь, от холода и от страха. словно замерзаю, словно теряю брата. и табло минуты отсчитывает обратно. и перрон уже качается в ритме краха. полчаса. как в старом французском фильме, только здесь не мужчина и женщина, а "помоги мне", этот стон в глазах не унять, и не отвернуться. говорить о чем-то. не слышать. и обнять, чтобы не вернуться. полчаса спустя. за окном удаленной точкой ты идешь, но спокойно, ровно, как подобает. я пишу в дневник стихами из многоточий, "заболело горло", и вечное "так бывает". рядом люди, судьбы и сплетни, чужие даты. нас сроднил этот грязный, какой-то несчастный поезд. я люблю понимать, что я что-то опять покидаю. но невыносимо, когда покидаешь брата. и сейчас моя детская фраза "а я ведь знала" вдруг становится самой страшной во всей вселенной, как удар поддых, только не внезапный, но это хуже, "я ведь знала, знала, но не хотела". и молчание как преддверие ожидания, постоянного, превратившегося в хроническое. когда слово - любое, случайно рваное - превращает человека в истеричку. только этих стихов, этих плевков и сыплющихся проклятий, еще много в запасах стального неба. а у меня за пазухой звезды, и их не снять, и ни на каких поездах от него не уехать. но пока жива, я буду верить в вечность второго шанса, чтоб задержать дыхание. отдышаться в пустыне, в которой пустота и пустой стакан, и Бог - как вектор и вечный странник. я буду где-то, я буду странной, но вечно верящей, постоянно. чтоб идти, шатаясь, от холода и от зноя. чтоб узнать, сколько стою, чего не стою. чтобы время можно было вернуть обратно. и вернуться, чтобы молча обнять брата.