Корни. Варя. Глава 10

 
«В свинопасы… Ладно, что ещё так… Мог бы и до смерти забить… с него станется... - горестно размышляла в тишине своей комнаты Варенька – Господи! Да, неужели было  такое время, когда я любила отца? Да где же были глаза у маменьки, Царствие ей Небесное, когда она выбирала себе мужа? Деспот! Зверь, самый настоящий зверь, дикий и необузданный! Коленька мой! Как же тебе  тяжело-то, ненаглядный мой… Как же тебе, наверное, тоскливо теперь… А, может, и нет? А, может, какая-нито Акулька уже согревает твою постель, может, и напрасно я тут воображаю себе невесть что, а ты и не вспомнил обо мне ни единого разочка?»

И вдруг где-то там, невдалеке от господского дома, со стороны её окна, раздался звонкий характерный свист, условный их знак! «Нет! – встрепенулось девичье сердечко – Не забыл! Не предал! Но только, что я могу? Встать перед раскрытым окном – может, увидит… Знает он, конечно, про замужество-то  моё треклятое… Да, неужто, папенька упустит такой случай, чтобы как-нибудь да не поизмываться над ним, цветиком моим лазоревым? Любимый мой! Полонили твою соловушку, лишили её голоса звонкого, пообрезали ей крылышки резвые… Не до песен мне теперь, не до сказок… Не по своей воле иду за нелюбимого, но по изверга окаянного… Ах, да кабы мне волю-волюшку пусть на час всего, а и бросилась бы я со крутого бережка да на дно реки… Ой, да уж лучше так, чем слово его злое, подчинившись, выполнить… Матушка, родимая! Да на кого ж ты оставила свою Вареньку? Да некому же мне теперь и поплакаться, не к кому головушку приклонить… А и круглой сиротою осталася я при живом-то родителе… А и кто ж меня теперь пожалеет, кто же на ум наставит?» - причитала она, горько рыдая над своею судьбой…

Что такое одна неделя? А и ничего вовсе: ещё вчера, кажись, был понедельник, а вот сегодня уже и пятница… Как быстро и незаметно промелькали мимо ворот вторники, среды, да четверги, как и не было их вовсе… как отменил их кто-то невидимый да безжалостный…

Утром того дня, на который было назначено венчание, отец снова переступил порог комнаты дочери. Она сидела в утреннем ещё платье перед туалетным столиком, а вокруг неё хлопотала горничная, укладывая волосы в немыслимо высокую корону, благо, что роскошество её косы позволяло это…
Увидав в зеркале отца, Варя выпрямила и без того прямую спину и подняла на него глаза…

«Боже! – толкнулась у него мысль – Как же она хороша! Глазищи – озёр лесных глубже, таинственнее! А волосы! У Сони хороши были, а у этой и вовсе глаз не отвести! Не в мать : хрупкости, свойственной той, и в помине нет, но хороша! Ей Богу, хороша! Ладно ли поступаю-то я? Не гублю ли я красу эту ненаглядную?» – засомневался вдруг в своём решении он…

И тут же приказал самому себе: «Цыть! Не забывайся, Андрей Макарович! Не забывай кто перед тобою! Ишь, зыркает… Молодая, а уже ведьма злобная! Хоть бы слово сказала батюшке-то родному, хоть бы слезинку выкатила на бельмы свои бесстыжие,  хоша бы из притворства какого… Нет! Не дождёшься от неё эдакого… Стерва, как есть стерва уродилась, змея подколодная, ехидна! - растравлял в себе желчь Андрей Макарович – Ну, погоди, змеюка! Я вот ужо жало-то твоё прищемлю! Прищемил уже, считай… Привыкла к барским-то хоромам, в избе крестьянской поживи! А вот потом я погляжу какая из тебя королевишна получится, когда приползёшь обратно-то проситься… А я ещё и посмотрю, принимать ли мне тебя, али погодить…» 

Но это всё про себя, а вслух произнёс: «Нарочно, что ли, волосья-то кверху задрала, чтобы Тихона ещё больней своим ростом уязвить, дылда?» В ответ ни словечка… только еле слышный вздох…
«Ладно, дело твоё, как знаешь… Об одном просить хочу: платье надень нормальное, не позорь родову… А то, ведь, я тебя знаю, можешь и в пугало огородное вырядиться, чтобы только досадить мне побольше…»

«А что? – вдруг неожиданно задорно прозвенел голос дочери – Это хорошая мысль! Пожалуй, я так и поступлю! Благодарствую за подсказочку, батюшка родимый… За всё вам от меня спасибо и низкий до земли поклон! За заботу вашу, за попечение! За то, как судьбою моей, меня не спросивши, распорядились, за выбор ваш, за всё…»

«Не ерничай! Что бы ты сейчас не говорила, а я всё одно отец твой и мне, что бы ты там себе не думала по этому поводу, далеко не безразлична твоя судьба особенно теперь, когда матери нашей нет с нами… Да, да, да… И нечего зубы-то скалить! – произнёс он тихо, заметив кривую усмешку дочери – Не так уж мой выбор для тебя и плох… Поживёшь – поймёшь! Тихон – офицер, умница, интеллигент, не чета твоему свинопасу-то… Кто может знать, что будет дальше? Может, уедете с ним куда, в город какой или ещё что… А взаимоотношения в семье, как сама захочешь, так и сложатся… Всё будет от тебя самой зависеть… Ведь, вот не случайно же он сразу согласился… Видел, значит, где-то тебя, по сердцу пришлась… А то, что росточком маловат, так это опять беда не большая… Мал золотник, да дорог! Привыкнешь… В другой раз повторяю: не позорь себя, оденься, как надо!» - и, увидев, что та кивнула в ответ, вышел.

Видел, конечно, видел… Да и она его тоже видела, когда он верхом на вороном  игривом коне проезжал по мосту через Каменку. Она была там с девками… Сидела на валуну да  босыми ногами в воде болтала, задрав подол почти до коленей... Просто так пошла… Лишь бы из дому уйти… Сил не было находиться в нём после смерти маменьки… Мрачная, угрюмая тишина так и таращала свои бельмы изо всех углов, так и хватала своими крючковатыми пальцами… Варвара подчас сама за себя бояться стала… Боялась, что или сойдёт с ума, или руки на себя наложит… Про монастырь-то не просто так заговаривала, не на пустом месте… Не было у неё сил оставаться здесь от непоправимой вины перед матушкой, не оставалось уже сил и на ненависть к отцу… Опустошение… всё равно… Ей было всё равно… Она даже и не очень расстроилась, узнав о своём предстоящем венчании, понимая, что отец не позволит ей остаться с Николаем. Коля… Даже он вот именно в этот период времени был просто её воспоминанием, тенью, промелькнувшей и растаявшей в яростном блеске родительского гнева… Честно говоря, она о нём никогда ещё не думала, как о возможном своём муже… Впервые поняв это, даже испугалась, ругала себя за предательство, измену… А потом, встрепенувшись, спрашивала саму себя: «О какой измене ты сейчас речь-то завела? Что он для тебя? Кто? Товарищ! Верный, преданный, заботливый, самый лучший…» «Нет! – кричала другая половина мозга – Опомнись! Ты же любишь его!» "Люблю? Наверное… - соглашалась первая – Мне спокойно с ним, надёжно, как больше ни с кем!" «Тогда с чего вдруг колебания эти?» «Не знаю! Устала…»

Варя и правда устала ото всего… От борьбы, от ненависти и даже от любви… Слишком юной вступила она на эту тревожную дорогу, слишком рано "вылезла из пелёнок"… Всё в её маленькой, но такой наполненной всевозможными , почас, далеко не радостными событиями жизни было слишком рано… Как бы могла она справиться сама, без посторонней помощи, со всем этим? И только благодаря "железному" стержню(гордости, упрямству, как хотите, так и назовите!) не сломалась, а продолжала пусть и на пределе душевных сил(а кто об этом, кроме неё самой, знал?) идти с гордо поднятой головой и выпрямленною спиною… Она даже не позволила себе заплакать, когда гроб с матушкой опускали в могилу, а потом засыпали землёй… Всю ночь не сомкнула тогда сухих глаз, уставив их в потолок … Думала ли о чём? Нет! Пустая, совершенно пустая голова… пустое тело…пустая комната… пустой мир… Жизнь её опрокинули, безжалостно насмехаясь, в равнодушную, полупрозрачную пустоту, по которой хаотично передвигались не люди, а всего лишь их тени… глухие, слепые, отстранённые, но, вместе с тем, состоявшие из какого-то омерзительного вещества, контакта с которым она всячески старалась избегать…

А Тихон… А, что Тихон? На его месте мог бы оказаться кто угодно: Кузьма какой-нибудь или Ферапонт… Ей было всё равно… Абсолютно… Подчас даже казалось, что тогда, вместе с матушкиной и её душа отлетела ко Господу, но была отвергнута и теперь слонялась между тем и этим миром, потеряв дорогу к оставленному телу…

«Оставь меня, Наташа! Ничего этого не нужно!» - резко встряхнув головой, отчего посыпались шпильки, удерживающие сложную причёску и волосы, отпущенные на свободу, тяжело рухнули вдоль её спины вослед за шпильками на пол… «Ах, барышня! Посмотрите, что вы наделали…» «Ступай прочь, я тебе сказала! Я сама причешусь и оденусь!» - вновь обратилась к той Варвара уже на повышенных тонах.

«Отец прав! Не стоит обижать уже обиженного… Всегда считала, что маленького роста мужчины – оскорбление природы… Не знаю за что она его так, не мне о том рассуждать… Для него и так будет более, чем достаточно того, что жена на голову выше… Его-то вины передо мною нет! Но и любви пусть не ждёт – не дождётся…» - рассуждала вслух Варя, заплетая волосы в одну косу… «А, может, уже пора на две разделить? Ой, и подсказать-то некому… Нет, всё-таки правильно в одну, я же ещё не жена… Вот завтра… Не хочу про это думать… Пора одеваться…» Встала и достала из шкафа платье не белое, но и не чёрное, как собиралась сделать до этого… Чуть кремоватое, цвета слоновой кости, оно было совсем-совсем простым по крою, без каких-либо украшений, но при этом так удивительно хорошо смотрелось на ней, мягко подчёркивая линии сформировавшейся, но ещё такой юной фигурки, нисподая на пол лёгкими, почти воздушными складками-волнами…

«Для первого бала шили с маменькой, спорили, что лучше бы чисто белое… Ох, как я тогда сопротивлялась, настаивая именно на этом цвете! Что же это такое? Я почему-то всегда спорила, не соглашалась с нею… Может быть, папенька-то прав? Может быть, и на самом деле я дурная, нехорошая?» - металась Варя, не находя и внутри себя покоя… «Какая есть! Маменька! Видите ли вы меня сейчас? Помните ли вы, как мы готовили мой первый выход в свет? Как вы мечтали повезти меня на губернаторский-то  бал в N… А оно вон как всё повернулось-то… Вряд ли вы могли себе представить такое… Вот каким оказался мой первый выход и куда…»

«Готова?» – прервал грустные её размышления отец, окидывая быстрым и внимательным  взглядом и сразу заметив изменившуюся причёску и ушедшее напряжение, чуть ослабившее натянутую струну спины дочери…
«Спасибо… Вижу, что ты услышала меня… Варь! – вдруг совсем по-прежнему, по-доброму, как уже давно не позволял себе обращаться к ней, проговорил – А, может, всё и не так плохо, как ты себе представляешь? Может, всё ещё наладится у вас с Тихоном-то? Может, ещё и благодарить меня потом будешь?»

Резко взлетев со стула, на котором сидела, Варвара встала перед ним вплотную, как тоже давно не делала и, глядя в упор огромными встревоженными глазищами, вовсе лишёнными к нему дочерней любви, проговорила: «Посмотрим…»

«Ну, что же… Посмотрим, так посмотрим… - уже досадуя на самого себя за минутную слабость, ответил он – Пора! За тобою уже приехали…»
                Конец 2 части.