Слова

Забытые в сыром тумане предрассудков,
В бурлящей кислоте значений смысла растворяются слова.
На развороте моего издания напечатаны поступки,
Доселе неизвестных, смелых персонажей. Мы летим сегодня. От винта.

Наш самолет давно устал нас ждать у входа,
Но нам не виден был он. И винтов не слышно. Всё какие-то дела.
На искренность у наших дней семь лет как рождена иная мода,
Чем та, к которой мы привыкли, и чем та, что здесь до этого была.

Ты скупо, морщась, допиваешь свой остывший кофе,
И в спешке даже не заметишь то, как сильно он горчит.
Ты, как и я, в плену у денег, был распят на честолюбия голгофе
Прибит к кресту железными гвоздями. Ворот рубашки ветер теребит.

Лицо твоё кривит не самая приятная гримаса,
И кажется, что гонке этой не прописан сладостный конец.
В костюме синем, гладко выбритый, ты вновь сольёшься с массой,
Людей огромной кучей. Широким муравейником надколотых сердец.

В потоке бессознательном друг друга заменяют лица,
Их различаешь только по глубинам, без конца и края, глаз.
Они перед тобою. Одинаковы. Как-будто были связаны одною спицей,
Рукой насмешливой старушки, у кирпичного камина, за один забытый раз.

Летим сегодня. Я решила. И ты ругаешь за решение это меня,
Но возражений вот таких, как "времени на это нет, работа и заботы",
Я слушать не желаю. Пилот со мною на борту давно. Здесь ждут только тебя.
Ты не идешь. Пилот уныло головой качает. Не полетит никто. Уже не помню, кто ты.

И снова видится и кажется моей душе, как отовсюду прилетают
И в кислоте значений безыдейно растворяются знакомых незнакомцев быстрые слова.
Мы просыпаемся вдвоем. Сомнение - между нами и на душу с силой давит.
И больше ничего. Всё остальное, что казалось цепью, жёлтушная обыденность смела.