Носите тяготы друг друга

             памяти свщенноигумена Варсонофия (Хайбулина)



          Суббота, утро, февраль. Коптев вышел из дома. Мело. Подошёл к машине, погрузил сумки, завёл двигатель, включил обогрев салона, подогрев сиденья, взял щётку, сметает с машины снег. Думает: «Ах, ты моя коняжка круглоногая, хоть ты меня радуешь… Господи помилуй, помоги добраться без приключений…»

          Тронулся. Заехал на заправку, залил полный бак. Выскочил на МКАД. Смотрит, передние машины притормаживают. «Что такое?.. А-а-а – понятно… придётся поупражняться в терпении…» – впереди, выстроившись, во всю ширь дорожного полотна, шли снегоуборочные машины, в сопровождении дорожно-патрульной службы. Включил радио. Приятная музыка, дизайн, комфорт, запах непорочной новизны – во всём бы так, но так не бывает – где-нибудь да заведётся червоточина…

          Когда свернул с федеральной трассы на местный большак, метель уже угомонилась. Плавно падали редкие снежинки. Деревья стояли в белых шапках и шубах, на полях ни пятнышка сухостоя – всё покрыто чистым свежим снегом – сказка.

          Дорогу по селу ещё не успели почистить. «Теперь не страшно… танкам это не помеха… – включил передний мост. У ворот дома остановился. – А тут придётся поработать лопаткой, иначе, ворота не открыть… после многочасового сидения, это даже в радость…»
          Лопата торчала из сугроба возле ворот. Мать смотрела в окно. Помахал ей и взялся за лопату. Надежда Григорьевна оделась, вышла встречать сына.
- Здравствуй сынок.
- Здравствуй Мама.
- Никак новая машина.
- Новая, внедорожник, с кунгом…
- С чем?..
- Кунг это крыша с окнами, над кузовом…
- Это что же, грузовик?
- Да грузовичок… тонну прёт, легко – вездеход – хоть на охоту, хоть на рыбалку, хоть картошку в город вози и продавай…
- Это с каких-таких барышей обновка?..
- Старую продал, добавил… – гордость распирала. – Поднялся я несколько, мама: в должности повысили, премию дали…
- Ну, слава Богу… а как там Витька?..
- Так же… пойдём в дом, покормишь, есть хочу страшно…
- А у нас горе – батюшка почил…
- Когда?
-  Час назад позвонили…
- Господи помилуй, как же теперь без него… да я же… я так и не успел с ним поговорить… Где будут хоронить?
- Пока неизвестно…
- Узнай…

          После завтрака занялся баней. Не спеша затопил, натаскал воды, прочистил дорожки. Через три часа, выпустил лишний жар из парной в мыльную, и пригласил мать – она любит, чтоб везде тепло было, но не жарко. После неё, приподнял температуру и пошёл париться сам. Тем временем, вновь разыгралась метель.
         Нырять в свежие, мягкие сугробы после парной – особое удовольствие… После очередного захода и заныра, когда сидел, отдыхал за чаем, постучала Надежда Григорьевна…
- Слава, закругляйся! Позвонили, батюшку сюда везут… здесь будут хоронить… в полдесятого надо уже быть в храме – встречать…
- А сейчас сколько?..
- Восемь…
- Успеем…

          Коптев успел, подбежал, схватился за ручку. Гроб вынули из катафалка, поставили на носилки, внесли в храм. Отслужили панихиду. Надежда Григорьевна с псаломщицей уехала домой, чтобы отдохнуть перед Литургией. Коптев остался. Хотел до утра, но не получилось – подошла прихожанка и попросила натаскать воды в гостевой дом. Пока курсировал с вёдрами от источника к бочке на кухне, молодой иерей заперся в храме и стал читать Евангелие по усопшему – видимо, оставшись один, подумал, так будет лучше, спокойнее. Коптев, наполнив бочку, постоял-постоял у закрытых дверей храма, да и поехал домой - тревожить священника не решился.
         
          Хоронили, как положено, на третий день, а это был понедельник. Духовных чад съехалось, и сошлось, и слетелось столько, сколько обычно бывает на престольный праздник Преображения Господня. Мать, как всегда, торопила.
- Побыстрее можешь?! Вечно копаешься… вот с детства у тебя эта привычка…
- Успеем – тут ехать ровно минуту… сейчас врубим все мосты и напрямую через поле…

          Это была шутка – ехали по дороге. Сын рассказывал матери, не без достоинства и удовольствия, о преимуществах этого автомобиля перед предыдущим. На повороте к храму стояла патрульная машина и полицейские, орудуя жезлами, заворачивали водителей на площадку в поле, специально расчищенную трактором под стоянку прибывающих автомобилей. Коптев притормозил, опустил стекло:
- В чём дело лейтенант?
- Вы там не поднимитесь…
- Это я-то не поднимусь – на четырёх ведущих – не смеши…
- Делайте, как вам говорят.
- И что же, я на себе мать потащу, тут триста метров, как минимум – у неё ноги больные.
- Отвезите мамашу, а машину, вернитесь и припаркуйте здесь.
- Есть, товарищ лейтенант…

          Внедорожник легко поднялся на церковную гору.
- Владыка уже здесь… и благочинный, и дьяки, и батюшки, и певчие… все здесь…
- Мама, выходим, мне ещё припарковаться надо… И прошу тебя, умоляю, держи себя в руках, я ведь знаю, как ты умеешь голосить по усопшим… пойдёт цепная реакция, вы же храм смоете…
- Всё шуточки… давай быстрее паркуйся и свечи беги покупай…

          Архиерейская служба, как и полагается, прошла торжественно-пышно, пели бесподобно, дым ладана сгущался под куполом и чётко схватывал лучи бившие в верхние окна. Выход солнца из-за туч, знамение само по себе доброе, а когда это пронзающие высокое замкнутое пространство лучи, вдвойне. Мать шепнула сыну, стоящему в тесноте на одной ноге:
- После погребения будут поминки в трапезной…
- Нет, мам, я поеду… итак отпросился на день… дорога, плюс два ночных бдения – надо отдохнуть…
- Отказываться грех…
- Не могу…
- Всё бежите, бежите, а куда бежите?..
- В могилу, мама, в могилу…
- Вот именно…

          Гроб опустили в могилу, вырытую напротив алтаря, рядом с могилой священника, служившего здесь настоятелем в эпоху красного лихолетья. Отца Владимира помнили, очень уважали, почитали за святого.
          Люди медленно проходили могилу новопреставленного, в две очереди, и бросали землю горстями. Отряхнув руки, и вытерев о снег, Коптев подошёл к матери, та подпевала хору, шепнул:
- Я поехал…
- Может, всё-таки, останешься?..
- Нет.
- С Богом… Ангела Хранителя…

          Коптев выбрался из толпы, покрестился на храм, на могилы. К нему подошёл Сазонов, вместе учились в школе, только в разных классах.
- Привет, Слав.
- А, Толя, привет…
- Ты в Москву?
- Да.
- Возьми меня, автобус уже ушёл, а на перекладных когда ещё доберусь…
- Не вопрос, мне только в радость – будет с кем поговорить… а поговорить надо, очень надо…

          Они сели в машину. Коптев махнул рукой «знакомому» лейтенанту, тронулись.
- Мне до сих пор не верится, что батюшки больше нет с нами…
- Слава Богу, отмучился… два года нечеловеческих страданий, и скитаний по разным клиникам… – Сазонов смотрел на дорогу, на это убелённое, до рези в глазах, очарование, думая о другом. – Такое ощущение, что он собрал на себя все недуги мира…
- Да так, наверно, и есть… Я где-то читал, что телесная язва это проекция душевной – Христос исцелял и говорил: «Иди и не греши»… грех в основе всех болезней…
- Да, больной должен осознать, для чего ему эта болезнь и на что он собирается потратить здоровье, если оно ему будет возвращено… а если целитель борется с болезнью тела, а причину, которая в душе, не устраняет, то и пациент опять заболеет, и сам целитель будет страдать, чтобы не лез не в своё дело, не мешал Божьему Промыслу заботиться о всех…
- А мы же как: батюшка помоги, помолись за меня – болею… а тот не может отказать – Любовь – молится – в итоге мне хорошо, а ему моя болезнь… но, главное, я-то как был дураком, так и остался…
- Получается, что в больном обществе человек не может быть здоровым – никакие диеты, никакие режимы не помогут – всё взаимосвязано…
- Видимо так…
- И Христос пришёл исцелить всё общество, а не отдельных хромых, слепых и прочих, о которых говорится в Евангелии – будучи безгрешным, Он взял на себя все грехи мира…
- Получается, и они, святые, как Христос… посмотри, все священники больные, и чем добросовестнее, тем больнее… а наш и вовсе был – боль ходячая – а виду не подавал, не жаловался, не ныл, улыбался, шутил, всех подбадривал… чуть полегчает, бегом на службу, на исповедь - слушать наши безумные бредни, отпускать грехом угнетенные души...
- Ой, Толя, мне столько надо было ему сказать… столько неразрешённых вопросов… И всё никак, всё никак – после вечерней подойдёшь, сзади бабки напирают, мать, мол, не отвлекай батюшку всякой ерундой, видишь он и так еле на ногах держится, а ему ещё всю ночь молиться о нас дураках, а утром  Литургия… после Литургии, вообще, не подступиться – то крестины, то освещение машин-домов, то издалека приедут на исповедь, вдруг…
- Это ты такой деликатный, а кто понаглее подступались, без всяких церемоний… Машина у тебя хорошая… новая?..
- Что?..
-  Машину, говорю, новую взял?..
- Новую…
- Доволен?..
- Не то слово… хоть на рыбалку, хоть на охоту, хоть картошку в город вези и продавай… тонну прёт, как нечего делать… Эх, только бы до пенсии дотянуть… брошу всё и сюда, на родину, и гори она огнём, эта Москва… посмотри какая красота...
- Да-а-а – красота… И сколько отдал, если не секрет?..
- Лимон семьсот… ну, не так, что бы легко – в должности повысили, премию хорошую дали, старую машину продал, часть занял у друзей…
- А каков расход топлива?..
- Для такого двигателя немного…  Да не о том мы говорим, Толя, не о том!..
- Говорят, экономика падает… запад жмёт… дело к войне…
- Ой, да война, она никогда и не прекращается – то с этими, то с теми, то между собой… не то всё это, не то…
- Говори, о чём хочешь…
- В том-то и дело, не знаю, как начать…

          Минут десять ехали молча. Вышли на федеральную трассу, Коптев прибавил скорости. Молчание нарушил Сазонов:
- А у меня с батюшкой вышло нездорово… несвято…  я ведь, если ты помнишь, псаломщиком служил – только ради этого рвался сюда на выходные… и всё было, слава Богу… и вдруг, дьявол как начал меня крутить-вертеть, сеять во мне семена зла… а я уже тогда был уверен в себе, как подвижник, голоса слышал, предсказывал…  несколько раз прорекал его скорую смерть… потом меня стало всё в нём раздражать, и то, что он не  умирает по моему прозрению, и то, что здесь не живёт, как положено – Всенощную-Литургию отслужит и всё – нет его – в город улетел… а ведь пастырь должен жить вместе с паствой, переживать с ней каждое событие – все невзгоды и радости… я даже дал ему кличку «аэромонах»…
- Но он же не развлекаться в город ездил – служить – там тоже треб прорва…  а что тут делать, Толя, сам посуди – полторы калеки осталось и те старики, да старухи…
- Понятно, но я был в таком состоянии… потом эта его манера благословлять на клирос всех желающих…
- Нет, ну неужели ты не понимал, что здесь тебе не в городе, где образованных певцов на выбор, как на рынке – а службу делать надо, народу вон сколько съезжается…
- Понятно… но так, как у нас тут поют тоже не пение – кто в лес, кто по дрова… а потом меня вообще разнесло – опять голос был, говорит, стань священником, Илию заменишь, а он не умрёт до тех пор, пока не приведёт тебя в эту меру… можешь себе представить?..
- Как Симеон Богоприимец… тогда жив был бы сейчас наш батюшка…
- Я к нему, так, мол, и так, а он спокойно говорит, улыбается: Россия нуждается в хороших священниках – и благословил… Прихожу домой, объявляю своим: радуйтесь, отец Илия благословил меня на священство, а они как поднялись, как завыли – а ты о нас подумал – посмотри, как сельские священники живут, и их семьи? – просто какая-то нерушимая стена образовалась… Я опять к нему, а он молись, говорит, Господь управит, как-нибудь… молюсь и так и эдак, а всё никак – стена не рушится… Я же весь извёлся, пока он болел – думаю, из-за меня святой старец мучается, а я смалодушничал – надо было волевым решением переломить ситуацию – видишь ли, о смирении стал заботиться… И сегодня, стою у гроба, терзаюсь, и вдруг слышу его голос: всё разрешилось… думаю, батюшка, как же разрешилось, когда не разрешилось?.. потом догнал – ведь он привёл меня в меру понимания священства – я увидел, что образец хорошего священника это он, а я кто – нашпигованное грехом и самомнением чучело, между нами пропасть непреодолимая…
- Да-а-а, добрейший, смиреннейший был человек… помню, как-то, вёз его в Москву – попросил, говорит, к сестре надо… представляешь, он как сел, так в одном положении пять часов и просидел, до самого дома сестры – вот какое смирение, и терпение… а я его всю дорогу вопросами донимал… Нет – не верю, не верю… вот теперь, Толя, о том говорим… Я тоже стою сегодня, смотрю на этот архиерейский собор и думаю: нет среди них равного отцу Илие, нет…
-  Ну, почему же, взять хотя бы отца Константина из Парахновской церкви, рыжий такой в очках, батюшка его очень уважал, сколько раз слышал, хороший, говорит, священник отец Константин, добросовестный…
- Хорошие может быть и есть, но равных нет… по силе проникновенности, по масштабу личности… а голос какой – я каждое слово понимал…
- А мне понравилось, как благочинный сегодня сказал: каков народ, таково и правительство, и пока народ в пьянстве пребывает и матерится, ничего хорошего ждать не приходится, поэтому ваша окрестность и не родила приемника, священника, достойного отца Илии… и опять по мне дало – я ведь и выпиваю изрядно – бывает, как накатит, сердце сожмёт, не продохнуть – побежишь прочь, а куда – в бутылку, она, получается, ближе…
- Всё так, но мне речь благочинного не понравилась – театрально – с выражением… и, главное, сколько раз замечал, только начнёт говорить, тут же диктофон подставляют, чтоб не пропало – вот уж какой Златоуст нашёлся…
- Кто знает, может и Златоуст… Ты что кончал?..
- Машиностроительный, а что?..
- Образованному человеку, трудно в веру войти, а в Любовь ещё труднее – у него критический взгляд на всё…
- Да критический – образованного человека на мякине не проведёшь – оглянись, Толя, кругом шарлатан на шарлатане… чего смеёшься?
- Мне послышалось, шайтан на шайтане…
- Равнозначно… Ладно, слушай теперь моё горе-беду… В девяностые у меня бизнес был – заводик небольшой, но деньги намывались хорошие – я тогда и квартиру в Москве купил, и дачу в ближнем Подмосковье построил, и родительский дом обновил, и машины, и рестораны, всё было… потом заводик… ну, ладно, это не важно… Короче, не успеваю я уже жить и там, и там, и здесь – старею видать…
- Но у тебя же Витька есть…
- Вот – попал ты, наконец, в самое яблочко…. Виктор – Победитель – Сын… с одной стороны молодец: два института окончил – строительный и юридический – место нашёл хорошее, прилично зарабатывает… а с другой стороны – не даёт ему Господь хорошей жены… первый раз женился – развёлся, благо детей не успели нарожать… потом с актрисами связался, а что такое актрисы сам знаешь…
- Не знаю…
- Ты серьёзно?
- Вполне… я как женился на Женьке и всё, а она ни дня не работала, я её из мед-училища выдернул…
- Что и тяги даже не было?.. ну там по весне…
- Тяги может и были, но я их преодолевал… стыдливостью…
- О, да ты, Толя, образцовый семьянин, и семья у тебя идеальная…
- Не образцовый и не идеальная, но стремление есть, и работа в этом направлении ведётся… я и с выпивкой завязал… почти завязал…
- Что значит "почти"?..
- Если скажу крайне-твёрдо-самоуверенно, то Господь отступит от меня, а демон пьянства нападёт с такой силой, что я не выдержу... вспомни апостола Петра...
- Ясно… короче, актриса – это такое существо, Толя, которое думает, что оно солнце и всё вокруг неё должно вертеться… ладно, Бог с ними, с артистами… Потом эти, значит, отвалились, другие пошли – ещё более лёгкого поведения… я ему говорю:
- Витя, тебе уже далеко за тридцать, пора остепениться и начать серьёзную жизнь… посмотри, все друзья твои женились, детей воспитывают… если сам не можешь найти хорошую жену, давай я тебе найду…
- И где ты её будешь искать?
- Уж точно не в ночном клубе… нормальные люди пару себе в Церкви ищут, среди подобных себе…
- Ой, не смеши, папа, никто жену в церкви не ищет… спасибо тебе, конечно, но я как-нибудь сам…
- Ну, сам так сам…
          Психанул я, махнул рукой, думаю, молодёжь, вас не проймёшь, а состаритесь за ум схватитесь, да поздно. Проходит месяц, может два, как-то за ужином, он жуёт и говорит:
- Можете успокоиться, скоро вы бабушкой и дедушкой станете…
          Сердце сжалось, чувствую, что-то тут не то… спрашиваю:
- Кто она, откуда, кто её родители?.. познакомь сперва – смотрины называется…
- А что смотреть, я её люблю, и она меня…
- Любовь… а вдруг ребёнок не от тебя?.. откуда ты знаешь с кем она и как?..
- От меня – я считал… да это и не главное – главное любовь…
          Не понимаю такой любви. Вообще, не понимаю, что это слово означает. Я тогда махнул рукой, психанул. Потом смотрины всё же состоялись. Приезжают они с матерью – я как глянул, Господи, там просвета не видать – черным черно… спрашиваю:
- А где отец невесты?
- Нету…
- Как нету?
- Ну, он, конечно, есть, но с нами не живёт…
- Каков он хоть из себя: характер, привычки, наклонности?..
- Он творческий человек… художник…
- Понятно.
          Я всё понял и возненавидел – думаю, вот тебе и получили провинциальную быдло-змею за пазуху… говорю сыну:
- Витя, она тебе не ровня – с ней же говорить не о чем…
- Ничего страшного, выучится, я ей помогу…
          И правда, помог. Выучилась. На юриста, как он. Мамаша тоже не дура, поселилась у нас – продыху нет… говорю ей:
- Кума, мы конечно рады тебе, но надо же и честь знать…
          Она вспыхнула вся, взвилась под потолок:
- Я вас так не оставлю… и дочь свою с ребёнком так не оставлю…
          А дочь к тому времени уже родила. Но что значит эта фраза «я вас так не оставлю»?..
- Да-а-а… – Сазонов вздохнул. – Узловатая ситуация…
- Ещё какая узловатая – хрен перерубишь… Ребёнок-то до сих пор не говорит, а ему уже пять лет – им надо заниматься, чем дальше, тем он больше отстаёт от сверстников… а она только собой занимается: работа, маникюр-педикюр, рестораны… Этот тоже сутками трудится… Дошло до того, что звонит она мне, а мы с Наташей к матери ехали, и уже Дельново проезжали... короче, звонит и говорит, мол, надо Васятку из садика забрать… извини, говорю, дорогая, мы за тридевять земель в тридесятом царстве… И что ты думаешь, Витька сорвался с работы, забрал Василька, привёз домой, дождался пока она из парикмахерской явлась-надухарилась, а потом опять поехал на работу… ну, скажи, разве это дело…
- А как мальчик с детьми общается, в смысле умственно?..
- Да соображает он нормально, речевой аппарат заторможен… а там все такие – логопедический сад… и сад тоже нашли – отдали не подумавши – деньги только дерут… Как ни приду за ним, он бросается ко мне – истерика, крик, слёзы – что они там с ним делают, ума не приложу?.. спрашиваю воспитательниц: у вас тут всё в порядке? – отвечают: у нас образцовое учреждение… внешне и правда, всё красиво и чисто…

          Сазонов чуть опустил стекло со своей стороны. Струёй морозного воздуха в салон втянуло свежесть зимнего неба.
- Правильно, открой побольше, а то дышать уже нечем…
- Печку убавь. Опыт показывает, в жёны надо брать простую, заботливую, без прибамбасов – чтобы в радость ей были домашние хлопоты, забота о детях, о муже, а информационно сама собой подтянется… и главное, чтобы неперечливая была, не гордая – муж главнее – жена помощница, а не властелин – и в Библии так сказано…
- И я того же мнения… но тут-то вон как вышло – демократично, как теперь говорят… И совершенно очевидно, что ребёнок ей не нужен, она использует его, как средство достижения цели…
- И какова же цель?
- Ой, Господи, неужели ты не понял – они имуществом нашим хотят завладеть – ограбят, а ребёнка нам оставят – как хотите так и гребите… Мы с Виктором всё поделили, а она юрист, интересовалась, бумаги видела… Теперь, понятно, сама идет на обострение – а дальше просто – суд, развод, размен и до свиданья…
- И что ты думаешь, батюшка дал бы тебе конкретный совет? – полагаю, он сказал бы, как обычно: молитесь и Господь управит, как-нибудь… и сам молитвенно впрягся бы в твои узлы…
- Не сомневаюсь – и мне было бы легче… Толя, ты лица её не видел – это же хищница, тигрица саблезубая…
- А может быть всё дело в тебе – Виктор ведь любит её – в конце концов, ему с ней век вековать – может быть тебе надо поменять своё отношение к ней – смириться, примириться – исполнить заповедь «возлюби ближнего»… и раз уж внук, по-любому, на вас повисает, так и возьмите с Наташей его на себя, добровольно, не дожидаясь взрыва, а они перебесятся и догонят…
- Может быть, может быть… но ведь и Витька стал невменяемый – раньше бывало и на Пасху и на Рождество с нами в храм ходил, а как эта появилась, словно отрезали – слышать о Боге и о Церкви не желает… Вот ты говоришь война-война, а ведь, по большому счёту, с нами воевать пушками и ракетами не надо – мы через два поколения превратимся в отмороженных дебелоидов и сами себя уничтожим – посмотри, с каждым поколением всё жёстче и дурнее… а какое кино показывают… всё идёт по Бжезинскому – развращать, развращать, развращать…
- Не знаю… я верю в Любовь…
- Опять Любовь… Можешь мне объяснить, наконец, что это такое, если веришь?.. Погоди, тут поворот хитрый – можно проскочить… Ты в Москве, где работаешь?.. территориально…
- В центре…
- Короче, я на дачу еду, тебя могу посадить на электричку – сорок минут и ты на Казанском вокзале… но лучше будет, если поедешь со мной, переночуешь спокойно, а утром я тебя на станцию отвезу – те же сорок минут…
- Спасибо, мне домой надо… да и ты от меня устал небось – всю ночь проболтаем, а утром с выпученными глазами и слабостью в ногах на работу…

          Они вышли из машины, поднялись на платформу. Электричка показала хвост. Следующая через семь минут. Сазонов вдруг начал шарить по карманам. Коптев улыбнулся:
- Ты что, расплатиться хочешь?.. прекрати…
- Нет – вспомнил: там, на кладбище, когда гроб уже опустили, чувствую, за локоть кто-то дёргает… смотрю, Нютка Блаженная, ты знаешь её…
- Знаю, Лёшки хромого дочь…
- Да… говорит:
- Батюшку видишь?..
          Я опешил:
- Да как же его можно видеть, когда он в гробу, а гроб в могиле, и уже засыпают землёй?
- Вот и все так – на гроб смотрят, а батюшка не там…
- И где же он?
- А вон, над нами, на воздухе… видишь?
- Нет, не вижу…
- Ну, как же так, я вижу, а ты нет?
- А ты как его видишь, также явственно, как меня?
- Нет – он теперь не такой – он теперь световой – образ из воздуха высвечивается и прямо в сердце – и такое умиление, слёзы невозможно остановить…
- Аня, я тебе верю, но, извини, не вижу.
- Тогда на – прозревай и просвещайся…
          И сунула мне вот этот листок. Возьми, почитай.
- А ты?
- Я уже прочитал и запомнил… там немного…

          Проводив Сазонова, Коптев сел в машину, завёл двигатель, включил свет, развернул листок, читает:

          Отдав себя служению Любви,
          Мучительно-болезненно-глубоко
          Он изживал-переживал грехи свои,
          И не свои,
          И отпускал,
          Освобождая души от порока –
          До окончания положенного срока,
          Смиренно вслушиваясь в скорби прихожан,
          Он Слово поучительное свыше
          И слышал,
          И распространял –
          И ради спора никому не возражал,
          Но ради истины –
          Любовью наставлял…
          И ничего земного не скопил –
          В монашестве себя держал –
          Скитался, как Господь руководил…
          И Ангел накануне посетил,
          Предупредил
          Об окончании страданий –
          За облачением послали,
          И хоронили в голубом –
          Небес Царица,
          Утоли мои печали
          На этом поприще земном.



11.02.15
16:01