Кто не имел и права на ошибку

Я посвящу писание сиё,
Тому, кто свято верит в силу жизни.
Тому, кто любит, истово, её
И ею платит долг своей Отчизне.
Смеялось лето, звонко, допьяна,
Обрызгав росами лугов, заколосилось.
И вдруг - повестка,фронт, призыв,война
В душе оборвалось и покосилось.
Ну вот и всё! Свинцовая шинель
В мозгу одной струной рыдает скрипка.
Сказал: "Вернусь, как допрядешь кудель,
Я не имею права на ошибку!"
Сменялись дни, недели, месяца
Все, как один, от горести лишений.
И каждый ждал, кто мужа, кто отца,
Кто брата - ждали все, без исключений!
Он помнил всё, он верил и скучал
И в треугольник вкладывал всю душу.
Он ей слова любви своей кричал
И от неё слова о жизни слушал!
Война! К своим ты бросила ногам,
Сломала, опустила на колени.
Прошлась по судьбам, словно в дар богам
жестоким...
Бросив всех, без сожалений.
В полубреду, жуя обрывки фраз,
Борясь со сном в тифозном лазарете,
Он вспоминал тепло усталых глаз
Молился, как иконе, ей и детям.
Под лунным светом в выстывшем окне,
Одной рукой покачивая зыбку,
Она писала нежности в письме
И не имела права на ошибку.
Писала о дочурках дорогих,
Что хлебушка просили, засыпая,
Дала воды, да уложила их
И мужу о любви в письме, рыдая.
И словно ангел в белой простыне
Сестричка промакает мягко губы.
И закрутилось счастье на войне
И, как Луна, былая жизнь на убыль.
Под стук колес и паровозный гул,
Словно, испачкав душу едкой сажей,
И, дав обет вернуться, он всплакнул,
Но не вернулся и не вспомнил даже!
Не вспомнил ту, икону у стола,
Которую держала, провожая,
Не вспомнил ту, что всю войну ждала,
Что для него жила, детей рожая.
И, только дочь - его автопортрет,
Поправив прядь седых волос, упрямо,
Укутав плечи в полинялый плед,
Вдруг спросит: "Ждешь? Не жди,
Не надо, мама!"
Но будет ждать до лета, до зимы,
До "белых мух", до полного истленья,
Попавшего под жернова войны
Ждать до скончанья дней, до исступленья...
Ведь в желтых треугольниках живет,
Целует, любит, дарит ей улыбку,
Тот, кто уже, как видно, не придет,
Кто не имел и права на ошибку!