Приключения философа Талки. День 17-й, 2 часть

Все это напоминало розыгрыш, я хотел было засмеяться, но при виде суровых лиц собеседников становилось не до смеха. Я пытался понять их:
- Что же плохого в мыслях, в философии, да и в самих философах, во мне, например?
Голос Федора смягчился:
- Да не философ ты. Ты – романтик, мечтатель. И скажи спасибо за это.
А затем с отчаянием проговорил:
- А плохого во всем этом то, что никакой философии нет. Не существует она. Понимаешь?
И глядя мне прямо в лицо своими бычьими глазками, не моргая, раздельно и глухо произнес:
- Философы - есть. Философские учения - есть. Слово философия тоже имеется. А самой ее нет. Вот в чем беда.
Немного помолчав, добавил:
- Трактористы мы с Фролом. Жили, как и все нормально, пока этот паук не приехал. Теперь вот, – он криво улыбнулся – философами заделались. Так что наш тебе добрый совет – проезжай нашу деревню по-тихому и поскорее, и ищи себе на здоровье свою истину где угодно, только не здесь.

Рассуждения Федора задели меня за живое. А мысль о том, что какой-то тракторист как-то легко и походя обозвал меня романтиком и мечтателем, отрицая во мне философа, а я при этом еще и почувствовал себя “задетым за живое”, принесла немалое огорчение. Возникло желание проверить глубину его познаний, особенно учитывая его странные выводы насчет философии. Но вместо этого я честно признался:
- Не обижайтесь, но я вам не верю. И в деревню вашу я заеду. А насчет философии – это вы уж как-то слишком. Перебор. И с мечтателем – тоже, наверное, поторопились.
Сказав это, я приготовился к суровой отповеди, но ее не последовало. Рыбаки понимающе переглянулись:
- И вы не обижайтесь, мы же от всего сердца, – Федор почему-то перешел на вы, - будете в селе – останавливайтесь у нас – наши дома рядом. Подискутируем, у нас ведь тоже есть свое учение.
При слове “учение” он поморщился.
- Только – никому ни слова – что встречались тут с нами, ладно?

Попрощавшись, я отчалил. “Рыбаки” как-то печально помахали мне, допили бутылку, собрали снасти и удалились через заросли камышей.

Оказавшись в лодке, я вспомнил, что услышанное на берегу следовало было бы проверить “огнемыслями”, - и как я о них забыл там? Я лег и закрыл глаза. Вот они, двое. Удивленно меня разглядывают, хмурятся, узнав о цели моего путешествия, смеются над моими наблюдениями… Горит ли в них огонь? Если и горит, то, увы, я его не чувствую. Может быть, его нет вообще? Но вот и первые проявления того, чего только что не было: с началом повествования о своей деревне в них что-то “возгорается” – то, что “обычными” словами называется негодованием, злостью. “Пламя” перебрасывается на меня. Слушая о “человеке-пауке”, я испытываю беспокойство. Фантастическая картина офилософствования деревни вызывает любопытство, дикие суждения о несуществовании философии – удивление. А прозвища мечтателя и романтика – обиду. Неужели это и есть мой “огонь”? Я замер, вслушиваясь в самого себя. “Огонь, идущий от рыбаков ко мне и от меня к ним – что это?” 

Подобные размышления оказались довольно приятными – оторванные от словесной оболочки, они хотя и не приводили к каким-то выводам, но избавляли мою голову от досаждавших у реки противоречий, предоставляя красочную картину “огнерыбаков”. Я даже не заметил, сколько прошло времени, как из-за поворота показалось селение. Вот оно – знаменитое село Философское!

Расположившись по левую сторону разлившейся и образовавшей залив реки, село удивило разнообразием и добротностью своих домов и придомовых территорий. А вон и небольшая пристань, у которой пришвартован катер и несколько моторных лодок. Туда же я решил причалить и свою плавучую хижину.

Выйдя на сушу, я поднялся наверх по дорожке и попал на центральную улицу, прямо напротив двухэтажного здания сельской администрации. Ухоженные газоны, клумбы с цветами, выкрашенные бордюры, асфальтированная дорога, современный вид здания, будто только что построенного, напоминали скорее приморский городок, чем нашу глубинку. Любопытства ради я решил посмотреть как устроилось руководство села, но не успел – его дверь отворилась и навстречу мне вышла стройная женщина в плотно обтягивающих юбке и кофте в сопровождении высокого молодого мужчины крепкого телослосложения в черном костюме и белоснежной рубашке. В руках у него была папка.
- Екатерина Юрьевна, он уже подъезжает, документы все у меня в папке, на объекте нас тоже ждут, – сказанное им было похоже на доклад референта своему руководителю.
- Хорошо, Сережа, держи в курсе наших передвижений Павла Леонидовича, – и он тут же стал набирать на своем телефоне чей-то номер.

Я стоял незамеченным в двух шагах от них, не имея возможности пройти вовнутрь, не желая обращать на себя внимание и испытывая неловкость из-за своего рыбацкого вида. Женщина хотела еще что-то сказать, как вдруг взгляд ее остановился на мне, глаза расширились, лицо приняло грозное выражение.
- Ой! – промелькнуло в голове.
Я почувствовал исходящий из нее недобрый “огонь” и растерялся.
- Что вы тут делаете?! Немедленно уходите! – с нажимом произнесла она. Мужчина перестал звонить и направился в мою сторону. В этот момент к зданию подкатила роскошная белая машина, резко затормозив, она оказалась рядом с нами, из нее стремительно выкатился маленький толстенький человечек с огромным букетом роз.
- Катюшенька, моя дарагая, как же я тибе рад! – пропел он с южным акцентом, обнимая ее и отдавая цветы.
- Сирожа! Маладес, жигит! – он похлопал его по плечу.
Затем он повернулся ко мне:
- И вам здравствуйте! Прости, дарагой, ни знаю кем будишь…
Я назвал свое имя и добавил:
- Путешествую, не мог не проплыть мимо села с таким названием.
- Маладец, дарагой, маладец! Эта сило всем силам сило! Пасматри, какой у ниво рукавадитель! – он взял руку Екатерины Юрьевны и нежно погладил. Она радостно улыбалась ему, не глядя в мою сторону. А я опасался глядеть в ее.
- Тибе очин павизло, этаво сила нэт ни на адной картэ, – продолжал толстяк, – мэсто, гдэ все филосафы, эдынствиное в мире! И Катюша филосаф – кандыдат, скора доктаром наук станэт. Вэрно?
- Очень надеюсь, – она смутилась – автореферат уже готов,  “инновационные поствыборные технологии”.
- Маладэц, харашо звучит! Канэшна, станэш. Паможем… Ну читоже, паехали на твой абъект? – он приобнял ее за талию и повел к своей машине.
И, на миг обернувшись к нам:
- За мной, жигиты!

Я было дернулся в другую сторону, но Сережа, внимательно слушавший весь разговор, тактично, но крепко взял меня под локоть:
Простите, но вам надо ехать. От его предложений не принято отказываться. Я вас очень прошу.
По пути в машину шепотом сказал:
- Наверное, принял вас за ее родственника. Пожалуйста, ни о чем с ним не разговаривайте.

И мы покатили вдоль села. Оно было красиво. Впечатление курортного городка усиливалось. Широкая улица, засаженная ухоженными деревьями и кустами, высокие ограды, за которыми красивые двух и трехэтажные дома современного дизайна. Внезапно улица закончилась, и мы выехали в поле, на котором разворачивалась стройка. Ярко-синий строительный офис с тремя флагами, один из них государственный. Рядом что-то вроде огромного плаката с изображением соего нового знакомого в строительной каске и надписью: ”Самый маленький результат больше самой грандиозной болтовни. Депутат … Думы Якуб Автандилович Абдаллахипов”. Вот оно что. Все вышли из машины и пошли в офис, я остался на месте. Судя по вывешенному рядом описанию стройки, предполагалось возвести спортивный центр с площадками для гольфа, тенниса и многого другого.

Визит на стройку длился недолго. Из здания вышел сияющий Якуб Автандилович, за ним довольная Екатерина Юрьевна и собранный Сергей.
- А типерь – к нашему дарагому другу Паше! – провозгласил толстяк, и все мы вновь оказались в роскошной белой красавице – машине.
- По пути мы вас высадим, постарайтесь больше не появляться, – шепнул мне еще раз Сергей, и вскоре я вновь оказался в одиночестве.

Покинув их компанию, я решил еще немного побродить по селу, перед тем как искать жилища и идти в гости к Федору или Фролу. Свернув на небольшую улочку, я обратил внимание на здание с вывеской “Философская средняя специализированная школа”. Во дворе бегала и шумела ребятня – как и во всех школах на переменах, а я решил узнать на чем же они специализируются. Весь первый этаж был увешан портретами философов – известных мне и неизвестных. На каждом портрете была дата рождения и смерти философа и какое-то его, наверное, знаменитое или важное, изречение.

Одно из них оказалось мне близким: “Причина мира кроется в огне.” Гераклит Эфесский. Шестой век до нашей эры. Он, наверное, тоже понял, что без огнемыслей мира не понять… И я уж не так одинок? “В жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы — до единой только истины.” Пифагор. Приятно читать такие слова. Смотреть на лица людей, отдавших жизнь за высокие мечты и идеалы. А кем бы они были сейчас? Учеными? Священниками? А, может быть, странствующими бродягами?