Да, мама...

Да, мама, мы сегодня погрустим
Не как всегда, по-новому – с избытком.
Кончается зима. Её сатин
Рвут пальцы солнца — по клочкам, по ниткам.

И это хорошо. К её концу
Весенний плотник складывает кречел.
Зима умрёт – ей жить буквально нечем
И незачем – и смерть зиме к лицу.

Но мы грустить присядем не о том,
Не о кончине белой властелины –
Ведь от неё у нас пока есть дом,
Иконный лик и банка гуталина.

По чёрным дням всё делится на два –
Ты их приносишь, я их в белый крашу –
Я ж дочь твоя, обмо́кнутая в чашу
Зачатия, утробы и родства.

Хороший повод — вспомнить лишний раз,
Что никогда тебе не нянчить внуков,
Что наша жизнь по разным ноутбукам,
А общий быт по-разному увяз.

Умрёт зима. За таяньем снегов
Прольются тучи новою грустинкой.
В девятый дождь изладим пирогов
Со сладкой-сладкой яблочной начинкой

И пригласим на праздничный поми́н:
Бабулю с папой и сестрёнку Сашу
И всю родню не выжившую нашу.
Кутью поставим, ладан подымим.

Все посидим. Потом они уйдут.
А мы с тобой приляжем на кровати –
Ты вспомнишь в грусти счастье до минут,
А я, конечно, детство в интернате.

Как я ждала, что ты за мной придёшь…
Но ты не шла… Я плакала бессильно,
Забившись в угол, и глядела в дождь,
Прося кого-то подарить мне крылья,

Чтоб я могла вспорхнуть и полететь
Через поток ревущий, за заборы…
Но этот «кто-то» – мастер по измору –
Был глух и нем, как памятника медь.

Нет, я не злюсь, я всё простила, мам,
Ты прощена – ни капельки упрёка.
А то, что в жизни много волчьих ям –
На то и жизнь… Всё в прошлом и далёком.

Но наша грусть совсем не обо мне,
А о тебе… в предчувствии заката…
По всем пилатам – истина в вине,
А всей вины – что истинно пила ты…

                «««ТА»»»                15г.