Книга молчаний. вторая декада стихов

11.
Андерсен
Силентиум. Безмолвие. Зима.
И девочка со спичками сияет.
Прощай, тот сон, где Бог тебя узнает
Для роз неповреждённого ума.
Так быстро пролетело и привет,
Театр в окошко смотрится звездою,
Русалочка одна спит под водою,
Разбойница и Герда – высший свет. 
Что Рождество? в нём бедность не порок,
У диких лебедей крыла не тают,
Любовь была небесная, земная,
И сказка – ослепительный пророк.
Безмолвие. Прощение. Пора.
Опять в снега упали палестины.
И, может, тот простор единой сини
Тебя обнимет жарко, как игра.
В пустой коробке спичек дремлет жук.
Актёркины оборки на подборе,
И дух молчанья в тёмном коридоре…
Огниво жизни выпало из рук.

12.
Рыба
Потому что я – рыба
И могу умереть.
Рыболовная дыба
Тащит звёздную сеть.
Тянет жилы из света,
Прозябанье – молчок,
Та картинка для лета,
Ртутной воли сачок.
Тайна плавного жеста,
Но ни звука в тиши,
Всё-то жало протеста
На исходе души.
Да и там ультразвуки,
Да и там утонуть
Этот воздух, как руки,
Умолчания путь.
Потому я и небо,
Что могу утонуть,
Словно горсточка хлеба
На голодную суть.
Потому я и рыба,
Что стигийских болот
Воет алчная глыба
Вечно смрадных щедрот.
Но с восходом над кровлей
Уходящий туман,
Эта рыбная ловля -
Королевский обман.
Только Слово мерцает,
Только рыба поёт,
Только прорубь вздыхает
Зимних сонных широт.

13.
Китайское
Как летают тигры и драконы,
И над рисовым астралом свисты,
Как летают над листом бездомным
Колонковые и лисьи кисти.
Как витает птица-небылица
В пустоте восходного фиала,
Степью напиталась  кобылица,
И величие ютится в малом.
В горсточке, щепотке и реснице,
И возлюбленной сосновой скрепке,
Мэй-хуа, что облако в петлице,
Папиросная бумага дышит крепко.   
Тигр пылает, у дракона – маски,
Всё – вращенье, циклы, панорамы,
Лишь молчанье на парчовой ласке,
И стихии в стеблях гексаграммы.

14.
До опыта
Он не родился, а уже воскрес,
Он прозвучал до музыки и слова,
До образа он вынянчил живого,
Того, кто знал про розу и про крест.

Он был не пойман, потому что пуст.
Осуществлял отсутствие из тела.
И вертикалью человечья дела
Сквозь камень рос цветок из сочных уст

Он был до слова скоростью и сном
И шёл канатоходцем над Синаем,
Он – маятник и вечностью качаем,
Он – третье небо с ветром и вином.

Он – камень, десять тысяч сороков,
И он до волка желтоглаз и волен,
Гони печали, самый первый воин,
Ты нужен до войны и не для вдов.

И до календаря ищи волну,
Что  ведает инстинктами пространства,
Хоть мир взыскует шума окаянства,
Но жизнь до жизни плачет на кону.   

И Мандельштам до времени спасён
В моцартианских свадьбах и забавах,   
Силентиум, пытай в цезуре славу
И будь до опыта всегда влюблён. 

15.
Немота
Я жду ответной немоты
В плену родимого колодца,
Я жду невозвращенья солнца
И подольдовые цветы.

Отсутствие воздушных нег
И жизнь потерянной иголки,
Воспоминания и толки:
Уж силы нет, подай нам снег.

Для созерцательной игры,
Подай огней в пустырь растений,
На стол поставь для постных  бдений
Те брызги ледяной икры,

Что дал ныряющий дракон,
Всегда один, и так гонимый,
Ни слова, только образ мнимый,
Он в превращениях времён,

Закручивай же Млечный Путь
Просторы храмовых созвездий,
Где мы вернёмся сном предместий.
Молчание. Когда-нибудь.

16.
Ворованный воздух Мандельштама
Насильно мил не будешь – не моли,
Ничто насильно не растёт из почки.
Хоть Парка и хранит свои заточки,
Но в Переменах на путях болит.
О, пресная вода свободы! Дай…
Дай продышаться над судьбою рода,
Зерно и клетка гения – свобода
И тот магнит, невидимый, как рай.
О, воздух, дли ответ! И так прости.
И отпусти. Насильно мил не будешь.
И Родину, и ласточку забудешь,
И семена из поля отпусти,
Чтоб накормить голодный тот эфир,
Взыскующий и хлеба, и кагора,
И капли солнца на спине у моря,
Лазурный брег и неподкупный пир.   
Молчание. Зачем тебе твой дом?
Вся жизнь – страда и поля пуповина,
И бесконечная зима–равнина.
Сто тысяч га. Мы бьёмся подо льдом. 

17.
Заболоцкий
Заболоцкий, Заболоцкий.
Можжевельниковый куст,
Словно молниевый хруст,
Как всечувствующий лоцман.
Архитектор тех ночей,
Что везли тебя в неволю,
Где лизал сосульку боли,
Где не спал и был ничей.
Где лицо коня уныло,
Плачет птица воробей,
Где молчание. Убей
Всё что было, всё, что мило.
То вселенское окно
Единения природы, 
Человеческие всходы
Ждут любимое кино.
Но печали не до сна,
Как за облаком сороке,
И любовные мороки
От темна и дотемна.
От небес  и до небес
Сердце рвётся, поезд мчится.
Спит животное и птица,
Дремлет слово, дремлет лес.
(Гроб хрустальный многоточий
Всё качает нежный груз).
Можжевельниковый куст…
Ненаглядной жизни почерк. 

18.
Деревня
Безмолвие. Забота и продрог…
А птицу отпустить, да за границу…
За горизонтом тоже есть водица
И азбучная мУка: Бог помог.

Здесь скорость крови давит и гудит,
И взглядом пробуждает панораму,
Мытарства на мороз и, чтоб без сраму,
И лист сердечком, и в колечко свит.

Осенний огородный беспредел,
Что так угоден галкам и синицам,
Сентябрь ржаной желает помолиться,
Да вот о чём? - О том, что не успел.

А кто успел, тому полна сума,
Как вечная поленница надежды,
Дождей венецианские одежды,
Осенних дум безумная тюрьма.

И опустелые поля в парад
За вырубленным лесом косогора,
Непостижимость праздного простора,
Где дал нам яблок яблоневый сад.

Картошка - истина и хлебу рад,
Но истина, как список журавлиный,
Счастливое письмо в большой корзине,
Октябрь не знает бесполезных трат. 

Молчание, что старая изба
С кольцом на потолке для колыбели,
И на божничке вербочки-свирели, 
А желтоглазый кот - почти судьба.

19.
Рильке
Я не спешу, скорей, наоборот:
Округа завывает в центрифуге,
И зазеркалье воздуха и фуги
Бросает вьюгу в новый поворот,
Где мчатся бесы, бьётся гололёд,
И Часослов печалится на сгибе,
И все благословения погибли,
Словесность белых шариков грядёт.
Так белокровие зимы – сто уст,
Невыносимо самообладанье,
И крестных хОдов русское свиданье,
Язык, что умножается на грусть,
На щедрый отклик смерти и белил,
На Дуинские ветры откровенья,
И ты в пустыне, манна – твоё пенье,
И ангел твой, твой серафим бескрыл.
И нет тебя, и в птичьх голосах
Ты одинок, как семечко на крыше.
Небесный дом, где прячется Всевышний,
Земля, укрывшая свой первый прах.
Молчание корней – сближенье вер,   
И всё-таки Завет – лишь середина,
Когда волнуется для Божья Сына 
Страда, прощающая острый серп. 

20.
Сергий Радонежский
Сердцевина, сердцевина
У моей большой страны.
Все мы севера сыны,
Зимних песен дух целинный.

Ангел русский, Свете тихий,
Очарованный медведь,
Дай безмолвию лететь,
Отведи войну и лихо.

Поделись приютом – хлебом,
Утешением… – болит.
В тишине твоих молитв
И работа тоже треба.

Ангел русский, молчаливый,
Кто помолится за ны…
Для заоблачной страны
Даст терпение и силу.

Чтобы солнцем отозваться,
В тайне сердца ум горит,
Чтобы «Бог тебя хранит»,
Чтобы - сёстры, чтобы – братцы.

Образ Троицы, как птица,
Светоносный серафим,
Дым Отечества – не дым -
Отчий дом, родные лица.

У служения дорога
За водой до родника,
Огородина крепка
И над нею Неба много.