11. Молодильный ручей. Сказание о Коло-сане

Зачерствела Коло-сана корка,
Дождь не страшен, не боится града,
Катится без страха он под горку,
В гору подсобить ему все рады.
 
А Подвижник стал веселым, гладким,
Что не так лежит, все поедает,
Враз забыв аскетов распорядки,
Песни дни и ночи распевает.
 
Ряба-сан находится в волненье:
Лето на исходе, скоро осень,
А цыплят все нет, и друга мненье
Высказать она Тануки просит.
 
«Неужели все они погибли?
Верно, я плохая мать и клуша?
Тануки, давай, к яйцу приникни,
Может, что поймешь, прошу, послушай».
 
Приложил Барсук к яичку ушко:
«Что-то с тихим писком там скребется!
Кура-сан, скорее их под брюшко,
Скоро жизнь у нас ключом забьется!»
 
Как и прежде самурай Ятаро
Все принцессу Мину вспоминает,
Левою рукой, сражаясь с правой,
Совершенство боя постигает.
 
Перед ними лес сосновый темный.
Усаги  промчался, заяц шустрый.
Гриб нашел Подвижник там огромный,
На костре сготовил ужин вкусный.
 
Ели все, смеялись и шутили.
Кура Ряба спряталась в корзинке.
Отдохнув, вновь в путь они пустились,
По лесной петляющей тропинке.
 
Осторожно путники ступали,
Лунный свет чуть освещал дорогу.
Плачь далекий, тихий и печальный,
Пробудил в них сильную тревогу.
 
На разведку Самурай пустился,
Бык за ним, Барсук бежит в сторонке,
За сосной отряд остановился,
Увидав лежащего ребенка.
 
Взял Ятаро девочку на руки,
«Бедная, несчастная малютка!
Кто обрёк тебя на эти муки,
Погибать оставив в чаще жуткой?!»
 
Накормили, бедную, скорее.
Уложили спать Быку на спину,
В плащ дитя, укутав потеплее,
Привязав ремнями за корзину.
 
Утром глазки чуть открыла крошка,
Сразу закричала криком громким:
«Эй, вы там, давайте мне кормежки,
Открывайте поскорей котомки!
 
Есть хочу. Чего сидишь, лохматый,
Иль не видишь, Хоси   есть желает,
Ну, а ты, монах придурковатый,
Быстро за водой беги для чая.
 
Ишь, разлегся, жирная говяда,
Палкой по спине давно не били?
Боги – камигами, как я рада,
Тут в корзинке яйца золотые!
 
Несказанно повезло старушке,
Ведь не шутка – яйца драгоценны!
Эй, ты, воплощение подушки,
Кыш отсюда, пока ноги целы…».
 
Кура Ряба с клёкотом орлицы:
«Отойди, – кричит, – не смей касаться!
Только тронь, проклятая убийца,
И тебе живою не остаться!»
 
Подскочил монах, схватил девчонку,
Оттащил подальше от корзины.
Да, такого странного ребенка,
Не встречалось никому доныне.
 
«Что ж нам делать? Чтоб я провалился!
Не нести же в лес ее обратно.
Может, горный дух в нее вселился
И терзает дитятко стократно?»
 
Так сказал Ятаро, славный воин,
Головой поникнувши в печали,
А ребенок долго злобным воем
Требовал, чтоб золото отдали.
 
Коло-сан сказал: «Поведай, крошка,
Кто ты есть и как сюда попала?
Почему нет башмачков на ножках?
Может, ночью с воза ты упала?»
 
«Все не так-то просто в жизни этой,–
Отвечала девочка-малютка,–
Я сама пошла бродить по свету,
Да в лесу блуждать одной так жутко!
 
У конца любого есть начало,
И начало мой рассказ имеет,
Но должны поклясться мне сначала,
Что никто смеяться не посмеет.
 
С виду девочка, но я, увы, старушка,
Сколько лет? Считать-то не считала.
Там, за лесом, ветхая избушка,
В ней я с дровосеком проживала.
 
Муж мой, старикашка Исикава,
Собирал дрова, и тем кормились,
И детей еще была орава,
Выросли – да все как испарились.
 
В старости остались без подмоги,
Многим старикам беда знакома.
Еле волоча больные ноги,
Я хозяйством занималась дома.
 
Не вернулся как-то дед к обеду,
Жду его, за горы солнце село.
Ужин на столе, его все нету,
Темнота густая лес одела.
 
Прождала всю ночь, а на восходе,
Когда солнце залило все светом,
Распахнулась дверь – и вижу, входит
Парень стройный, словно тополь летом.
 
«Что не признаешь меня старуха?
Дровосек я, муж твой Исикава!
А-а-а-а, так ты еще туга на ухо,
И что я сказал, не услыхала!
 
Ну, так вот, в лесу я заблудился,
Проходил весь день, а где – не знаю,
Наконец, под вечер очутился
На камнях у бьющего ключа я.
 
Пригоршню набрал сырой водицы,
Да чуток в запруде искупался,
И скорей домой заторопился,
А потом подумал и остался.
 
Слишком поздно, ничего не видно,
И не знаю я назад дороги,
Возвращаться без дровишек стыдно,
Да и что-то подустали ноги.

Мыслю: утро вечера мудрее,
Пережду здесь ночь, а завтра, может,
Наберу дровишек поскорее,
А найти дорогу Бог поможет.
 
Так подумал, у ствола свернулся,
И заснул сном праведным ребенка,
А когда от холода проснулся,
Уже песни пели птицы звонко.
 
Надо бы быстрей домой, к старухе,
Уж глядит, наверное, с порога,
Только сполосну лицо и руки,
Да глоточек выпью на дорогу.
 
Наклонился над ручьем и вижу,
Под водой молодчик притаился,
Я скорей схватил большой булыжник
И с врагом, как самурай, сразился!
 
Лихоимца, закидав камнями,
Взял дубину, подошел поближе,
Боже мой, да это же кагами –
В зеркале воды себя я вижу!

Посмотрел на ноги: вот так штуки!
Как дубки, толсты они и крепки,
После поглядел еще на руки:
Словно у орла: могучи, цепки!
 
Хорошо бы для жены-старушки
Захватить отсель домой водицы.
Жалко, нет с собой большой кадушки,
Вот бы ей как мне омолодиться!
 
Так что, бабка, шустро собирайся
И к ручью чеши-ка в лес сосновый,
Там в воде прохладной искупайся.
Пять глотков – и станешь, бабка, новой!»
 
Гэта нацепив скорей на ноги,
Кимоно я лучшее одела.
«По какой, скажи, идти дороге,
До ручья, где б я помолодела?»
 
«На закат ступай широкой тропкой,
Ну, а как дойдешь до поворота,
От него сверни к болотам топким,
А от них уже шагай к восходу».

Целый день к ручью проковыляла,
Истомилась, ноги в кровь разбила.
Пару раз в кустарнике застряла,
Чуть себя в болоте не сгубила.
 
Доплелась к ключу уж темной ночкой,
И давай глотать его водицу,
Напилась по горло. Словно бочка
В сторону сумела откатиться,
 
И тотчас заснула сном глубоким.
Проспала до полдня под сосною,
Пробудилась солнечным припеком:
Не пойму, что сделалось со мною.
 
Не смогла подняться я на ноги:
Все вокруг большим и странным стало!
Поползла назад я по дороге,
И истошным голосом орала.
 
Так ползла три дня я и три ночи,
Еле-еле приползла к порогу,
До двери добраться нет уж мочи,
Закричала, требуя подмогу.
 
На крылечко вышел Исикава,
Молодой и стройный, словно тополь,
Посмотрел налево и направо:
Никого. Да и назад потопал.
 
Я опять кричать, он вышел снова
И увидел тут меня, малютку.
Еще долго слышал лес сосновый,
Как смеялся муженек мой жутко.
 
«Ну, дела, – сказал он, – это ж надо,
До младенца допилась старушка!
Мне теперь с тобой не будет слада:
Молод я, и мне нужна подружка».
 
Не прошло трех дней, как он женился,
А жена «ребенка» невзлюбила,
Как он с ней, безжалостной, не бился,
Все одно: «Отдай ее» – твердила.
 
Год минул, но в доме мира нету,
Что ни день она меня изводит,
И ушла я странствовать по свету,
Может мое счастье где-то бродит!
 
Заблудилась, голодом томима,
Зарыдала под сосной могучей,
Хорошо, что вы шагали мимо,
И свернули в этот лес дремучий».
 
В удивлении крошке все внимали,
Кто-то со щеки смахнул слезинки,
Девочку ласкали, обнимали,
По головке гладили и спинке.
 
Кура Ряба выбежав из клети,
Клювиком потерлась ей о губки:
«Подожди, вот вылупятся дети,
Я тогда отдам тебе скорлупки».
 
Лишь подвижник пробурчал сердито:
«Этот факт уже не раз проверен,
Будет у разбитого корыта,
Всякий, кто в запросах неумерен».