Слегка не повезло

От отгороженной Европы
До отвернувшихся Подруг!

Это такие, знаешь, горизонты, для человека, живущего в стране всю свою жизнь:

Темно-синее утро в заиндевевшей раме
напоминает улицу с горящими фонарями,
ледяную дорожку, перекрестки, сугробы,
толчею в раздевалке в восточном конце Европы.
Там звучит "ганнибал" из худого мешка на стуле,
сильно пахнут подмышками брусья на физкультуре;
что до черной доски, от которой мороз по коже,
так и осталась черной. И сзади тоже.
Дребезжащий звонок серебристый иней
преобразил в кристалл. Насчет параллельных линий
все оказалось правдой и в кость оделось;
неохота вставать. Никогда не хотелось.

И.Бродский

Кто-нибудь, идя во власть, собирается эти горизонты как-нибудь поправить? Или он ради централизации страны треть населения в лагеря пересажает, а горизонты как были останутся? Люди всю жизнь живут, и ни разу в жизни им не выпадает возможность быть причастными хоть вот к каким-нибудь таким обширным и масштабным горизонтам, чтобы ими интересоваться, их обсуждать, и в рамках обсуждения предпринимать что-нибудь. И страшное количество людей так живёт, жило и будет жить

Частокол застав, границ
- что горе воззреть, что ниц,-
как он выглядит с высот,
лепрозорий для двухсот
миллионов?

...
Самолет летит на Вест,
расширяя круг тех мест
- от страны к другой стране,-
где тебя не встретить мне.

Обгоняя дни, года,
тенью крыльев "никогда"
на земле и на воде
превращается в "нигде".

Эта боль сильней, чем та:
слуху зренье не чета,
ибо время - область фраз,
а пространство - пища глаз.

На лесах, полях, жилье,
точно метка - на белье,
эта тень везде - хоть плачь
оттого, что просто зряч.

И.Бродский

*
Зимний вечер. Дрова
охваченные огнем --
как женская голова
ветреным ясным днем.

Как золотиться прядь,
слепотою грозя!
С лица ее не убрать.
И к лучшему, что нельзя.

Не провести пробор,
гребнем не разделить:
может открыться взор,
способный испепелить.

Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"

От этого -- горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"

Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной

зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!

Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.

Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого -- себя!

Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!

Это -- твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.

Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,

выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!

Пылай, полыхай, греши,
захлебывайся собой.
Как менада пляши
с закушенной губой.

Вой, трепещи, тряси
вволю плечом худым.
Тот, кто вверху еси,
да глотает твой дым!

Так рвутся, треща, шелка,
обнажая места.
То промелькнет щека,
то полыхнут уста.

Так рушатся корпуса,
так из развалин икр
прядают, небеса
вызвездив, сонмы искр.

Ты та же, какой была.
От судьбы, от жилья
после тебя -- зола,
тусклые уголья,

холод, рассвет, снежок,
пляска замерзших розг.
И как сплошной ожог --
не удержавший мозг.

И.Бродский

*

Агата Кристи Ак   09.02.2015 01:25   •   Заявить о нарушении