Книга молчаний. первая декада

1.
Петрополь. Петербург. Судьба – пора.
Ещё бессонница и чернозём горючий.
Silentium...  и Мандельштам, и Тютчев.
Италия из летнего двора.

Молчание. Иметь и не иметь,
Где злые звёзды плавятся в алмазы.
Речь переполнена угарным газом,
Silentium... икры словесной сеть…
 
Дай миру продышаться, хлябь и твердь,
Дай наготе красноречивость жеста,
Молчание – отсутствие ареста,
В котором прячет своё жало смерть.

Силентиум. И Мандельштам, и Тютчев.
И на яру не будет куковать
Кукушка, опозоренная мать,   
Желающая детям доли лучшей.
И бедная природа – Филиппок,
И переводчик лающих вокзалов…
Стигийское болото замолчало,
И Данте пламенеющий умолк.

2.
Silentium...  И Мандельштам, и Тютчев.
И здесь и там – вяжи да развяжи,
У Петербурга острые ножи,
Бессонница и звездопад колючий.

Где слово позабыли, что хотели
Для непостижных тягот бытия,
Душа разорвалась, завет храня,
Молчание. По всей земле метели.

Цезура – бог. И Мандельштам,  и Тютчев.
Что ж, налетит, чему не миновать,
Всё чувствовать, навеки замолчать,
Потом лететь. С Буонаротти лучше.

Зерно ответно и умрёт едва ли
На золотистых приисках добра,
Молчание…не бойся топора,
А речь бессмертна, ей же всё отдали.

Силентиум, где Тютчев с Мандельштамом,
Уже на дровнях обновляют путь,
Небесные поля – России грудь,
НемОтствуют за бело-синим храмом.

3.
Дюрер
Высокая болезнь пути
Неуловимого завета,
И бессловесного портрета
Движенья драгоценный тик.

А мастеру не знать хлопот
С безОбразною красотою,
В ней космос тягой непростою
Рулит созвездиями вод.

Не куковать, не горевать
С обожествлённого напитка,
Но вить сияющие нитки
И карты зодиаков знать.

И в тайной сети мастерской
Такие ведать карантины,
Огнём растапливая льдины
В небесной родине морской,

И дерево ласкать резцом
Для каждой линии порядка,
И позвоночник каждой складки
Волны закручивать венцом.

Не мученик - изгнанник стай,
И стайер самой длинной ночи,
Но с ним земля и берег отчий,
И край любви как Неба  край,

Всегда ответно Рождество,
И карандаш, и тушь отваги
На вдохновении бумаги…
И молчаливо божество.

4.
Мандельштам
Силентиум. Свердловская тюрьма.
Напротив стадионная утроба.
И кладбища смирительная роба,
В которой крестным ходом шла зима.

Молчать. Возврата нет. Путь на восток.
«Намордники» на окнах - образ ада.
 И хлеб пустой, и воздуха блокада,
И сердце, как оторванный листок.

Силентиум. Молчи и не греши.
Беда и Лета, бОли средостенье,
Российское колючее моленье:
За что, за что нас одолели вши?

Потеря времени: у времени в плену.
Молчание чумой легло по краю.
Неопалимая любовь не умирает,
А жаждет воскресенья на кону -

На той меже, где жив ещё щегол,
И, где Щелкунчик мир разоблачает,
У Исаакия бог маятник качает,
И в телефон звонится балабол.    

А Мандельштам… Силентиум… В пути       
С той стороны заснеженного диска
Молчаньем режет на пределе риска,
Как ласточка четыре дня летит.

5.
Тютчев
Силентиум. В который раз влюблён.
Я встретил Вас. Страничные истомы -
Для языков свободные паромы
И дипломатий петербургский звон.

Таи свой страх. О, как мы любим, как
Убийственно. А по-другому – мучим.
Природы перевод – острящий Тютчев
На волоске неумолимых трат.

Таи свой дар, как юг, как Ниццы рай,
Как образы свобод иноязычных,
Пересекая Невский в снах столичных,
Во льдах терпи, долготерпенья край.

Душа - канатоходец, помолчи,
Умом твои балансы не осилить.
А всё ведёт кремнистый путь Россию
По звёздной памяти, рыдающей в ночи.

6.
Ли Бо
На расстоянии люблю сильней.
Осенняя печаль да не погубит
Дорожный свиток журавлиных судеб,
А паутинкой свяжет нас во сне. 

Молчи, безумец. Пей вино один.
И обниматься лезь с луной в затоны,
Там небосвод течёт в тебе влюблённо,
И мыслящий тростник – твой господин.
 
Кого же вспомнить и кого спросить?
Сверкающих зеркал не тронь  молчанье.
Там сон, и заповедано касанье,
Любовь и смерть желают вечно пить.

И в пустоте, что, в общем, непуста
Для феникса, воскресшего кленово,
Осенний дух к бессмертию основы
Влечёт в сосну сияние листа. 

И вкус корней, и запахов рассвет…
Мой мотылёк… ЧжуАн-Цзы! На дорожку
Ты выдумай свой порох понарошку
Для музыки, которой в мире нет.   

7.
Детство
Силентиум. Вся жизнь на волоске,
Исполненная хрупкости мгновенья.
И пауза, как облако терпенья,
Растит багрец в лазурном далеке.

Силентиум, грамматика, письмо,
И чтение до полного забвенья,
И средостенье, и стихотворенье,
И лета вертикаль, и эскимо.

На все вопросы детской кутерьмы,   
На все ответы вдохновенных взглядов
Пошли молчанье яблока и сада
И утоли печаль моей зимы.

И утоли печаль моей вины -
Безумного отчаянья сосуда,
Там плавится судьба и образ чуда
И там не спит дыхание волны.

Бессонница предмета строит дом,
На закоулках вечности - пустыня,
Где звёздная качает палестина
Свой маятник, свой молчаливый звон. 

8.
Орфей
Силентиум, пусть сердце не молчит,
Живаго духа ждёт, живаго слова,
И одиноко для свободы новой,
Пока Орфей разрозненный скорбит.

Пока он оглянуться не спешит,
Но  чувствует и тягу и дыханье,
И Эвридикино иносказанье,
И правило, что горечью грешит.

Зачем ему она, когда любви
Он знает и привычки, и приметы.
Ему нужны такие части света,
Где розы оживают из крови.

Где бог не одинок, а дышит всласть
И пляшет под Орфееву кифару,
И обнажает спину для загара,
Чтобы в траву священную упасть.
…
Как одинок Орфей, когда умолк…
У вечности всё звёздные туники,
В них невозвратно пляшут Эвридики,
А стих-то вороном, а стих-то - волк.

9.
Пастернак
Молчанье, утешение и Бог,
И сокращенье речи миокарда.
И одиночества пустая карта,
Забвение как память всех дорог,

Молчание, а кто тебе помог,
Когда бессонный путь свивался в свиток,
И ртутный рок переливался в слиток -
Тот самородок был твой диалог.

Дыханье не кончалось в нужный срок,
И на сетчатке мира сон ресницы,
Молчание на совести  зарницы,
И кто-то перебедствовал урок.

Молился и неумно, и смешно,
Наивно полагал свои уменья.
Разврат, затвор, не надо вдохновенья,
Молчание мучительно. Грешно.

Нигде не жить – не стоит говорить.
Любовь озябнет зимнею дорогой.
Силентиум на санках вместе с Богом.
А ты пешком, как «вены отворить».

10.
Бергман
Молчанье. Земляничная поляна.
Пришла пора, когда пора «туда».
Такой усталостью полны года,
А старость-лебеда - звезда экрана…
 
За исповедью грех, и сон пылает,
И с куклою на глиняных ногах
Грозит и обретает новый страх,
Для Фанни с Александром бог играет.

И Он в деталях, Рождество в снегах ли,
Подарки – земляничные костры,
От тайного касания игры
Бежать в сонату из осенней шали.

Молчание. И остров. И гурманом
Раскидывает море парафраз.
И ветра оголённого каркас
У жертвоприношения обманом.

Роскошная и праздная обнова,
Что прячет соблазнительный сюжет.
Силентиум. Душа нашла стилет,
И образ по-живому режет слово.