Гауптвахта

              На губу посадили…курсантом за четыре года чего не вытворял – пронесло…а тут капитаном упаковали.  Да было бы за что, так не обидно, а попал-то не за что. Главное, придурка, что меня подставил, тоже на пять суток отоварили, так у него здоровье сразу поплохело, справки начал доставать, короче, косить, чтоб месяц побегать, а там и сажать нельзя… В общем – нехороший человек!
               Ну а я спокойно пошёл, взял записку об аресте, заплатил за пайку, за пять суток, набил портфель консервами и книгами и пошёл сдаваться.
               Прихожу на гауптвахту а там в кресле развалился гроза гарнизона, комендант полковник Киладзе. Ну я ему доложил о прибытии, отдал документ, всё чин-чином. Как положено!
               - В обшем так, капитан – инструктирует меня полковник ( видать товарищем уже не считает) – сидышь свой пять сутка, учишь Устав, мне сдаёшь. Сдашь, пойдёшь домой, не сдашь, будишь ещё пять сутка учит, плохо будышь учит, месяц просидышь, а потом ещё прыдошь! Ти меня понил?
               - Так точно – бодро отвечаю – понял.
               - И запомни: здэсь у миня всё по Уставу! Строго! Нарушишь что, ещё сидэт будишь!
               Ой, зря он это сказал – думаю – я ж штабник! Я ж почти весь Устав наизусть знаю! Да и не из пугливых я...
               Пришёл в камеру. Там уже сидят капитан и прапорщик. Причём вместе…симптом, однако! Сидим…до ужина досидели. Солдат приносит ужин. Накрыл на стол, нас позвал. Глянул я на «пищу» и тут же тарелку солдату на голову надел…вместе с содержимым. В тарелке блюдо под громким названием «бигус» - варёная квашеная капуста, мяса нет ни молекулы. И порция – детский сад ясельная группа. Взял вещи, пошёл к коменданту:
              - Товарищ полковник, я пошёл домой!
              - Не понял!!!
              - А чего тут понимать…я ж не скотина, чтобы меня так кормить. За паёк я заплатил сполна,
суточный паёк знаю лучше начпрода, выход готовой пищи и вес порции тоже. Язву у вас наживать у меня желания нет, тем более, что гастрит я себе уже выслужил. А завтра утром прокурору гарнизона объясню лично, почему не счёл возможным отбывать арест.
               - Э, товарыш капитан, ну зачем нэрвничат, подождыте пятнадцат мынут, всё решим.
               Пошёл я опять в камеру. Минут через двадцать приносят мне пюрешку, рыбку жареную, чай в термосе, хлеб белый, масло, всё как положено. А солдат, что мне ужин принёс сказал, что меня в госпиталь на довольствие поставили. У сокамерников глаза на лоб! Спрашивают, как мне это удалось. Я им и говорю:  объяснил Киладзе, Что у меня гастрит, вот он, по доброте душевной, и позаботился.
                Перед отбоем приносят постель. Глянул я на ком ваты в тряпках, На недоразумение, которое они громко назвали «подушка», серое и мокрое бельё, на одеяло, через которое газету читать можно.  А когда увидел полотенце с буквой «Н», ножное, значит… Короче взял вещи и опять пошёл к Киладзе. Через пять минут поле разговора принесли новенькие постельные принадлежности! Даже тапочки казарменные нашли! Сокамерники впали в тихую кому.
                Наутро подъём! Забежал начальник гауптвахты, приказал идти на зарядку. Выхожу, а там солдаты арестованные построены, и меня к ним в строй собираются поставить. Хмыкнул я про себя и пошёл обратно в камеру. Начгуб за мной:
                - Товарищ капитан! Встаньте в строй!
                Я ему в ответ:
                - Согласно статьи….Устава гарнизонной и караульной служб, солдаты, сержанты, прапорщики и офицеры должны содержаться отдельно друг от друга, а посему, товарищ капитан, Вы, вместе с полковником Киладзе, радуйтесь, что я не возмутился, когда вы определили меня в одну камеру с прапорщиком. Но участвовать во всех этих ваших зарядках, разводах и прочей дури вместе с солдатами я не собираюсь. Этими действиями вы грубейшим образом нарушаете Устав и я думаю, что прокурору будет очень интересно об этом узнать!
                Начальник гауптвахты благоразумно решил со мной не связываться и отвалил в сторону, а я спокойно пошёл в камеру.
                В начале девятого приезжает на службу Киладзе. Начгуб, видать ему всё доложил, и меня сразу дёрнули на ковёр.
                - Ви, товарыш капитан, савсэм обнаглели! Вам созданы условия, которых нэ имэл ни одын офыцер!  Ви питаетэсь из госпиталя, спите на новой постэли! Что Вам ещё надо! Пачиму Ви нэ виполняете прыказаний началника гауптвахти? Прыказываю, через дэсят мынут убыть с командой из десяти арестованных за территорию гауптвахты дла виполнения работ! В слючае нэповыновению винуждэн буду доложит о Вас командиру корпуса для прынятия решения!
                Во! Напугал ежа голой задницей! Ну что ж, получи!
                - Товарищ полковник! Своими требованиями Вы грубейшим образом нарушаете статьи….. УГиКС! Я в последний раз Вас предупреждаю: прекратите Ваши незаконные действия!
Ни на какие работы с арестованными я не пойду, для этих целей в составе караула должны быть выводные и конвойные. Если Вы будете настаивать на своих незаконных требованиях, вынужден буду об этом поставить в известность прокурора гарнизона. И вообще, прекратите меня пугать, озаботьтесь лучше, чтобы мне были доставлены свежие газеты. В противном случае, одним нарушением Устава, с Вашей стороны, будет больше!
                И отправился в камеру. Через час начальник гауптвахты приносит газеты. Позавчерашние! Центральные газеты к нам вообще доходили, в лучшем случае, на третий день.
Посмотрел я и говорю:
                - И это свежие газеты! Сегодня какое число? А газеты за какое?
                - Так Вы же знаете, как сюда газеты ходят!
                - Знаю. Ну меня это мало волнует. В уставе написано – «Офицеры, отбывающие дисциплинарный арест должны быть обеспечены СВЕЖИМИ газетами». Вот и озаботьтесь, чтобы газеты были свежими!
                - Даже командир корпуса читает газеты только на третий день!
    Я резонно замечаю:
                - Так он же не отбывает арест!
                Умчался начгуб, видать доложил Киладзе. Тот уже пришёл в камеру сам:
                - Товарищ капитан, в чём дело?
            Я спокойно излагаю ему свою точку зрения на проблему прессы, резонно заметив, что он обязан выполнять требования Устава, а мне по-барабану, как он его будет выполнять: самолёт ли в Москву посылать, или по фототелеграфу газеты требовать…Главное, чтобы дата выпуска газет совпадала с календарной датой моей отсидки. В противном случае, это ещё один повод для обращения к прокурору. В конце концов меня оставили в покое.
                В течение последующих трёх суток я спокойно сидел в камере уже один, поскольку мои сокамерники своё отсидели и ушли на свободу с чистой совестью. Я спокойно сидел в камере, читал книги, ел свои консервы, иногда даже валялся на кровати. Но, для того, чтобы держать начальство в тонусе, находил каждый день несколько поводов, чтобы потыкать их носом в Устав. На третьи и четвёртые сутки все офицеры комендатуры, включая коменданта, начали запираться у себя в кабинетах, а по территории передвигаться перебежками, когда меня не было на горизонте.
На пятые сутки, Киладзе, только прибыв утром на службу, вызвал меня и сказал, что я честно отбыл своё наказание и могу отправляться домой. На что я ответил, что моя миссия на гауптвахте не окончена, я ещё не съел свой последний обед, за который заплачено и мне не очень импонирует, что комендатуровские свиньи будут жиреть за мой счёт. После обеда Киладзе вызвал меня снова и попытался опять спровадить. На новую попытку я ответил, что я – офицер дисциплинированный, а потому не могу отсидеть меньше пяти суток, и срок моего ареста истекает в 16.00. Кроме того, я ещё не сдал обещанный зачёт по уставам. Киладзе схватил мою записку об аресте и лично на ней начертал: «Общевоинские уставы знает ОТЛИЧНО!» Я взял записку и пошёл в камеру, где и продолжил сидеть. Ровно в 16.00 взял вещи и пошёл домой, а с крылечка за мной следили, с плохо скрываемой радостью, все должностные лица комендатуры.
                Через год командир решил опять посадить меня на пять суток. Позвонил Киладзе и поинтересовался, есть ли офицерские места. Киладзе сначала ответил, что есть, а потом спросил кого сажают. Когда услышал мою фамилию заорал в трубку, что для меня у него мест нет, и никогда не будет. Обидно, блин…я-то думал, что мы с ним подружились…Командир подумал-подумал и отправил меня в командировку в Чоп. Так и закончилась моя эпопея с гауптвахтой. С тех пор меня в гарнизоне никто не трогал, патрули старались обходить меня стороной, а офицеры комендатуры старательно делали вид, что меня не замечают….