Из песен полтосов

СОНЕЧКЕ

Позвонила ты мне и вскричала, ликуя:
«Я во сне сейчас пела! Разбудила? Прости!
- А на том берегу солнце реку целует –
На волшебный какой-то чудесный мотив!»

Я себе представляю тот сон многоцветный:
Летний вечер, балкон, к горизонту река
Серебрится, струясь, и отчаянный летний
Ярко-красный закат разливает накал

Киноварный, пурпурный, краплаковый, алый,
Облака, свои перья держа на весу,
Окружают его…Как река отражала
Этот пламень! Какие узоры несут

Её воды сейчас! Опускается в струи
И тускнеет шар солнца – прохладна струя…
«А на том берегу солнце реку целует…»
- Я целую тебя, золотая моя!

СНЕГ

Провинциальный город старый.
Поволжье. Лютая зима.
Смешенье рас: мордва, татары…
Кривые низкие дома,

Окошек ряд вдоль улиц вьётся
И светится под посвист вьюг.
Идёшь – и видишь, как живётся
За ними тихо, как в раю.

Ковёр на стенке. Фикус. Кошка
На подоконнике сидит,
Отставив пистолетом ножку.
А снег идёт, а снег скрипит,

А лампа с абажуром низко
Висит над скатертью стола,
Свет, полумрак в углах, артистка
Открыткой на стене. Светла

Её советская улыбка,
И ясно видишь, как тепло
Живётся в домике. Как скрипка
В душе поёт – твоё стекло,

Домишко низкий, защищает
От зим уют. И между рам
Соль бертолетова сверкает
На ватном снеге. Мира храм

Домишко тот. При виде снега,
Сверкающего серебром,
Я ощущаю детства негу,
Я вспоминаю этот дом,

Как будто бабушки объятья.
Зима. Мороз. Стекло. Кристалл
Блестит таинственно на вате…
Как в детской сказке, засверкал

Морозки терем. Сочетанье
Покоя, жизни чистоты...
Зима! Всегда я в детстве раннем,
Коль в искрах снег мне явишь ты.


СОН

Тот сон мне не забыть, хоть было то давно.
Семнадцать лет, июль, открытое окно
В ночную мглу, в её безветренную тишь…
Ты, вроде, словно спишь, а вроде и не спишь,

И смотришь фильм про жизнь твою в Пространстве Вех,
А Веха – не всегда достигнутый успех.
То может запах быть, иль звук, иль чей-то взгляд,
И на судьбу твою они потом глядят.

Забыть их невозможно, не понять – к чему
В твою судьбу войдёт явленье, что уму
Не даст ни пищи, ни занятья, но протечь
Придётся жизни всей под знаком этих встреч.

Навеки в сердце прочно врезан чей-то взгляд
Случайный из метро, и часики спешат
Продлить его влиянье на твою судьбу,
Впечатать вновь и вновь щекоткою во лбу

Сознанье: это – Знак. Сознанье: это – Путь.
Не можешь позабыть, не в силах повернуть…
Судьба – без пафоса Всё Сущее твердит –
Лишь встречи глаз – и Знак в сознании горит.

Тот сон закончился, как фильм, и титры чёткие
По алому закату ввысь вздымаются
Под музыку – последнюю, высокую.
Слезой прощанья сердце обливается

И, пробудясь в слезах, всё слушаю и слушаю
Слова привета, расставанья и прощания:
«Они уйдут к другому краю случая,
Они уйдут в другие состояния…»

ВРЕМЯ

Мы молоды были, как все.  Мы гуляли беспечно,
Дружили, смеялись, делились, как опытом, тем,
Что делает жизнь не пустой суетой быстротечной,
Но цепью весёлых событий, лишённых проблем.

Друг друга достоинства мы, как медаль, предъявляли,
Любили, шутили, дурачились, пили вино,
По жизни, как будто над речкой, неспешно гуляли –
И в Вечность спускались один за другим. Нам дано

От Бога в сей жизни любить не прорывы и вехи,
Не деньги и власть – нам не надобны были они.
Всё было у нас,  - и бесплатно: общенье, успехи
И жизнь без забот в те святые весёлые дни.

Мы сходим в могилы, младое беспечное племя,
До лысин – младое, до пуз, до почтенных седин…
Холодное, жёсткое и прагматичное время,
В котором ты – в деле, и всё ж – бесконечно один,

Пришло не для нас. В этом мире суровых потомков
Мы ходим всё той же тропой. Всё дряхлей и дряхлей
Отвязные парни, смешные красотки-девчонки…
Всё больше могил наших в сумраке между ветвей,

И лицами полнится память, звучит голосами,
Хоть некому больше вполголоса мне говорить:
«Вот бабочка белая снова порхает над нами.
Похоже, она захотела меня опылить».

ПРОЩАНИЕ
                Памяти  Серёжи Трубецкого

По осени разлука растекается
В природе – отлетают голоса
Земные – осень с летом распрощается,
И вновь – как навсегда. Прозрачный сад

Пронизан детской прелестью болезненной
И так жестоко хочется обнять
Всё сущее. Тоска по вене лезвием
Ведёт, губя. В объятьях задержать

Хоть что-нибудь! Кого-нибудь! Прощаемся –
А каждое прощанье – навсегда,
Хоть знаешь, что не так. Мятёмся, маемся…
Прелестный абрис лета, ты куда?

Прозрачнее, невиннее, смертельнее
И жёстче искажён природы рай –
За что? И в одиночестве растерянно
Стоишь над миром, мысля: «Так прощай,

Лазурь и зелень, пенье и цветение…»
Обнять, поднять, рыдать – в груди стоит.
Вот это чувство – нежное, осеннее,
Оно, конечно, нас не защитит

Ни от чего. Всё нежное, любимое
Так кротко завершает бытиё…
Бывают чувства трудно выносимые:
Мне кажется, что это всё – моё.

НОЧНАЯ ПРОГУЛКА

Дождь шёл весь день  и осень отразил
Асфальт ночной. И свет витрин скользил,
Размывшись в лужах. Клёнов жёлтые листы
На глянец площадей смотрели с высоты

И множились на два – клён сверху и внизу.
Нечёткий след ветвей - с них искры вниз ползут,
Мешая рассмотреть, как карту, силуэт,
Где клён, фонарь и дождь – что пиковый валет.

Тьма, лист, фонарь – черна у этой карты масть…
Листва в лучах авто, готовая упасть,
По чёрным зеркалам как золотом сквозит.
Мой силуэт с зонтом асфальт отобразит.

Удвоившийся мир из Подзеркалья луж
Всплывает, фонарём подсвеченный к тому ж,
Текут под землю женщины в пальто…
И красные глаза проехавших авто

Дрожат, азартно глядя, как ползёт
В застывшей луже, словно самолёт
По небу, силуэт трамвая по воде,
Как битое стекло, дробящийся в дожде.

ОСЕННЯЯ БАБОЧКА

Опустилось небо ниже,
Осень, сырость, стылость, тихо –
Только бабочку я вижу,
Что на крыльях жёлтых лихо

Воспаряет: выше, выше…
Воздух пуст, стрижом оставлен,
А она летит над крышей,
В небо путь её направлен.

Ни цветочка, ни былинки
Не пошлёт ей свет осенний,
По утрам - на лужах льдинки
И промёрзшие растенья.

С кем ты встретишься, подруга?
Чьим призывом ты влекома?
Разве что мороз и вьюга
Ожидают насекомых.

Ты в архейской эре, детка,
Ты сейчас одна на свете.
Безутешная кокетка,
Для кого призывы эти

Ты струишь, благоухая?
Видно, только для снежинок,
Что под вечер плотной стаей
От сухих цветов корзинок

Не оставят и намёка,
И к тебе прильнут, сверкая,
Ощутив призыв далёкий
Твой, летунья золотая.

ПЕСЕНКА ПРО ЛЮБОВЬ

Вот голос юный, свежий, чистый
В компьютере моём поёт:
Любовь, тоска и ритмы твиста,
Но так, что за душу берёт.

О том, как лето пролетело,
О том, как были влюблены…
Такого парня б захотела
Любить любая: зов весны

В его стихах неискушённых,
В мелодии его простой,
В его синкопах рок-н-ролльных.
Эстет поморщится: - «Отстой!»

Но чувство неподдельным мнится,
Душа – открытой, страсть – живой;
У каждой женщины стеснится
В груди – О Боже, Боже мой,

Какие ж ласковые парни,
Какие чувства им даны,
Как эта страсть под стон гитарный
Рождает отзвуки струны

Моей души – они умеют
Любить серьёзнее, чем я!
Как детски чувства пламенеют!
Так Бог зовёт в круги своя.

Гипноз иль морок? Наважденье -
Иль вправду чистота души?
- Остынь, голубка, и уменье
Сплетать слова ты не спеши

За правду брать. То пляшет Шива,
Паук сплетает майи нить
И, чувства описав красиво,
Себя тотчас же отрезвить

Готов. Искусство – лишь узоры
На глянцевой коре души.
Вы пауки! Вы сердца воры!..
Но… - к чёрту! Пой, страдай, пляши!

МОИ ДЕВОЧКИ

Ветер подул, замерцала листва, облетая,
В воздухе кружит, спускаясь неспешно с ветвей,
Солнце осеннее в ней вдруг на миг  засверкает…
Дождь из листвы – словно бабочки с летних полей.

Липы сердец набросали на плитку Арбата,
Плачь, моё сердце, ложись неподвижно средь них!
Я вспоминаю, как здесь мы гуляли когда-то
С вами, девчонки, седин утешенье моих.

Здесь мы с шуршаньем ногами листву разгребали,
Здесь вы на роликах мчались в закат, хохоча…
Помните – осенью ивы как благоухали?
Пижмы лимонные глазки всё так же торчат

Из-за бурьяна, что вдоль стадиона, нескошен,
Вянет и жухнет и тоже струит аромат
Сока, броженья, денёчков осенних хороших…
И, истончась, как весны моей дни, облетят

В памяти ваши движенья, походка, повадки,
Всё отдалённее в сердце моём голоса
Ваши невинные. Холодно, сухо и кратко
Голос природы диктует: «Посаженный сад

Будет расти без тебя, он подвластен простому закону:
Лишь появившись, всё сущее зреет само.»
Я не нужна уже детям, на жизнь обречённым…
Старые фотки, из Прошлого чьё-то письмо -

Марфа с клубникой, зверинец бродячий, детишки,
Лис черно-бурый, пацан с сигаретой в зубах –
И, вызывая восторг у мальчишек притихших,
Сонечка бережно держит удава в руках.

ДОРОГА В МАГАЗИН

Пять юных клёнов годовалых
Спешат принять осенний тон.
Как будто мама одевала –
Так аккуратны, жёлто-алы
Стоят, уставясь на балкон

Второго этажа. Их листья
На тонких красных стебельках
Своих ладошек ярких кисти
Раскрыв, лежат, светлы и чисты,
И, кажется, не может прах

Земной их загрязнить, испачкать.
Чист воздух, ветра даже нет.
Вот сигарет пустая пачка…
Со мною рядом тихо тачка
Ползёт. И женский силуэт

В ней за рулём. А рядом мальчик.
- Ты хоть пристёгнут? Вроде, да…
Вальяжный кот, кусая пальчик,
Прилёг на брошенный журнальчик
И моет лапки, как всегда.

На парусах на паутинных
Уж улетели пауки.
Иду дорогою недлинной
Вдоль дома мамы к магазину,
И тянет тихо от реки

Озоном, осенью, покоем…
Дожить бы так свои года:
Продукты купим, пол помоем –
И тихим строгим чистым строем
Однажды Богу скажем «Да!»

17 СЕНТЯБРЯ

Выйдя из Дома Учёных в осенний закатный
Свет перламутровый – зорьки вечерней привет –
Вдруг замечаешь у лавки роскошные пятна
Желтой осенней листвы – даже имени нет

Цвету той яркой лимоново-охристой кучи,
Что безалаберный дворник под лавку замёл.
И посетит ощущенье, что редкостный случай
К этому месту меня незаметно подвёл.

Кажется цвет этих листьев роскошным подарком,
Знаком каким-то. Судьбы указующий перст
Поле значений листвы в облетающем парке
Так обведёт, что покажется: вряд ли и есть

Что-то значительней в мире. Проходит неспешно
С деткой в смешном рюкзаке многодетная мать,
Два белобрысых парнишки, ступая потешно,
С ней семенят – может, три им, а может и пять…

И почему-то покажется, что их значенье
В мире огромном вокруг – равнозначно листам,
Что в мимолётной красе на твоё восхищенье
Тоже невидяще глянут, стремясь по путям

Нам неизвестным. Включится иное вниманье,
Взор просыпается: вот бирюзовая ель,
Кустик акации словно с прилежным стараньем
Кто-то украсил, как кружевом дальних земель,

Круглыми мелкими листьями. Словно кудряшки
Чьи-то задорные кажут тебе из ветвей…
Всё равнозначно сейчас – и листва, и двойняшки,
Ель и закат, и дыханье осенних полей.

ЗВЁЗДЫ

Вот звёзды на ночной прогулке
Спускают с неба нити струн
Тончайших. За спиною гулко
Влечёт машина по проулку
Своих кобыльих сил табун,

И в свете фар её ксенона
Мой одинокий силуэт
С асфальта, выросши, к балконам,
Законом Оптики влекомый,
Макушку бы вознёс. Но нет,

Деревья не дадут. Их кроны
Ещё пышны, ещё густы…
Фонарь какой-то монотонно
Гудит – а толку? Парк зелёный,
В котором светятся кусты,

Фонарный свет в себя вбирая,
В волшебных пятнах темноту
Показывает. Замирая,
Я  вижу, глаз не напрягая,
В огромных звёздах высоту –

Она колышется и дышит.
Шагаю я – и звёзды, в такт
Шагам моим качаясь, пышно
Цветут. Шагов моих не слышно,
Шагаю я – они висят,

Не утруждаясь подтвержденьем
Того, что ты какой-то путь
Проделал здесь. И положенье
Твоё в подзвёздном продвиженьи
Всегда одно. Вот ночи суть.


БАБЬЕ ЛЕТО

Как славно нежит лето бабье
Сквозь дымку в тонких облаках!
С жужжаньем косят разнотравье
Работники УЖКХ,

На рынке в банках мёд желтеет,
Над ними пасечник сидит,
На нём румянец пламенеет:
Мёд дарит всем здоровый вид.

Грибы, калину, помидоры
И яблок, яблок урожай
С весёлым бойким разговором
Тебе протянут. Предлагай

Плоды, весёлый огородник!
Почём свекла? ОК, беру!
Рюкзак набив, в футболке модник
Указывает на икру

Из кабачков в литровой банке –
«Попробуй! Вкусная икра!»
Рыбак пытается гражданке
Продать таранку. Эх, пора

Моя любимая! Припасы,
Обильный тук плодов земных,
И бабье лето! После Спаса,
Преображенья Божья, их

Люблю я больше всех событий…
Хоть осень кажет свой оскал –
В ветвях берёз, как след от бритвы,
Свет жёлтых прядок засверкал,

Лист пал на тротуар из кроны,
Вдали бензокоса жужжит,
А вдоль тропы непокорённый
Цикорий голубой стоит.

ОБЛАКА

Подобьем куп деревьев, или
Кустов приречных облака
На небе осени застыли,
Имея летний вид пока,

Но отголоски их земные -
Деревья - из толпы своей
Уж воздымают расписные
Под умбру кроны тополей.

На зелень жёлтой или бурой
Осенней патины мазок
Уже нанёс художник хмурый;
Ошпарил осени озон

В ветвях боярышник, рябину –
Краснеют. Августа закат
Уж и на небо скучный длинный
Свой знак кладёт. И полосат

Утрами небосвод, в нём длинно
Штрихи свинцовые нанёс
Сентябрь широким мастихином.
Всё чаще утром вместо рос

Дождит – безветренно, привычно,
Бесстрастно. После, опростав
Запас свой утренний, обычно
Спешит Земля туман достать

Из схронов. Повисев немного,
Он растворяется в тиши
Рассветной. Много их у Бога,
Таких намёков для души –

То высоко, то низко; плоско –
Потом курчаво – небеса
То явят красок нам полоски,
То очищает горний сад

Создатель. Мы Его намёки
Во всех явлениях следим,
Мы изучаем путь далёкий,
Куда однажды полетим.

АВГУСТОВСКИЙ РАССВЕТ

Проснувшийся голубь присел на перила балкона,
Чуть вбок поклонился – ну что же, привет, голубок.
Он, перья топорща, их клювиком чистит спросонья,
Скосив на меня свой оранжевый круглый глазок.

Круг розовый солнца восходит, светясь, из-за крыши.
Он тоже спросонок ещё не успел засверкать –
Не больно глазам наблюдать, как всё выше и выше
Он в небо ползёт перламутровый отблеск давать

Безлюдным кварталам, деревьям, ещё темноватым –
В них ночь пока прячется меж неподвижной листвы.
Грачи уже хор завели свой нестройный крылатый,
И в тенях домов, где лежит цвет ночной синевы,

Ещё сыровато. Роса испаряется быстро
На солнце, а там, у домов, где все тени длинны,
Она  покрывает траву пеленой бархатистой,
Седой и прохладной, как звук дворовой тишины.


МУХА- ЖУРЧАЛКА

Лето в разгаре, и лёгкая Муха-Журчалка
Всё надо мною висит, притворяясь Осой.
Бедная девочка, так её, лапоньку, жалко:
Жёлтое брюшко с наивной кривой полосой…

Нет у неё, с виду хищной, ни жвал, и ни жала,
Мирно парит над цветами, невинно журча…
Чтобы врагов отпугнуть, их брюшко расписала
Добрая Матерь-Природа в Осу-палача.

Так на любого посмотришь – брутальности чудо,
Или хитрец, или мастер, напившись, поспать,
Но приглядись – и увидишь: Журчалки повсюду,
Что притворяются Осами, чтоб не страдать.

Смотришь на ближних – и жалко их станет до дрожи,
Коль по-осиному твёрдо начнут наезжать,
Хищно в полоску в себе расписав образ Божий.
Детонька, детка, нам всем предстоит помирать,

А перед этим стареть и слабеть. И Журчалкой
Снова, как в детстве невинном, бессильной, больной
Станешь – и тщетно привычкой осиною жалкой
Будешь терзать своё сердце в попытке смешной

Что-то урвать, настоять, победить… Хоть не рады
Мы этой правде, одно лишь даёт нам покой-
То, что Журчалке в нас Бог посылает награды,
Хоть и бедняжка опять притворилась Осой.


НА ДАЧУ
(Из «Песен Полтосов»)

Июль роскошно плавится на солнце,
Цикады звон взбирается все выше...
С лукошком, застелив газетой донце,
Идем неспешно собирать на даче вишню.

Утоптана широкая тропинка
В тени берез, лишь подмаренник вьется,
Царапая и ноги, и ботинки,
Аж тонкий след на коже остается.

Пройдя ажурный мостик над оврагом,
Заросшим перезревшей жирной снытью,
Идем, не торопясь. Участок рядом,
А вдоль пути - приятные открытья.

Вот борщевик, что всадника укроет,
Уж скошен, вдоль дороги в руку трубки
Раздавлены, лежат... Ручей всё русло роет -
Хоть мелок, а силен. Борщевика обрубки

Такой пьянящий запах источают,
Так весело шагается в бандане
Намоченной. Совсем не припекает.
И вот закончен наш поход недальний.

Вот домик наш, малиною увитый
(Ее нещадно дети объедают).
На западном углу, сплошь ягодой покрытый,
Вишневый ствол приветливо кивает.

А вот и все. Марыся из теплицы
Махнет рукой - и снова поливать.
И под рулады неизвестной птицы
Мы начинаем вишню собирать.

И снова с восхищеньем понимаешь,
Что все, что дышит, нежится, цветет,
Дает плоды, приветливо кивает,
Полива и прополки кротко ждет,

Что мы везем корзинами, мешками,
Плоды далеких - и недальних стран,
Что на машинах возим - и ногами -
Недавно было горсточкой семян...

Не так ли от Природы воздается
Нам в наших начинаниях насущных?
Лишь сделать шаг. И все, что остается -
Обязанности выполнять получше.

А там - успех. Он в первый шаг заложен,
Лишь только, Господи, ты нам терпенья дай,
Чтоб тот посыл, что, в сущности, ничтожен -
Принес нам неизбежный урожай.


СТАРЫЕ ФОТОГРАФИИ

Вот старый синий плюшевый альбом,
В нем наши предки бережно хранятся.
Тогда искусство скромное сниматься
Серьезным обставлялось торжеством.

Как лики черно-белые родни
Значительны, торжественны, прекрасны...
На них посмотришь - сразу станет ясно:
Готовились запомниться они.

Вот дедушка. Красивый, молодой,
С неукротимо-светлыми глазами.
А рядом с ним - кого-то вырезали,
Мундир - а от лица - овал пустой.

Такая вот примета страшных лет.
Наверное, не избежал репрессий
Тот, кто, на китель ордена повесив,
Ждал появленья птички, как и дед.

Их всех уже, конечно, больше нет:
Живых, взволнованных, юнцов и старцев,
Собравшихся, чтоб нам на память сняться...
Теперь они - как здесь: лишь тень и свет.


ТУМАН
(Из «Песен Полтосов»)

Осеннего тумана прах,
Его смягчающая прелесть.
Слова в нем тают на губах,
Не долетают, как ни целюсь,

До слуха визави. Как мех,
Лежит осенней тихой ночью.
Он приглушает чей-то смех -
Откуда, чей - не видишь точно.

Шагов не слышно. Окон свет
Не озарит тебе дорогу.
В тумане ты один, как перст,
Хотя и знаешь - нас тут много...

А абрис света фонарей
Как шарик, желто-перламутров...
И только жажда жить острей,
Острей в тумане почему-то.

ДВОР ДЕТСТВА МОЕГО

Двор детства моего. Шпана интеллигентно
Кричит "Пардон, мадам", по матушке пройдясь,
А вор в законе, рыболов горбатый Гена
Под высохшим бельем на травке ладит снасть.

Двор детства моего. Бабуля по-французски,
Куря свой "Беломор", с соседкой говорит,
Что сын соседки зря гуляет в брючках узких,
Что для властей сейчас стиляга и бандит -

Синонимы. А сын Валерка по отсидке
Завел крутейший кок, купил магнитофон
И "Черного кота", "Джамайку","Рио-Риту"
Из окон на весь двор пускает вечерком.

Двор детства моего. Гвоздики, маттиола,
Три дома буквой П, а в центре - благодать:
Скамеечки, пинг-понг, толпа друзей веселых...
Двоих уж нет в живых. Осталось только пять.

Двор детства моего, ты свят пред Небесами,
Ведь помню лишь любовь, любовь лишь помню я.
И снится иногда в наколках Чегон Саня,
Бормочущий: - "Идешь, хорошая моя?"