Савелий

               
         Савелий шёл по разбитой телегами, просёлочной дороге. Война уже громыхала где-то на западе…
         Он, деревенский парень, некогда сильный и здоровый, получивший контузию и ранение в войне,  которая ему совсем была не нужна, и в которую он был, втянут - в это месиво человеческих судеб.
          Когда докатилась война и до его деревни, он, как и многие мужики, пошёл воевать за батюшку - царя и за веру православную. Много воды утекло с тех пор, пока он воевал.
 И чего только не пришлось пережить ему с такими же солдатами-крестьянами, как и он. Познал Савелий и невзгоды военной жизни, и окопную вошь. А теперь вот идёт он по пыльной дороге, сохранившей отпечатки печального времени. Сколько пришлось увидеть разорённых деревень по пути к родному очагу. Проходя по неизвестным местам, он видел разруху и голод - итог послевоенной жизни. Всюду были видны запущенные поля, ждущие крепких мужских крестьянских рук.
       - А где они руки-то? - думал Савелий, - когда столько изуродованных тел осталось лежать на полях бездарных сражений.
          Теперь, подходя ближе к дому, и, взирая на знакомые, некогда, места, он чувствовал, что его сердце сжималось от боли. Он шёл и думал,
  О том, кто его встретит, и остался ли кто из его родных живой? Эти грустные мыли заполонили всё его существо. Идя по дороге, вдоль лесного массива, он слышал пение птиц и кукование кукушки, и дятла, который, словно плотник, настукивал по дереву.
         - Какое всё знакомое и родное,- подумал Савелий. На некоторое время Савелий отвлёкся от тяжких мыслей, владевших им. Он остановился и присел на траву.
          - Вот она родимая землица, - вздохнул он, опустив руки в траву, которая была ещё в утренней росе. Посидев несколько минут, он размотал обмотки и снял ботинки, дав отдых уставшим ногам. Утреннее летнее солнце коснулось лучами оголённых ног.
         - Отдохните пока, - подумал Савелий, закрыв глаза от удовольствия, и,
 некоторое время, слушал пение лесных обитателей. Отдохнув, Савелий снова обмотал ноги обмотками и одел ботинки.
              -Теперь уж до самого дома, - решил он и зашагал по пыльной дороге.
          Чем ближе он подходил к родным местам, тем плачевнее был вид пережившей тягостное время местности. Кругом были видны сожжённые дома, и только одинокие печи устремляли свои взоры к Богу с немым обращением о спасении.
         Пройдя пять верст, Савелий почувствовал, как сильно бьётся его сердце, и тем тревожнее становилось на душе. Последнюю версту пришлось идти на подъём. Там внизу у реки была его деревня, в которой он вырос и оттуда ушел на войну. Перед тем как сделать последний рывок, он перевёл дух и начал спускаться по дороге. Пред взором Савелия предстали покосившиеся дома и убогий вид деревни. Кое-где стояли развалины домов, в которых, вероятно, давно уже никто не жил. Он быстро спустился и оказался в начале деревни. У полуразвалившегося дома увидел бегущего паренька, скачущего на палке, словно на коне, и, размахивающего палкой.
        - Ты чей? - спросил Савелий, остановившись около парнишки.
        - Я-то? - спросил тот и шмыгнул носом.
        - Ну да, а кто тут кроме нас с тобой? - ответил Савелий.
         – Так я, бабы Евдокии внук - Никита, - скороговоркой пролепетал паренёк. - А ты я вижу с войны пришел, - словно он знал про всё, спросил тот Савелия.
         - Конечно, я сын Матвея Егорова - Савелий.
         - Аааа, - протяжно ответил паренёк. - Так Егоровых никого нет. Говорили, что Василий - старший сын Матвея погиб на первом месяце войны. А дед Матвей заболел в зиму и помер. Год, как похоронили. А баба - то его, вот недавно, тоже к Матвею ушла. Сильно тосковала. Да как ей одной- то было выжить. Вот скоро сорок ден будет, как нет её.
          Савелий слушал, и слёзы накатывались на глаза.
         - Да ты иди, ваш дом- то пустой стоит. Сосед ваш - Дед Григорий всё тебе расскажет, где похоронили их. Он взмахнул палкой, словно хлыстом подгонял под собой лошадь, и помчался по дороге.
         Савелий шёл по улице, а на него с обеих сторон смотрели окна домов. Они смотрели подозрительно, как будто видели его впервые. Что уж и говорить, за время войны он из молодого парня превратился в мужика, худого и обросшего бородой.
         Так незаметно он дошёл до, отчего дома. Крыша, укрытая соломой, была кое-где раскрыта и приподнята. Покосившийся забор напоминал пьяного, который так и не дошёл до своего порога. Лёгкий ветер раскачивал скрипевшую калитку.  И только рябина шептала рядом стоящим деревьям и будто говорила: - Смотрите, это Савелий вернулся.
        Савелий остановился перед калиткой и перекрестился. Он упал на колени и склонил голову. Много видел смертей он за время, проведённое в окопах, но ни разу не скатилась из его глаз слеза. А тут не сдержался. Или от обиды, что в этом огромном мире он остался один, или от безысходности, но только слёзы сами катились по щеке бывшего солдата.
        Весть о том, что вернулся Савелий, живёхонёк, быстро облетела небольшую деревушку. К дому стали подходить женщины. Упираясь на палки, с трудом, шли старики, узнать – может, что слышал про их сыновей или родных. Но, что мог ответить Савелий, когда в такой мясорубке еле сам жив остался.
       Прохор – бородатый мужик, здешний сторожил, хромая, подошёл к Савелию и обнял его
по - отечески. Увидев на груди награду, еще раз обнял и, тихо пустив слезу, прошептал: - Держись сынок. Судьба тяжела, но жить надо. Мы тут всей деревней поможем тебе, чем сможем.
         Многие пришли посмотреть на героя. Было слышно, как среди собравшихся деревенских вдов прошёл шепот.
        - Что и говорить, забрала война мужиков из деревень, а сколько вдов и сирот, так не счесть, - вздыхали деревенские бабы.
        - Да какой я герой, - отмахивался Савелий, - воевал, как и все.
         - Ну не говори, Савелий, - не унимался Прохор, - за зря награды не дают. А ты у нас герой. Жаль только Матвей да Авдотья не дождались, - и он опустил седую голову.
 ***
        Дом хоть и был в запустении, но жить в нём было можно.
        - Были бы руки, да силёнка, - думал Савелий. - Ничего отлажу всё, а жизнь на том не заканчивается. Эвон у Алексеевны мужик пришёл без ноги, а в хозяйстве , словно чёрт. Да и его-то Матрёна опять брюхатая ходит. И он усмехнулся.
        - Да ладно, что мне до них, - рассуждал Савелий. - Я как - то сам разберусь.
        Через два дня, после того, как справился по дому, он отправился на могилку к матери и отцу. Небольшие деревья, что росли на кладбище, от пробежавшего ветерка, зашептались.
         - Тихое место, - подумал Савелий и присел на бугорке возле могилы матери. Почти рядом был похоронен и отец.
         - Ну, здравствуйте, мои родные, - выдохнул он и перекрестился. - Вы уж меня, родители, не ругайте, не по своей воле не смог помочь вам. Всё проклятущая война, будь она трижды не ладная. Его взор был полон дум. И мысль: " За что так жизнь не справедлива? " - повис в кладбищенской тишине. Долго сидел Савелий на кладбище и только к вечеру пошёл по тропинке к своему дому. Он зажёг лампадку и, подойдя к иконе, долго молился. О чём он говорил с Богом никому  того знать не дано.
 Да только стал он замкнутый и хмурый. Бывало, кто окликнет, так он и не знает, что сказать, да и говорил вроде, как невпопад. Сказывалась контузия.
 ***
         Не редко семьи, у которых война забрала работника, звали Савелия помочь, а взамен давали еду. И он не отказывал, понимая ситуацию, в которой оказались деревенские женщины.
         Сегодня Савелий решил сходить к реке, да выловить рыбу, если удастся. Он уже был готов отправиться в сарай и взять «зажабрены», чтобы поймать хоть на уху. Как в дверь постучали.
        - Входите, открыто,- ответил Савелий и встал с кровати.
          В двери вошла Наталья, молодая женщина, овдовевшая два года назад, как на её Пантелея пришла похоронка. Жила она на краю деревни в небольшом доме, которому требовались мужские руки.
         - Савелий, - обратилась она к нему, - ты бы не мог помочь мне в доме крышу отремонтировать, а то дожди пойдут, совсем протечёт. Сама-то я не могу, а других мужиков, сам знаешь, не богато. Одни калеки, да старики, что с них проку. А ты вроде пока без дела. А я тебе помогу с едой и так, что постирать если надо. Мужику это не с руки, а нам бабам вроде как подручнее.
            Он посмотрел на неё и только в знак согласия кивнул головой и спросил:
          - Когда приходить-то?
        - Так сегодня и приходи. Сам поглядишь, что можно сделать, - и она собралась уходить, как он остановил её.
          - Погоди, сейчас и пойдём, что тянуть в долгий ящик, и он взял инструмент, стоящий в прихожей, последовал за Натальей…
          - Куда ты, Савелий? - спросил дед Григорий, увидев его идущего с Натальей.
         - Так у неё крыша протекает, вот иду починить, - ответил тот, проходя мимо Григория.
         - Ну, это дело нужное помочь сиротинкам. После смерти мужа у Натальи остались двое детей, и теперь ей приходилось всё делать самой. Бог в помощь тебе, Савелий, - пожелал Григорий и зашёлся кашлем. - Вот проклятый, совсем замучил,- пробормотал сосед и пошёл в дом.
          Дом Натальи был на краю деревни. Пока они шли с Савелием, она говорила о своих проблемах, свалившихся на её голову после похоронки НА мужа. Савелий, молча, слушал и шёл рядом, иногда поглядывая в её сторону. Взгляд его упал на крепкие бёдра и быструю походку женщины.
         - Вот ведь без мужика, а чувствуется в ней жаркая страсть во всём, - подметил он про себя продолжая идти. Что-то проскользнуло тенью по остывшей душе Савелия, давно не знавшего теплоты женского тела. И тут же отбросил нахлынувшие мысли подальше.
        - Что за чертовщина - подумал он. - Женщина с просьбой, а я словно кобель до сучки. Ему даже стало стыдно своих мыслей.
         Когда пришли к дому Натальи, она показала на крышу.
        - Даже не знаю, что там сделать можно, - развела она руками. Савелий посмотрел снизу и спросил: - Лестница есть?
       - Да там, ещё покойный сделал, добротная, - и она указала на хлев где в углу лежала лестница.
       - Ладно, Наталья, ты иди, занимайся своими делами, а я тут посмотрю, что можно сделать. Он вытащил лестницу из хлева и приставил к углу дома, чтобы можно было добраться наверх.
         Наталья готовила обед для детей и для Савелия, чтобы его накормить. А он, взобравшись по лестнице,  быстро оседлал крышу, словно кавалерист коня, - уже чинил  крышу, постукивая топором.
         К полудню Савелий отремонтировал прохудившееся место в крыше, и она теперь была словно новая.
        - Вот не думала, - всплеснула руками Наталья, глядя на отремонтированный кусок.
        - Спасибо тебе, Савелий, руки у тебя золотые, - подавая ему полотенце, сказала она. Он взял полотенце и начал вытирать, ополоснутые водой из колодца, лицо и руки.
        - А теперь и подкрепиться не грех, - сказала она, приглашая его к столу. Она стояла у дверей и ждала, когда он пройдёт. Проходя мимо неё, он слегка качнулся. В этот момент, невзначай, локтем почувствовал упругую грудь, давно не ощущавшую прикосновения мужских рук. От неё, как успел почувствовать Савелий, исходил жар - страстной одинокой женщины.
       - Вот баба,- подумал он,- всё-таки доведёт меня до греха и, пройдя в комнату, сел за стол.
        Савелий, молча, поел и поблагодарил хозяйку за угощение.
        - Да ты ещё чего бы поел, - настаивала она, беря деревянную ложку, и собралась уже накладывать каши.
         Он видел, как Наталья смотрела на него и готова была на всё, только бы тот не уходил.
        - Да нет, Наталья, пойду я, - вставая из-за стола, и поблагодарил хозяйку за вкусный обед.
 
        - А то бы остался, куда тебе спешить, - глядя ему прямо в глаза, тихо, чтобы дети не услышали, почти шёпотом, произнесла она и поддалась к нему. - Если надумаешь, я буду ждать.
 ***
         Что греха таить, прошёл Савелий вот и войну, а в сердце до сих пор боль- то не угасла. Крепкой занозой осталась первая любовь у него в сердце. Да видать, не суждено было с судьбой срядиться. Была в соседней деревне зазноба – Софьей звали. Частенько можно было видеть его там, да только родители не желали их встреч. Егоровы беднее были, так дело и не дошло до свадьбы. Долго горевал Савелий, да что ту поделаешь, супротив родителей не пойдёшь. Так после того и не глядел на девок и баб. Боль-то она, словно репей корнями вросла и, поди её выкорчуй. А жить с не любимой он не мог. Порой из-за скромности своей боялся в том признаться. Только бессонные ночи вновь напоминали, что он мужик. Вот и сейчас, лёжа на кровати, и, всматриваясь в яркий диск луны, он смог разглядеть «женское лицо».
       - Да что это со мной?  И ему вдруг припомнились слова Натальи: " Я буду ждать".
       - А что я, не мужик что ли? - подумал он и быстро поднялся с постели.
        Ночь была лунная, пройдя вдоль домов, и, прячась за тенью деревьев, он очутился у калитки. Открыв её, подошёл к двери и постучал. Где- то залаяла собака, но вскоре затихла. И только сверчки нарушали ночную тишину деревеньки.
        - Кто там? - подойдя, тихо спросила Наталья.
        - Савелий, - отозвался он, и дверь, скрипнув, отворилась.
        - Заходи, - беря его за руку, шепнула она. - Дети спят. Ты прямо в спальню проходи, да не пугайся, они у меня крепко спят, не разбудишь…
         Нет, он не осуждал её, и какой прок бабе без мужской ласки вот и тешилась она минутами, которые господь даровал вдовьей судьбе.
         Сладкие были ночи, проведённые с Натальей. Сколько ласки и тепла отдавала она при встречах, да только не смогла вытащить ту занозу из сердца Савелия, как ни старалась. НО обиды никогда не затаивала на него. Люб был ей этот немного странный и хмурый мужик. Да только держать силком не хотела. " А вот приходит, скрасит её одинокую бабью жизнь и то ладно" - думала она и ничего не спрашивала. Да и что было спрашивать, человеческое горе безгранично. Только стали замечать деревенские бабы, что Савелий на кладбище зачастил. Бывало, придёт, сядет у могилки и молчит, видать, открывал тайные мысли перед родителями.
          А тут дед Григорий к нему как- то зашёл, а на окрик никто не отозвался. Подошёл ближе смотрит дверь подпёртая палкой, а самого-то нет. Григорий подумал, что опять кому помочь пошёл. Да только и к вечеру не явился тот, и на следующий день.
          - Вот нет человека и всё, будто в воду канул,- говаривали мужики.
 ***
          Сколько лет прошло с тех пор, Савелий счёт не вёл и уже не помнил. Да и зачем ему. Жил отшельником. Он в такие края затерялся, куда нога человека не ступала. Пока крепок, да здоров был, охотой промышлял. Бывало, на зайца петлю поставит, то глухаря подшибёт. Так и жил, а на зиму грибы, да ягоды запасал. Тайга она добрая, кто в ней толк знает. Медком угощала, если успеешь, а то ведь хозяин тайги нагрянет первый, тогда и поминай, как назывался медок.
          - А теперь вот только ягоды да грибы, - вслух подумал Савелий.
          Он слез с топчана, что соорудил собственными руками, инструмент он с собой взял, знал, что пригодится. Была при нём и собака, что приблудилась к нему по дороге. Верным другом был пес.
         - Да только мал век у псины,- жалел Савелий – давно помер пёс-то. Он накинул старый залатанный зипун, чтобы согреться на солнышке. Последнее время хворал сильно и поэтому редко выходил из хижины.
        - Эх, - покряхтывая, он подошёл к двери и открыл её. Яркие утренние лучи солнца пробежались по верхушкам деревьев.
         - Хороша погода, - подумал Савелий, выходя на свет божий. - Спасибо тебе, Боже, за дарованный день, - и он перекрестился. Потрогал награду, с которой никогда не расставался и присел на пень-колоду.
          - Красота, какая, - подумал он и улыбнулся по-стариковски. - Сколько хворал, а тут Господь силы дал выйти на свет.
            Он поднял голову вверх и что-то прошептал. Потом закрыл глаза. Солнечные лучи, коснувшись его старческого лица, гладили морщинистую кожу. Его душа отходила на небеса, где его ждали родители. Со стороны казалось, что он сидит, закрыв глаза, о чём-то думает…..