Триасовые закаты почвенничества. Чёрный Георг

Триасовые закаты почвенничества. Чёрный Георг

Нателла Климанова.   Критика

 

Обратите внимание на такой приём у Георга, который есть в его многих стихах, — клиповость.

Сам автор называет «клиповый» приём в своём творчестве — архитектоникой:

 

«Я это архитектоникой называю, а ведь можно для этого и другие термины найти. Здесь даже не наличие продуманного сюжета важно, а композиция самого текста. Сюжет может быть непрорисованным или частичным. Как и в стише про корову. Но движение вдоль оси композиции должно быть гладким и именно она раскрывает для читателя смысл текста, причем — таким образом, что зачастую адекватно пересказать его — невозможно. Вот это, кстати, одна из основных черт хорошей психоделикой...» (с)

 

Почти каждое стихотворение у автора, где есть сюжет,- это как смонтированный режиссёром хороший клип.

Все наверно помнят фильм-сказку о ёжике в тумане?

Там тоже такой принцип построения фильма, который захватывает и удивляет зрителя, переносит его мир маленького ёжика, который удивляется и восхищён большим миром и где нет никакого страха от тумана и неизвестности. Оператор поочерёдно переносит внимание зрителя от маленького ёжика в травинках к большой морде доброй лошади или внимательной собаки, а потом и ко всему сказочному лесу,- большому миру, которого не надо бояться, а надо любить.

Не потому ли маленький, отважный, исследующий мир ёжик в тумане так полюбился зрителю???

Тот же режиссёрский принцип от малого до большого и великого можно видеть и в стихотворении у Георга о корове. Хотя стихотворение носит символичное название «Радуга».

Прекрасная Радуга,- феномен спектральных лучей,- для всего мира, для планеты, для земли, для каждого человека, для каждого кустика и травинки на выпасе, над каждым человеком, над каждой коровой и лошадью.

 

Вся природа и природные явления у автора не просто явления, а участники общего действа торжества жизни.

Так зелёнушки не просто сидят грибами на выпасе, а они — успешные. То есть живут и процветают на земле.

Желудь не просто себе жёлудь в почве, но он тоже успешен. Упорно всходит и «становится дубом», — вечным деревом. Хотя и «забавляет» однолетних «лютиков лоснящуюся стаю».

Чувствуете, какая в этих строчках мощная скрытая идея одномоментности и вечности?

 

Какой-то всхожий жёлудь

становился дубом, забавляя

малым ростом и упорством – жёлтых

лютиков лоснящуюся стаю.

 

Солнце у Георга не просто космический объект, а тоже,- главный участник и виновник действа торжества жизни.

Солнце «исхитрилось» в этот чудный земной моросящий вечер подарить миру небесный, величественный «клирос»,- Радугу. Именно такое название дал автор своему стихотворению.

 

И все те редкие слова, малоупотребительные в обычной речи, но в данной строфе у поэта стоят исключительно на своём месте.

Мне кажется, другими словами и нельзя описать в поэтической форме природный феномен радуги. Может быть и можно, но так, как у Георга, невозможно встретить в русской поэзии ни у кого, потому что здесь метафористично употреблены не только редкие словосочетания, такие как «спектральными лучами»,«колеблющийся клирос»,«триасовых закатов», но в данной строфе происходит каскад игры символичных образов и трансформация Идеи красоты и любви к миру, где путь на небо прорастает «из стволов триасовых закатов»:

 

В это время солнце исхитрилось

расколоть – спектральными лучами –

низких туч колеблющийся клирос.

Семь оттенков – чистых, изначальных –

вспыхнули, образовав покатый

путь на небо, словно прорастали

из стволов триасовых закатов.

 

Вообще, трансформация, переворот сознания от бытия в планетарный космос предварительно начался в предыдущей строфе, где «вспененные травы» символично стали напоминать море, а корова — «стала бригантиной» в море, а стойло для коровы — гавань:

 

Луговые вспененные травы

издали напоминали море,

где корова стала бригантиной,

а суровый старый человече

вёл её – достойно и картинно –

в гавань. В стойло. В моросящий вечер.

 

Таким образом, с применением методов трансгрессии,- стихотворение из обычного разряда бытовушного, ироничного описания коровы и её пастуха деда Панаса, превращается в трансцедетальную панораму созерцания красоты мира, вечной любви и блаженства природы и человека.

Весьма символично оканчивается стихотворение образом дьячка — служителя бога, который выглядывает в окошко «случайно».

Здесь, у автора закручен двойственный многозначительный смысл.

С одной стороны дьячок случайно выглядывает в «блаженство» из окошка, где мир — смертный и несовершенный.

А с другой стороны, дьячок, из несовершенного мира, где " смерть, беда, несовершенство" случайно выглядывает в блаженство.

Ещё одна скрытая авторская Идея, на мой взгляд, заключена в последней строфе. Все религии мира — лишь случайный взгляд из несовершенного мира в блаженство:

 

Старый дьяк подумал: “Вот – блаженство!” –

выглянув случайно из окошка

в мир, где смерть, беда, несовершенство… –

и перекрестил – себя и кошку.

 

Эта Идея ошеломляет, заставляет задуматься, переворачивает сознание…

Не в этом ли сила и мощь новой поэзии неотранссимволизма с её новыми методами психоделики и трансгрессии???

 

Стих начался с внешнего юмора по гоголевским, и закончился весёлым приколом с дьячком, который вопреки церковному уставу, машинально, забыв обо всём, крестит кошку, соблазнившись красотой мира.

 

А ведь действительно, православная религия сейчас тоже переживает глубокий кризис.

Вот так говорит современный философ Григорий Померанц о современном состоянии религии:

 

Померанц: " Все великие религии сегодня стоят перед одним кризисом. Требуются новые слова для того, чтобы выразить старую истину: все абстрактные теории должны проверяться глубиной сердца.

Даже если речь идет о социальной теории, о путях развития общества.Идет процесс складывания мировой цивилизации, и путь России, и путь всех стран, которые хотят иметь свое будущее, – это путь быть национальным выразителем каких-то высот мировой цивилизации. Этот путь не закрыт для России, если, конечно, вся талантливая Россия не уедет.

 

Таким образом, дьячок у Георга — это интересный образ обычного человека способного соблазниться на красоту мира и крестить машинально даже кошку. Вот такой получился у Георга жизненный образ дьячка и деда Панаса, которые живут на одной земле, на одной планете. И это здорово, что Георг нас знакомит со своим миром и своими поэтическими персонажами, а самое главное,- со своими суперсовременными идеями, которые перекликаются с новыми современными идеями и требованием субглобального постиндустриалного времени, когда наступила пора научиться созерцать и любить землю и весь мир, в котором мы живём. Этому учит современная почвенническая поэзия, — поэзия о любви к земле и восхищения жизнью и красотой мира.

 

Некоторым читателям покажется, что простому народу без словаря будет затруднительно читать стихотворение???

А ведь народ то очень любит что-то замысловатое лицезреть и удивляться.

Взять ту же известную блоху мастера Левши или простую русскую матрёшку. С виду простая, а раскладывается ещё на семь таких же, но меньше.

Это принципы соцреализма обязывали творца писать ясно и понятно, чтобы любому лаптю было понятно. Отчего и выродился интерес народа к высоким стихам, потому что то, чем кормят сейчас издатели,- ни удивиться, ни восхититься никак нельзя.

Стих Георга, на первый взгляд, действительно напоминает лубок.

 

Эдакая сельская пастораль на крышке ларца, которая привлекает своей красочностью и понятностью.

Но ларец то сложно открывается и в самом ларце ещё несколько замечательных сундучков с такими же лубочными картинками. С такими же, но уже не такими. Картинки от ларца к ларцу становятся всё космичнее и панорамней.

Вот именно этим авангардизмом, необычностью поданных идей отличается почвеннический стих Георг в современности.

Как сам сказал автор, «МНОГОПЛАНОВОСТЬЮ с динамикой», со встроенными сюжетными картинками и нарастающей, раскручивающейся динамикой и выстроенной архитектоникой внутреннего смысла, которая в конце стиха превращается в откровение и познание истины.

И выражено это откровение в озарении и трансформации великой Идеи любви, «блаженства» к миру, к жизни, которая непрерывно «воскуряется миррой» и всей земле, ко всей планете от «планетарной капли» до «дольнего Памира»:

 

Сквозь доисторические дали

дед был сам неразличим с коровой:

волосы – пучками мокрой пакли...

Та – рогата, он – слегка растроган...

В каждой шустрой планетарной капле

в середине дольнего Памира

отразились – дед Панас с притихшей

животиной. Воскурялась мирра,

возносились ангелы и птицы...

 

Таким образом, от шутки с коровой, от местечка выпаса деда Панаса, где «Чистотел боролся с молочаем», чертополохом (кстати ядовитые травы для коровы), где автор ненавязчиво, как бы мимоходом по действию персонажа деда Панаса, по гоголевски, ярко и сочно, с любовью созерцает родную природу, где

 

«Небо наливалось сонной мутью,

а столбы электропередачи,

как шмели, жужжали...*,

 

— от шутки, от доброго юмора к планетарному созерцанию „триасовых закатов“ со „спектральными лучами“ радуги надо всей планетой, как будто у автора волшебный бинокль с наводкой перспективы резкости, а если и не бинокль, то волшебная камера, где автор сам сценарист и оператор,- снимает цветной клип.

 

Вблизи, — травинки „Луговые вспененные“ и цикорий. Корова. Дед Панас.

Камера отъезжает назад и, вот уже перед зрителем потрясающие виды всей планеты „триасовых закатов“.

Это стихотворение, на мой взгляд, своей живостью, образностью, своим юмором и шуткой не только может удивить и привлечь, заворожить внимание любого читателя. даже школьника, ребёнка, но так же исподволь, не напрягая читателя, символично несёт в себе Идею любви и учит любить жизнь, свою землю и весь мир, в котором живёт человек.

Со всей очевидностью можно сказать, что это новая поэзия. Новое почвенничество.

Это — неотранссимволизм.

 

Ещё замечу, что подобные стихи не поддаются пониманию с обычных, старых позиций старой поэзии.

Нужен новый уровень и новый скомпонованный разворот мышления на понимание трансцедентности образов.

Впрочем, символизм и трангснессия подобного плана стихотворений нисколько не отвергает и обычного читателя от сохи, а наоборот, привлекает и завораживает красочностью лубка, красочностью ярких красок, колоритностью, правдивостью народного образа деда Панаса с его коровой-кормилицей.

Стихи подобного плана будят мысль и воображение для любого уровня читателя. Каждый читатель может достичь своего собственного уровня понимания стихотворения и на этом не останавливаться, а идти дальше.

Автор, — Чёрный Георг, даёт эту возможность для читателя; возможность бесконечно наслаждаться высоким, высочайшим уровнем искусства настоящей новой поэзии начала 21 века.

 

_____ Радуга _______

____Черный Георг ____

 

… корова – это тоже печка,

… но с очень острыми рогами.

… (Анука, „городской взгляд на корову“)

 

Била лошадь – вдумчиво – копытом.

У коровы зачесалось вымя.

Дед Панас – голодным и небритым –

шёл на выпас, – по дороге вымок

под дождём, сбивавшим завязь с яблонь.

Чистотел боролся с молочаем.

За ногу чертополохом наглым

был укушен пешеход; – серчая,

вышел за околицу, где лужи

превращали тракт разбитый – в небо.

 

Полагая, что приметой служит,

выглядела жалко и нелепо

волглая трёхцветная корова.

Дед Панас промолвил: “И-и-и, скотина!” –

бросив на высоковольтный провод

взгляд – и подбирая хворостину.

Звонко шлёпнув ей по голенищу,

подтолкнул – глазастую безмерно

животину – прочь от ейной пищи,

уводя от клевера с люцерной.

 

Небо наливалось сонной мутью,

а столбы электропередачи,

как шмели, жужжали. Почему-то

пожалев кормилицу, дед начал

напевать, похлопывая нежно

по спине и выпуклому крупу,

миновав колонию успешных

зеленушек, что расселись кругом

ведьминым. Какой-то всхожий жёлудь

становился дубом, забавляя

малым ростом и упорством – жёлтых

лютиков лоснящуюся стаю.

 

Ворон хрипло каркнул из дубравы.

Привставал на цыпочки цикорий.

Луговые вспененные травы

издали напоминали море,

где корова стала бригантиной,

а суровый старый человече

вёл её – достойно и картинно –

в гавань. В стойло. В моросящий вечер.

 

В это время солнце исхитрилось

расколоть – спектральными лучами –

низких туч колеблющийся клирос.

Семь оттенков – чистых, изначальных –

вспыхнули, образовав покатый

путь на небо, словно прорастали

из стволов триасовых закатов.

 

Сквозь доисторические дали

дед был сам неразличим с коровой:

волосы – пучками мокрой пакли...

Та – рогата, он – слегка растроган...

В каждой шустрой планетарной капле

в середине дольнего Памира

отразились – дед Панас с притихшей

животиной. Воскурялась мирра,

возносились ангелы и птицы...

 

.........................................

 

Старый дьяк подумал: “Вот – блаженство!” –

выглянув случайно из окошка

в мир, где смерть, беда, несовершенство… –

и перекрестил – себя и кошку.

 

© Copyright: Нателла Климанова
Дата публикации: 12 ноября 2010 в 05:30

*На иллюстрации картина Уильма Блэйка