До зубов мне башку разрубили

До зубов, мне башку разрубили,
До корней! И звезды уже нет.
Нет погона, но бирку прибили –
Я ткачих незамужних поэт.

Не сбежит от меня со студентом
В новой юбке Любовь Фейгельман.
Никогда мне не стать конкурентом,
Тем, кто степь постелил, да туман.

В моем скромном стихе не заточит,
С длинной ручкой, секиру палач,
Смерд не дрогнет, а раб не хохочет,
Не хохочет и все, хоть заплачь.

В них калитка не скрипнет тихонько,
Разве только скрипучий диван.
Низких истин дороже, не только
Возвышающий душу обман.

В них свеча на столе не горела,
И в иные концы не мело,
Дерзновенная мысль не созрела,
Докопаться до сути всего.

Ну, не рвусь я из всех сухожилий,
Ну, не рвусь, хоть меня расстреляй,
И, конечно же, я не Вергилий,
Провожающий путников в рай.

Не явился ко мне и с похмелья
Серафим, шестикрылый, как змей,
И не жгу, приведениям внемля,
Я сердца беззащитных людей.

Свято место, конечно, не пусто,
И не выдам большой я секрет –
За границей пророков не густо,
А в родимой стране вовсе нет.

Да и я не тяну на пророка,
Не искрится божественный свет,
Не сгорел я от водки до срока  –
Я ткачих незамужних поэт.

Стилем русской медлительной речи
Мне уже не владеть никогда,
И не стать всех поэтов предтечей,
Нет таланта, видать не судьба.

Приземленный, как все остальные
Не почувствовал я ничего –
Ни по нынешним дням ностальгии,
А по прошлым годам, и того…

Не жую ананасов с шампанским
Мне чужды и фиглярство, и фарс,
Я не гений и с гонором панским
Не лечу из Нью-Йорка на Марс.

Не бегу я из маминых спален,
Одомашен, до робости тих,
И слезлив, и, немного, банален,
Я поэт незамужних ткачих.

Призывающим гласам не внемлю,
Видно сбавил Пегас свою прыть,
Виноградную косточку в землю,
Мне, конечно, уже не зарыть.

Не пишу я про дикий шиповник,
Что влюбленный графине принес,
Не шпионю, как графский садовник,
До «романсов» таких не дорос.

Никогда не позволит мне муза,
В океане топить лошадей,
И царица полей кукуруза,
Не дождется осанны моей.

Нет, не явится грубо и зримо,
Через годы, мой жиденький стих.
Нет дровишек с Парнаса, вестимо,
Я поэт незамужних ткачих.

Не выходит одна на дорогу,
Мать старушка в своем шушуне,
Пьяный в стельку, к родному порогу,
Не бредет хулиган в тишине.

И ни ночь, ни фонарь, ни аптеку,
Не осветит бессмысленный свет,
Взял бы гений, какой, под опеку –
Я ткачих незамужних поэт.

Даже самых дырявых ботинок,
С чудо – дерева мне не сорвать,
Я поэт для Катюшек и Зинок,
Что в Иванове нанялись ткать.

Ни луною, ни солнцем не дышат,
Персонажи лубочных стихов.
В них пронзительных нот не услышат,
Охранители вечных основ.

Из слоновой кости белых башен
Не видать мне - извилист мой шлях.
Я, как червь, у дымящихся пашен
Рою землю на чьих-то полях

Но судьба моя вовсе не горше,
И на нет и суда, видно, нет.
Я в России, конечно, не больше,
Чем поэт, я вообще не поэт.

И, хотя, моя книжка пылится,
Точно так же, как книжки «Самих»,
Нет резона сомненьем томиться -
Я поэт незамужних ткачих.

Как сорняк я в цветущей гречихе,
Признаю, признаю старшинство,
Только помните - наши ткачихи,
Составляют давно большинство…

«В институтах тебя не учили» –
Ясно слышен эстетственный чих.
До зубов мне башку разрубили,
Я поэт незамужних ткачих.