Ингви, Брат мой...
С белым солнцем на кромке неба?
Помнишь, - сказывал саги вслух ты,
И вздыхала я: «Вот и мне бы…»?
Помнишь, как предрассветным утром
Примерзала к спине рубаха?
Как в судёнышке нашем утлом
Ты на Грумант ходил без страха?
Как в четырнадцать лет от роду,
Изумляя нездешней силой,
Ты на кон позвал воеводу
И в броске одолел красиво?
А сердечко моё болело
И на волю рвалось, на волю…
…Было, Брат мой, на свете белом
Только двое нас. Только двое...
Городище у белой бухты
Полыхать пошло с колокольни.
Не успел сосчитать до двух ты –
Размесили чужие кони
Белый снег в кровяную слякоть.
А в зияющих рваных ранах –
Будто спелой черешни мякоть…
Ты пошёл супротив Мараны.
Схорониться велел под лодкой.
Поминая чужую маму,
Рвал зубами чужие глотки, –
Мертвецы, де, не имут сраму, –
И, в лепёшки сминая шлемы,
Головёнки вбивал по плечи…
Ингви, Брат мой, мы оба нЕмы.
Оба ныне с тобой далече.
Но тогда… Не/со/звучно пела.
Не/со/звучно смывала сажу.
А под сажей – белее мела,
Алебастра белей и глаже
Были щёки твои и веки.
Были губы твои и руки…
И запомнили нас навеки
Чьи-то дети и чьи-то внуки.
Веришь, Брат мой? – благоговея,
Восклицают порою: «Ух ты!..»
…Правый может ли стать правее?
Ингви, Брат мой, ты помнишь бухту?..
Свидетельство о публикации №115020504396