Великому Пришвину. Гаечки

   Две  самые  маленькие синицы,  гайки, 
сизые  с  чёрными полосками на  белых пухленьких щеках,
работали носами по сухому дереву
и добывали себе насекомых в  гнилой древесине – тах-тах-тах. 
   Работа шла так бойко,
маленькое отверстие так быстро расширялось и вверх, и вниз, и вправо, и влево, 
что птички всё глубже и глубже уходили в дерево.
   Я терпеливо смотрел на них неотрывно – каждый миг, 
пока наконец от  одной гаечки на  виду  остался лишь хвостик. 
Тогда я  тихонечко зашёл с  другой стороны, повторив повадку воронью,
подкрался и то место,  где торчит хвостик,  покрыл ладонью . 
   Птичка в  дупле не  сделала ни  одного движения
и  сразу как будто умерла – без сомнения . 
Я принял ладонь,  потрогал пальцем хвостик –  лежит,  не шевелится, как забытая;
погладил пальцем вдоль спинки – лежит, как убитая.
    А другая гаечка сидела на ветке в  двух-трёх  шагах и  попискивала всё сильнее. 
Можно было  догадаться,  что  она уговаривала подругу лежать как можно смирнее. 
"Ты,  –  говорила она, лежи и молчи,  а  я буду около него пищать, 
он погонится за мной,  я полечу,  и ты тогда не вздумай зевать".    
    Я не стал мучить птичку, как раньше,
отошёл в сторону и наблюдал, что будет дальше.
Мне пришлось стоять довольно долго,
потому что свободная гайка видела меня, хоть и недолго,
но предупреждала пленную:  "Лучше полежи немного, 
а то он тут недалеко стоит и смотрит, хочет слишком много".      
   Так  я  очень долго стоял,  пока  наконец свободная гайка, сознаюсь –
не  пропищала особенным голосом, как я догадываюсь:   
 Вылезай, ничего не поделаешь: стоит
и почему-то молчит.    
 Хвост исчез.
Показалась головка с чёрной полосой на щеке. Пискнула: где же он?      
Вон стоит, – пискнула другая, – видишь? 
Вижу, – пискнула пленница. И выпорхнула вон.      
    Они  отлетели всего  несколько шагов 
и,  наверно,  успели шепнуть друг другу:      
Давай посмотрим, может быть, он и ушёл?    
Заинтересовал я подругу.
  Полетели к верхней ветке. Всмотрелись. Чуть присели.   
Стоит, – сказала одна.  Стоит, – сказала другая. И улетели.
––––––
*Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) — русский советский писатель, автор произведений о природе, охотничьих рассказов, произведений для детей разного возраста.

 ––––––
М. Пришвин. Гаечки. (Отрывок).
...две  самые  маленькие синицы,  гайки,  сизые  с  черными полосками на  белых пухленьких щеках, работали носами по сухому дереву и добывали себе насекомых в  гнилой древесине.  Работа шла  так бойко,  что птички на  моих глазах все глубже и глубже уходили в дерево. Я терпеливо смотрел на них в бинокль, пока наконец от  одной гаечки на  виду  остался лишь хвостик.  Тогда я  тихонечко зашел с  другой стороны,  подкрался и то место,  где торчит хвостик,  покрыл ладонью.  Птичка в  дупле не  сделала ни  одного движения и  сразу как будто умерла.  Я принял ладонь,  потрогал пальцем хвостик -  лежит,  не шевелится; погладил пальцем вдоль спинки - лежит, как убитая. А другая гаечка сидела на ветке в  двух-трех  шагах и  попискивала.  Можно было  догадаться,  что  она уговаривала подругу лежать как можно смирнее.  "Ты,  -  говорила она, лежи и молчи,  а  я буду около него пищать,  он погонится за мной,  я полечу,  и ты тогда не зевай".      Я не стал мучить птичку, отошел в сторону и наблюдал, что будет дальше. Мне пришлось стоять довольно долго, потому что свободная гайка видела меня и предупреждала пленную:  "Лучше полежи немного,  а то он тут недалеко стоит и смотрит".      Так  я  очень долго стоял,  пока  наконец свободная гайка не  пропищала особенным голосом, как я догадываюсь:      - Вылезай, ничего не поделаешь: стоит.      Хвост исчез. Показалась головка с черной полосой на щеке. Пискнула:      - Где же он?      - Вон стоит, - пискнула другая, - видишь?      - А, вижу, - пискнула пленница.      И выпорхнула.      Они  отлетели всего  несколько шагов  и,  наверно,  успели шепнуть друг другу:      - Давай посмотрим, может быть, он и ушел.      Сели на верхнюю ветку. Всмотрелись.      - Стоит, - сказала одна.      - Стоит, - сказала другая. И улетели.