Тележка

         
      " В целях профилактики преступности и ликвидации нищенства инвалидов, которые не нашли свое место в мирной жизни, стали бродяжничать,  пьянствовать и просить милостыню,  государство решило вывезти подальше от крупных городов в специальные интернаты. Один из самых известных спецсанаториев  для инвалидов находился на острове Валаам.  С 1950 года  туда свозили всех, кто, вернувшись с фронта  калеками, был  выброшен на обочину жизни. Порой количество подопечных достигало  1000 человек. Все эти люди оказались вычеркнуты из анналов «исторической памяти»."

Два «утюжка» взамен мотора –
Необходимость, а не блажь,
Они с калекою проворно
Влекут убогий экипаж.

Блестят подшипники-колёса,
Стучат по полу «утюжки»,
И уступают без  вопросов
Ему дорогу мужики.

Калека катит на тележке,
Не похмелившийся и злой,
Без ног, в замызганной одежде,
И пассажир и рулевой.

Его обноски прикрывает
Матросский старенький бушлат,   
А на бушлате две медали -
За Будапешт и Сталинград.

Он на тележке мал настолько,
Что скрыт прилавком с головой,
И продавщице из-под стойки
Он тянет синий четвертной.

«К тебе катил я долго, Верка,
Свой самоходный аппарат,
Даёшь «Сучок» на опохмелку,
Ты видишь, патрубки горят!

Подай злодейку мне с наклейкой
И под казённым сургучом,
С утра поправлюсь я маленько
На четвертную с Ильичом!

Я знаю истинную цену
И героизма, и наград
И потому налью за Вену,
Где мои ноженьки лежат».

Замолк мужик и взял бутылку,
Тележку правя на крыльцо,
И губы чёрные в улыбку
Кривили грязное лицо.

Лишь тихо звякнули медали,
Да простучали «утюжки»,
И, словно пни, в торговом зале
Стояли молча мужики.

Они ни в чём не виноваты,
Но каждый – целый и живой,
И работяги, и солдаты,
И каждый с домом и с женой.

И каждый  был за мир навеки,
И каждый выпить не дурак,
Но молча  кланялись калеке,
Смущённо кашляя в кулак.

И я  там был, пострел безусый,
И инвалид внушал мне жуть,
Участник той картины грустной,
Я не постиг событий суть.

Но годы шли, от ран ужасных
Страна оправилась вполне -
И вот однажды в день прекрасный
Калек не стало по стране.

Нет, мы истории не судьи,
Да и молчит жестокий век
Про человеческие судьбы,
Про обезноженных калек.

Но не смыкает память вежды,
И слышу я сквозь вязь годов
Скрип чёрной кожаной тележки,
Стук инвалидных  «утюжков»…