Последний дракон

Там, где ни души в помине,
Там, где горы испокон,
Жил да был последний в мире,
Как луна седой дракон.

Зверь с индиговою кожей,
Со зрачками, будто нить.
Пасть, прищур — избави Боже
С ним тропу не поделить!

По утрам щипал осоку,
К дальним пастбищам гулял.
Бедный луг дрожмя дрожал
Под его стопой широкой.

Неуклюж и дальнозорок
И чуть-чуть рассеян был
Этот чудо-юдо-морок,
Зверо-змее-крокодил.

Рыцари (один другого
Круче!), жившие окрест,
В оба уха, в оба ока
Стерегли своих невест,

Чтоб не уволок в пещеру
Гад-поганец-саблезуб...
Кто б из рыцарей поверил,
Что дракон — не душегуб!

Для чего ему принцессы?
Для каких рептильих дел?
Он к таким деликатесам
Ввек охоты не имел.

Дни и ночи коротая
От двуногих вдалеке,
Что-то глухо напевая,
На гремучем языке,

Щурясь в рыжий, лунно-звёздный,
Сероглазый небосклон,
Вовсе даже не драконом
Мыслил сам себя дракон!

Не потомком древних бестий —
Каплей в море бытия.
(Капелька — сама земля
У подножья скал небесных)...

Как-то раз в огонь заката
Окунув шипы-крыла,
Зверь почуял, что куда-то
Твердь гранитная ушла.

Сам не понял, как так вышло:
В полный великанский рост
Выпрямился — выше, выше...
Взмыл над мировою крышей
И помчал! До самых звёзд!

А чего жалеть да мешкать,
Если он как перст один
В мире гор, теснин кромешных
Да двуногих образин?

Там, где Раки-Козероги
Млечною тропою шли,
Он осилил понемногу
Притяжение земли,

Притяженье мохноногих
Скал, горбатого хребта...
Утром путник одинокий
Понял, что гора пуста.

И решил: прогнали гада
С гор в болотистую гать!
Раструбили новость барды,
Славя рыцарскую рать.

Там, где зверь следы оставил
Триста лун тому назад,
Незабудковые стаи
Распустились, говорят.

Говорят... Да только реже
С каждым эхом, с каждым днём.
Бывшее когда-то прежде,
Ныне поросло быльём.

Лишь поля да горы помнят,
Помнит солнечная высь,
Как последние драконы
На земле перевелись.